Владимир Капитонов - Подранок — ответный удар
Бронский сунул закатанныё в пластик прямоугольник бумаги с красиво выполненным текстом в нагрудной карман своего пиджака.
Вышли на улицу.
— Тебя подкинуть, — Кирилл Андреевич кивнул на поджидающий у входа джип.
— Я пешком прогуляюсь, — безобидно отказал Лис.
На этом кореша и расстались.
«Эх, надо было Лису устроить внезапный сердечный приступ, — уже в машине мелькнула в голове Кирилла Андреевича запоздалая мысль. — Мало ли какая болезнь к людям прицепиться может… А может, и не надо было…. А, чёрт с ним! Чему быть, того не миновать».
Глава 20
После «ареста» Кочанова атмосфера вокруг нового гробовых дел мастера (за неимением лучшего специалиста вакансию заполнил ученик повязанного «органами» «преступника», оставив своё место свободным) накалилась. Братья Салкины, неизвестно по каким причинам вдруг проникшиеся глубоким уважением к Кочанову, хотя ранее этого так ярко не выражали, стали наперебой недвусмысленно намекать Громову, что, дескать, не свяжись с ним Виктор, работал бы он сейчас у верстака, а не парился на вонючих нарах. Может, слыхали что краем уха, может, о чём догадывались, а может, просто накопившееся зло своей неудавшейся жизни на нём срывали. Стас не обращал на эти тяжелобольные существа никакого внимания. Иван Григорьевич Пухляков ужесточил надзор над своим новым гробовщиком через молчаливого, но от этого не менее опасного в плане стукачества Титу. Госпожа Блюхтер разблокировалась и при, будто нарочно участившихся встречах со Стасом просто хамила ему и безбожно сквернословила. Одним словом, чехарда вокруг сплошная, да и только.
Надо отдать должное нервной системе Стаса. Он думал только о деле. Всегда и при любых обстоятельствах. Следующий опасный этап — персональный визит к самому Барону — решил не откладывать. И пошёл бы. Вот только случай расконсервировал законсервированную той ночью на кладбище мысль. Тоже небезопасную…
Ранним утром выбранного Стасом дня посещения офиса господина Бронского ещё запертые изнутри ворота похоронной конторы облепили шумные цыгане. Утро для Громова было концом ночного дежурства по охране территории фирмы. Ему и пришлось сдерживать натиск возбуждённой до предела вольной орды. Представителей свободолюбивой и беспредельной нации было не меньше двадцати. В большинстве своём закутанное в разноцветные тряпки визгливое бабьё, от разноголосия которого Стас едва не оглох. Он неоднократно пытался выяснить, что конкретно им нужно. Но на все его вопросы бабы всегда выкрикивали одно и тоже:
— Открывай ворота, скотина паршивая!
Вероятнее всего — это было единственное, что они хорошо знали на русском языке. В конце концов, не выдержал и уставший за ночь Стас.
— Валите на хрен отсюда! — голодным тигром зарычал он.
Нет, не от его грозного рыка цыганок как ветром сдуло. Властный мужской голос был тому причиной. На сцене цыганского театра появился седовласый цыган лет сорока пяти-сорока семи, облачённый в кожаную жилетку поверх красной шёлковой рубашки с широким воротником, кожаные штаны и свободные сандалии на босу ногу. Смуглую шею украшала массивная золотая цепь. На волосатых запястьях бренчали «рыжие» браслеты.
— Ты извини наших женщин, — располагающе улыбнулся он, позволяя яркому летнему солнышку поиграть светом со всеми тридцатью двумя его золотыми коронками. — Женщины, они всегда шумные.
Стас хорошо помнил его ещё со времён своего бандитского лихолетья. Это был барон местного осёдлого цыганского табора Ян Прайда. В памяти Громова оживились даже адрес цыганского барона, на котором он почему-то жил отдельно от своего табора, марка и цвет его автомобиля — «Тойота Карина» цвета «Снежная Королева» (точно, вон она поджидает его на обочине дороги). И как раз в этот момент и произошла расконсервация того самого коварного замысла. Перед глазами Громова встало лицо задушенного цыгана. «Сделали это, скорее всего парни Василия, иначе за каким хреном сам цыганский барон пожалует к Пухлякову? Пораспращать кое о чём хочет, — складывалось в мозгу Стаса. — Надо проверить…»
— Меня зовут Ян Прайда, — выдержав минутную паузу, представился цыганский барон.
Стас сделал безразличное лицо.
— А я здесь причём?
— Мне нужен твой хозяин.
— Его нет. А ворота до его прихода открыть не имею права.
— Хорошо, брат. Я подожду его в машине, — не стал спорить Ян и с ленцой направился к своей машине.
