Хьелль Даль - Четвертый под подозрением
— Так я и знал! — возмутился Гунарстранна. — Ты меня за идиота держишь!
Фрёлик шумно выдохнул. Гунарстранна повернулся в дверях и сказал:
— Фрёлик, сегодня я вспоминал, как много дел мы с тобой раскрыли вместе. Раньше у нас не было никаких разногласий. Мне казалось, что мы с тобой во многом дополняем друг друга. Но теперь… нехорошо, что ты что-то утаиваешь и ведешь себя как идиот. В деле, которым мне сейчас приходится заниматься, и без того многовато трупов: Арнфинн Хага, Юнни и Элизабет Фаремо. Если приплюсовать к ним университетскую преподавательницу, которая покончила с собой, трупов получается уже четыре. Ты полицейский. Я бы никогда не подумал, что ты окажешься одной ногой в могиле или будешь вешать мне лапшу на уши в ходе расследования.
— Я бы и сам не поверил, — согласился Фрёлик. — Но я догадываюсь, кто на меня напал, — пробормотал он.
Гунарстранна покачал головой.
— Даже если мы уже арестовывали мотоциклиста, вовсе не обязательно, что он тот самый, кто сбил тебя.
— Хочешь поспорить? — буркнул Фрёлик. — Ставлю сотню, что это Йим Ройнстад.
— А может, он кому-то дал взаймы свой мотоцикл, — возразил Гунарстранна. — Если так, можешь попрощаться со своей сотней.
Гунарстранна захлопнул дверь и вышел.
Глава 27
В Ашим инспектор Гунарстранна решил поехать на поезде. Сверившись с расписанием, он понял, что поездка займет не меньше часа. Он приедет на место как раз к открытию банка. Иттерьерде и Стигерсанн уже заняли позиции неподалеку.
Поездка оказалась долгой и нудной. Он вспомнил, что уже ездил в Ашим — давно, в шестидесятые годы прошлого века, чтобы посмотреть матч между столичным футбольным клубом «Волеренга» и командой из Сарпсборга. Полные юношеского воодушевления и веры в прогресс, они с другом сели в поезд, но до Сарпсборга доползли, когда матч уже начался. Прошло сорок лет, и он успел забыть, что железная дорога связывает почти все городишки в центральном Эстфолле. Октябрьское солнце еще не взошло; впрочем, у него не было ни времени, ни возможности любоваться жнивьем, фермами и вспаханными полями. Гунарстранна по телефону управлял ходом операции и мысленно проверял, все ли в порядке.
Не прошло и получаса, как зазвонил его телефон. Лена Стигерсанн произнесла два слова:
— В яблочко!
— Выкладывай, — велел Гунарстранна.
— Я сейчас в кабинете управляющего местным отделением банка. В девяносто восьмом Юнни Фаремо и Видар Балло арендовали здесь депозитарную ячейку.
— Кто еще имеет доступ к ячейке?
— Йим Ройнстад и еще один тип по имени Ильяз Зупак.
— Где у них депозитарий?
— В цокольном этаже.
— Видеокамера там установлена?
— Нет.
— Ладно. Скрестим пальцы на счастье — вдруг они объявятся. Если нет, я закажу ордер на вскрытие сейфа. Что бы ни случилось, мне нельзя попадаться им на глаза. Балло и Ройнстад знают меня.
Лена Стигерсанн робко кашлянула.
— Что там еще? — буркнул Гунарстранна.
— Что нам делать, если они объявятся? Арестовать их?
— Естественно.
— На каком основании?
— По подозрению в нападении на сотрудника полиции.
Местное отделение банка находилось напротив железнодорожной станции. Довольно современное кирпичное здание; помимо банка, там разместились также аптека и медицинский центр. Гунарстранна встал в очередь перед банкоматом. Краем глаза он заметил машину Иттерьерде, стоящую за большим станционным киоском. Подошла его очередь — он снял пятьсот крон. Потом отправился искать какое-нибудь кафе, где можно позавтракать. Перешел железнодорожный переезд. К гудрону прилипли мокрые желтые листья. На той стороне он нашел кофейню; по соседству с кофейней расположились багетная мастерская и картинная галерея.
Гунарстранна заказал сэндвич и чашку черного кофе. Завтракая, он не сводил взгляда с пешеходной улицы, по которой шли тепло одетые прохожие. Проехал на велосипеде какой-то бородач, любитель пофорсить: руки в красных перчатках он сунул в карманы и смотрел прямо перед собой.
Допив кофе, Гунарстранна помянул про себя недобрым словом болтунов-политиков, запретивших курение в ресторанах и кафе. Вдруг стеклянная дверь распахнулась; к стойке подошел Иттерьерде. Он заказал свежесваренный кофе.
