Василий Веденеев - Дальше живут драконы
Тяжело вздохнув – как-то безотрадно, когда душит дефицит во всем, даже в памяти, – Купцов свернул в сторону от шумной Таганской площади. Отыскав старый кинотеатр, предъявил пожилой билетерше удостоверение и прошел через фойе к неприметной двери, ведущей в подвал. Шагнув за порог, он начал спускаться вниз, в. сырую темноту.
Внизу на крохотной площадке оказалась еще одна дверь, сквозь щели которой пробивался слабый, мигающий свет. Открыв ее, Иван очутился в полумраке, разорванном светом проектора. Нескладный, заросший до глаз волосами человек, копошился около афиши, усердно малюя на ней огромной кистью.
– Кто там? – недовольно обернулся лохматый.
– Это я, Баня, – проходя в комнату, откликнулся Иван.
– Никак гражданин Купцов? – выключая проектор и зажигая верхний свет, ошарашенно пробормотал Буня. – Призрак отца Гамлета… Вас же, говорили, услали куда-то из белокаменной?
Хозяин мастерской смахнул со стула пыль, постелил на него свежую газету и широким жестом предложил гостю сесть.
– Нет, – присаживаясь, улыбнулся Купцов, – я не призрак. Можешь пощупать. Принимаешь гостя?
– Ну, смотря какого, – буркнул хозяин.
– А ты, стало быть, окончательно порвал с «системой» и на трассу больше ни ногой? – осматривая мастерскую, протянул Иван. – Решил вернуться к старому ремеслу?
– Так и вы свое ремесло не забываете, – усмехнулся Буня.
– Сыск не ремесло, – назидательно заметил Купцов. – Сыск – это искусство.
– Может пивка? – скрывая охватившее его беспокойство, предложил хозяин.
– Спасибо, – отказался Купцов, – я не употребляю.
– Вы счастливый, воля есть, а я вот балуюсь… Сразу хочу сказать, – решился Буня, – нет больше Буни. Остался гражданин Носов Николай Кузьмич, вернее, товарищ Носов. Вот так… Я теперь полностью чистый перед вами, работаю.
– Вижу, – согласился Иван, доставая сигареты. – У тебя курят? Ну и как, нравится работать?
– Ничего… – протянул Носов. – Правда, платят маловато, но я еще подрабатываю. Главное – мастерская здесь, писать можно. Это все так, ерундовина. – Он пренебрежительно кивнул на незаконченную афишу.
– А для души? – прищурился Купцов.
Буня стрельнул в него недоверчивым взглядом, потом, немного поколебавшись, полез за груду афиш и старых досок. Достал небольшое полотно и поставил на стол.
Иван всмотрелся. Разбитое окно, керосиновая лампа на деревянном подоконнике, а в глубине отражается в зеленоватом мутном зеркале женская фигура.
– «Ожидание», – явно надеясь на похвалу, сказал Носов.
– Ничего, – скупо похвалил Купцов, уловивший в картине явное подражание Константину Васильеву.
– «Ничего», – скорчив гримасу, обиженно передразнил Буня, – со временем лучшие картинные галереи мира будут оспаривать право выставить мои полотна!..
– Ладно, не обижайся, – примирительно заметил Купцов. – В картинах я действительно не очень разбираюсь, а вот другие твои произведения я ценил, как знаток. Помнишь, рисованные фальшивочки?
– Что было, то прошло.
– Прошло ли? – подался вперед Иван. – Тут недавно проскочила одна штучка. Уж не ты ли, дорогой, за старое взялся?
– Мало ли спецов по этой части? – отводя в сторону глаза, промямлил Буня. «Господи, неужели с появлением этого знакомого сыщика начинается прежний кошмар?»
– Мало, дорогой гражданин Носов, мало. Билетики на Ла-Скала ты рисовал? Может, по молодости лет соблазнился? Сознавайся, все одно – дело прошлое, чего уж теперь темнить?
– Не-е, это не я, – хозяин мастерской выставил перед собой ладони, выпачканные краской. – Но тоже классная работа.
– Откуда знаешь? – насторожился Купцов.
– Говорили, – равнодушно пожал плечами Носов. – А кто, не помню, давно все было и быльем поросло. Я вот жениться собираюсь.
– Может статься так, что придется подождать с женитьбой, – вздохнул Иван, сокрушенно разведя руками. – Есть у меня подозрение, что ты, по просьбе неких друзей, сделал одну фалыпивочку. Не возражай, – предупреждающе поднял он руку, – дело там слишком серьезно повернулось.
– Не делал я ничего!
– Ты мне это докажи, – вкрадчиво предложил Иван. И Буне стало страшно от его спокойного, почти ласкового голоса.
– Вы о презумции невиновности слыхали? – сделал он робкую попытку вырваться из ловушки.
– Приходилось, – усмехнулся Купцов, – но я тебя не нарами пугаю.