Конечно, Ян Прайда приехал сюда не один — точно парочку смуглых крепышей для охраны прихватил. «Значит, будут между собой тереть. Возможно, на интересующую меня тему», — перепрыгнув через забор и притаившись за деревом неподалёку от авто Прайды, прикинул Громов. Стёкла со стороны Стаса были полностью опущены, так что звукоизоляции в салоне никакой. И вправду, цыганский барон находился под охраной двух своих верных соплеменников. Они громко, абсолютно никого и ничего не опасаясь, перетирали злободневную для них тему. Без всяких там обвиняли зажравшихся «беркутовцев» в смертоубийстве любимого и обожаемого всем табором Паши Лебедева. Обвинения подкреплялись показаниями цыганок-торговок, которые были свидетелями разговора Павла с четверыми сотрудниками «Беркута». Те навязывали цыганскому бизнесу свою «крышу». Потом между цыганками и парнями вышла склока, после которой, через короткий промежуток времени Лебедев бесследно исчез. «Так, так, — размышлял Стас, перебрасывая своё тело обратно через забор. — Моё предположение подтверждается. Во всяком случае, цыгане убеждены, что в трагедии виновен «Беркут». Это хорошо. Что ж, остаётся от лица этой фирмочки на все сто процентов заверить их в этом…» План операции «Цыганская буря» был утверждён. Но до воплощения его в жизнь Стасу Громову пришлось подзаработать немного, спихивая готовую продукцию на сторону. Вырученные средства были потрачены на приобретение дешёвенького спортивного костюма тёмного цвета, чёрных дамских чулков, упаковки сильнейшего снотворного и трёхлитровой банки самогона. Без сивухи об успехе операции можно было забыть — слишком старательно выполнял своё секретное задание Тита.
Итак, поздним вечером ближайшего же выходного дня Стас выставил на общий стол банку с гремучим коктейлем — «сивач» плюс два десятка таблеток снотворного, и со словами: «давайте жить дружно» разбулькал мутную жидкость по стаканам. Мужики оттаяли и врезали по паре стаканов каждый. Потом ещё, ещё и так пока не выдули всю эту гадость до самого дна. Стас незаметно вылил свою первую порцию на пол, а от последующих деликатно отказался. Собутыльники не воспротивились. Часа в три утра работяги капитально вырубились, чего и добивался Стас. Переодевшись в спортивный костюм и рассовав по карманам стамеску и чулки, Громов отправился в путь.
На его удачу Ян Прайда никуда не переехал — жил на прежнем адресе. И тачку свою у подъезда оставил. Вообще шик! Теперь зайти к нему в «гости» — раз плюнуть. Стасу было немного жаль уродовать японскую красавицу. Но чего не сделаешь ради благого дела? Хорошо он её отмудохал прихваченным на помойке арматурным прутом…
Субботним вечером в цыганском таборе состоялось экстренное совещание, на котором решался вопрос разборки с «Беркутом». Хотя Ян Прайда и переговорил с глазу на глаз с Пухляковым, используя в беседе все дозволенные и недозволенные методы дознания, ничего толкового от него не добился. Но это большого значения не имело. Всё одно «Беркут» стал кровным врагом цыганского народа. Присутствовали практически все. Мнения разделились. Восемьдесят процентов присутствующих настаивали на немедленной кровной мести. Остальные двадцать, в которые входили сам барон и ещё несколько уважаемых людей — старшин, тоже против не были. Просили только немного повременить, чтобы тщательно подготовиться к акту возмездия. «Беркут» всё-таки не шайка отморозков, а мощная организация. И всё-таки мнение меньшинства перевесило. Победившая сторона решила отпраздновать свою победу и накрыла по-цыгански щедрый стол. Хорошо гульнули. С песнями и танцами. Ян даже не помнил, как добрался до своей берлоги. На этот час даже во сне он страдал с глубокого похмелья. К колокольному перезвону в его голове добавился ещё какой-то прямо леденящий кровь вой. Ян с трудом смог разлепить веки и помотал головой. Колокола переговариваться между собой стали тише, а этот проклятый вой наоборот стал ещё громче. Наконец-то цыганский барон допетрил, что воет-то не в его голове, а где-то на улице. Он с трудом поднялся с дивана и нетвёрдым шагом подошёл к окну. Раздвинув занавески, обомлел от ужаса. Даже густая поросль на всём его теле ощетинилась как шерсть разъярённой собаки. Прайда готов был выпрыгнуть в окно с третьего этажа. Настолько велико было его горе. Собрав всю свою волю в единый кулак, Ян отлепился от подоконника и в одних «семейниках», не запирая квартиры на ключ, выпульнулся на лестничную клетку. По фигу ему был человек, притаившийся за стояком мусоропровода.