— Гунарстранна, — сказал Иттерьерде, — я только что видел человека с прической еще хуже, чем у тебя!
— Поздравляю, — ответил Гунарстранна, расправляя пряди на лысине и разглядывая себя в окне.
— Знаешь, кто он? — продолжал Иттерьерде. — Педер Кристиан Асбьёрнсен![4]
— Он уже сто лет как умер, — возразил Гунарстранна.
Иттерьерде помахал купюрой в пятьдесят крон:
— А здесь как живой!
Гунарстранна мрачно воззрился на купюру, а потом произнес:
— Кажется, тебе положено не спускать глаз с банка?
В этот миг рация Гунарстранны затрещала, говорила Стигерсанн — из машины.
— У меня хорошая новость и плохая, — сказала она. — С какой начать?
— С плохой.
— Пришел только один.
— Где он сейчас?
— На заднем сиденье моей машины, так что вот тебе одновременно и хорошая новость.
Иттерьерде ухмыльнулся.
Девушка за стойкой налила Иттерьерде кофе в бумажный стаканчик. Они вышли. Гунарстранна поежился от холода, закурил и жадно затянулся. Иттерьерде повернулся к нему:
— О чем ты думаешь, когда вот так замираешь?
— Вспоминаю один роман, который читал когда-то давно, — ответил Гунарстранна. — Роман написал Нурдаль Григ,[5] и называется он «Мир еще должен стать молодым». Написан в двадцать восьмом году.
— Почему ты вдруг вспомнил именно этот роман?
— Там есть фраза про то, что опасно курить зимой на холоде.
— Ну и что?
— Автор считает, что самое опасное — впускать в легкие холод, а не дым.
— Значит, мир больше немолодой, — ответил Иттерьерде, ухмыляясь собственному остроумию.
— Уж кто бы говорил.
Они медленно зашагали к железнодорожному переезду и еще издали увидели включенный проблесковый маячок.
— Гунарстранна, неужели тебя ничем невозможно удивить? Ведь то, что один из наших подопечных все-таки объявился, сродни крупному выигрышу в лотерею!
— Меня удивляет слишком многое.
Приближался поезд. Зазвонил колокол на переезде, и шлагбаум со скрипом опустился. Гунарстранна ждал. Иттерьерде, уже начавший переходить пути, остановился и вернулся, пропуская поезд.
— Что, например?
— Ну, например, сколько народу в курсе, что идет по телевизору. Все без конца обсуждают тот или иной сериал. И не только на работе. Те, у кого берут интервью для газет, говорят о телевидении. Люди на телевидении говорят о телевидении.
— Ну и что здесь такого удивительного?
— Мне всегда казалось, стыдно признаваться, что тебя интересуют подобные вещи.
Иттерьерде едва заметно улыбнулся:
— Ну а если бы тебя заставили высказать о чем-то свое мнение, ты что, стал бы распространяться о количестве выпитого виски и выкуренного табака?
— Не знаю, мне хватает трудностей и без табака. Но жизнь, заполненная дурацкими телепрограммами, наверняка во много крат хуже. Зомбоящик способен за короткий срок сбить планку, отупить, а в перспективе и превратить в идиота.
На западный склон холма тихо въехал железнодорожный состав. Застучали колеса: поезд остановился у желтой станции. Со скрипом поднялся шлагбаум.
У банка стояли две полицейские машины из отделения Фолло. Третья машина была без опознавательных знаков, однако с включенной мигалкой на крыше. На заднем сиденье маячили две внушительные тени. Дверца со стороны водителя открылась, и вышла Лена Стигерсанн.
— Кто там у нас? — поинтересовался Гунарстранна.
— Йим Ройнстад.
Гунарстранна нагнулся и заглянул в салон. Здоровяк Ройнстад неподвижно сидел на заднем сиденье.
— Он приехал на мотоцикле?
— Да.
— Не забудьте забрать его. Вещественное доказательство.
— Как скажешь. Ты — начальник.
— Где вы его взяли?
— Мы дали ему спуститься в депозитарий. Он взял то, за чем пришел, а когда стал подниматься наверх, мы его сцапали.
— Что он вынул из ячейки?
— При нем был полный чемодан денег. — Лена Стигерсанн показала Гунарстранне кейс. — Там их очень-очень много.
Гунарстранна снова заглянул в салон.
— Что осталось в ячейке?
— Теперь она пустая.
— Он что-нибудь сказал?
— Его не спрашивали.
Несколько секунд они постояли молча. Первой заговорила Лена Стигерсанн:
— Ну и что нам делать дальше?