– Да? – воскликнул Носов. – Просто пришел и поговорил, да? Только и всего, что напомнил ненароком о прошлом?
– Ну-у, милый, прошлое ты сам для себя сковал, не я его тебе таким сделал. Давай-ка лучше по-хорошему…
– Это как?
– Ты ведь меня знаешь? – спокойно начал Иван. – Помогал я тебе, когда ты собирался нормальным человеком стать и тусовался в «системе»? Помоги и ты мне.
– В стукачи зовешь? Прикажешь выпить с корешками, потолковать по душам, а потом заложить их со всеми потрохами?
– Слушай, – поднялся Купцов, где ты корешков нашел? Среди блатных? Раз становишься человеком, так и будь им.
– Господи, да чего тебе надо? – сморщившись, простонал Буня. – Не любоваться же ты на меня приперся?
– Это точно, не любоваться. Знать мне надо, кто фальшивые билетики на итальянскую оперу делал.
– Зачем? Зачем знать? – проведя ладонями по лицу, словно сдирая с него налипшую паутину, прошипел Носов. – Сам сказал: дело прошлое!
– А прошлое за сегодняшний день цепляет, вроде как у тебя, – уже от дверей обернулся Купцов. – Тот, кто билеты рисовал, сделал недавно фальшивый бланк. Через это одного человека уже убили и тяжело ранили мать двоих детей, которая сейчас лежит в реанимации, и неизвестно, выживет ли. А те, кто убил, гуляют на воле и могут натворить новых дел. Думаешь, Ване Купцову тебя надо придавить и застращать? Нет, Носов, я потому к тебе пришел, что навел справки и поверил, что Буня умер и похоронен.
– Погоди, – шагнул к нему хозяин мастерской, – откуда известно, что рисовал один и тот же человек?
– Экспертиза установила. Поможешь? – прямо спросил Купцов.
– Попробую. Загляни через несколько дней. Но только железный уговор: если узнаю, не допытывайся, где и у кого…
Прикрыв дверь, Иван снова очутился в полумраке. Почти ощупью отыскав первую ступеньку лестницы, начал подниматься наверх…
Глава 2
Жирная рыжая крыса лениво шествовала от помойки к пищеблоку, высокомерно не обращая внимания на проходивших поблизости людей и только слегка припуская рысцой, когда они слишком приближались. Добравшись до отдушины в фундаменте здания, она не спеша нырнула в темноту подвала и скрылась.
Заинтересованный Бондарев приостановился – давно такого не приходилось видеть в самом центре города, да еще на больничной территории. Хотя живут же крысы на всех московских овощехранилищах – и ничего, не помирают от нитратов. Отчего бы не жить крысам и здесь, на зеленом пятачке, зажатом с одной стороны шумным проспектом, а с другой – старым, заросшим парком. Вздохнув, Бондарев направился к желтоватым больничным корпусам.
Отыскав отделение хирургии, он получил короткий, не по росту халатик и поднялся в ординаторскую. Врач, заранее предупрежденный по телефону, встретил его приветливо.
– Долго, пожалуйста, не говорите, – украдкой подтянув зеленые хирургические штаны, попросил он Бондарева. – Она слабая еще. Боюсь ухудшения. Ну, пошли?
«Совсем мальчишка, – выходя следом за ним в коридор, подумал Саша, – даже штаны по-мальчишески подтягивает, а поди же ты, вытащил Лушину с того света».
– Вы, пожалуйста, не говорите ей о племяннике, – приостановившись перед дверью палаты, напомнил Бондареву врач.
– Минут десять мне дадите?
– Постарайтесь все же покороче.
Заверив, что он не собирается утомлять больную, Бондарев вошел следом за хирургом в палату, сразу словно окунувшись в полумрак и запах лекарств. На высокой кровати, опутанная проводами датчиков и трубочками капельниц, лежала Лушина.
– Вот, гости к вам, – привычно взяв ее запястье проверяя пульс, улыбнулся врач. – Как у нас сегодня?
Маша слабо улыбнулась в ответ, и Бондарев поспешил представиться:
– Я из милиции. Александр Алексеевич…
– Присаживайтесь, – подал ему белую больничную табуретку хирург. – Загляните потом ко мне?
– Обязательно, – благодарно кивнул Саша и повернулся к больной. – Нам надо восстановить картину произошедшего в вашей квартире. Сколько их было?
– Четверо, – слабо шевельнулись губы Маши.
– Молодые, старые? Какого возраста?
– Трое молодые… Один не очень…
– Кто стрелял?
– Молодой… И постарше, лысый.
«Лысый – это уже кое-что, – немного оживился Саша, – примета, которую просто так не спрячешь».
– Кто-нибудь из них был одет в форму милиции?
– Нет… – Она прикрыла глаза, и Бондарев понял, что ей очень тяжело вспоминать то утро, когда раздался роковой звонок в дверь квартиры. – Сеня как? – Маша открыла глаза.
