Павел Астахов - Квартира
— Да, Егор Кузьмич, — выдавил девелопер. — Я от своих слов не отказываюсь: считайте, что я начал вчера, так что в статистику включайте смело.
Ковтун насторожился.
— А на самом деле что там… у тебя?
Поклонский немного помолчал… и все-таки признался:
— Проблема с площадкой.
«Артем!» — понял Ковтун; никто другой серьезных проблем с площадкой Поклонскому устроить не мог.
— И как зовут твою проблему? — осторожно поинтересовался министр.
— Жучков, — нехотя проронил Поклонский, — это начальник жэка. Должен был уже к ночи строение освободить, а с утра вот позвонил и попросил еще несколько часов.
— Часов? — ошарашенно поднял кустистые брови Ковтун.
Мысль о том, что его, министра строительства России, заставляет нервничать проблемка на уровне жэка, да еще ценой всего в несколько часов, была непривычной.
«Странная задержка… и что это может быть? Суд?»
Впрочем, Поклонский и сам понял, что сказал глупость.
— Да не беспокойтесь вы, Егор Кузьмич! — с напором выпалил он. — Все решаемо. Просто если я не получу эту площадку через два-три часа из рук этого Жучка, я получу ее через десять часов из других рук. Всего-то делов!
Егор Кузьмич с сомнением покачал головой:
— Ох, доиграешься ты, Игореша…
Видео
Когда Павлов, заехав по пути в суд и оставив кассационную жалобу по Зойкиному делу, к полудню прибыл в офис, на рабочем столе, заваленном не разобранными из-за квартирного вопроса определениями суда, срочными требованиями и обращениями, на самом верху красовалась повестка в Следственный комитет. Павлов раздраженно пробежал по лаконичным строчкам.
— К одиннадцати ноль-ноль? Сегодня? Когда же я успею? Уже за полдень.
Он схватил телефон и набрал номер, указанный на повестке.
— Слушаю. Онаньев, — представилась трубка сухим баритоном.
— Товарищ следователь, это Павлов. Адвокат.
— Так. Я вас ждал больше часа, но вы не прибыли, — зафиксировал неявку следователь.
— Я понимаю, но повестку доставили буквально минут пять назад. Я же не телепат, — рассердился Артем.
— Разве? Мне кажется, вы так сами не считаете, — неприязненно отозвался Онаньев. — По крайней мере, постоянно выступаете в роли штатного провидца. Как ни включу телевизор, вы все вещаете о судьбах отечественной юриспруденции. Но это к делу не имеет отношения. Я вас вызывал, чтобы сообщить две новости.
— Ага, дайте предскажу, — не менее язвительно предложил адвокат. — Плохую и очень плохую?
— Нет. Провидец из вас никудышный, — с удовлетворением констатировал Онаньев, — не знаю как адвокат…
Артем терпеливо ждал, когда прокурорский юмор иссякнет. Конечно, его задевало такое отношение, но… давно не удивляло. Каждый мало-мальски продвинутый следователь обязательно вешал в своем кабинете листок с цитатой из Ульянова-Ленина об адвокатах: «Адвокат — это такая интеллигентская сволочь, которая часто паскудничает. Его надо брать ежовыми рукавицами и ставить в интересную позу…». Так что рассчитывать на комплименты следственных тружеников не приходилось.
— Так вот, — прокашлялся следователь, — новость хорошая и очень хорошая.
Артем заинтересовался:
— Говорите.
— Не положено. Я должен вас ознакомить с материалами и постановлением. Приезжайте, как сможете. Я на месте до девяти вечера. Пропуск внизу на охране. Это в ваших интересах.
Павлов открыл было рот, но Онаньев уже повесил трубку.
— Вот… тьфу!
Некоторое время Артем размышлял, с какой целью его приглашают, но сам же признал бесполезность таких размышлений. Задача раскрыть преступление в этой конторе всегда уступала задаче закрыть дело. Поэтому и его, Артема Павлова, главная задача состояла не в том, чтобы рассказать, а в том, чтобы выслушать.
Через двадцать минут Артем входил в проходную следственного комитета. Пропуск действительно ждал его на милицейском посту. Кабинет Онаньева находился там же, где и в первый раз, на седьмом этаже в конце коридора. Помимо уже упомянутого плакатика с ленинским определением, на стене появился портрет президента и премьера, которые стояли настолько близко, что почти сливались в двуглавого орла, раскинувшего крылья сразу за их спиной. Артем так поразился находке фотографа-оригинала, что Онаньев не мог не перехватить его взгляда.
— Нравится? Мне тоже. Здрасьте, Павлов. Садитесь. В смысле, присаживайтесь.
Лукавое предложение «садиться» тоже являлось неотъемлемой частью прокурорского фольклора.
— Добрый день. Благодарю. Слушаю вас очень внимательно.
Артем откинулся на спинку железного стула, закинул ногу на ногу и выразительно глянул на часы. Жест не вполне приличный, но весьма выразительный и уместный для посетителя следственного подразделения.
— Не много займу времени. Не переживайте. Читайте, — следователь протянул бланк постановления.
Артем, затаив дыхание, внимательно впился в строки сухого документа. Главное выделялось жирным шрифтом: «Возбудить уголовное дело по ст. 105 УК РФ по факту причинения насильственной смерти гр. Павлову Андрею Андреевичу». Адвокат тяжело выдохнул:
— Я же говорил…
Он пробежал документ до конца и вернул Онаньеву. Тот невозмутимо протянул Артему еще один лист.
— Это протокол осмотра вещественного доказательства. Предлагаю ознакомиться и сразу же посмотреть.
— Что посмотреть? — удивился Артем, но тут же поймал взглядом объясняющую все строку. — Видеокассета… видеозапись… понятно. Ну что ж, давайте смотреть.
Павлов подписал протокол и повернулся к телевизору, засветившемуся в углу. Онаньев кивнул и нажал на пульт. На экране появился одноухий. Он был связан, избит и пока еще жив. Артему стало неуютно.
Говорил одноухий тяжело и кривился, видимо, от боли. План был очень крупный, и его лицо занимало всю поверхность телевизора. Сзади маленьким кусочком проглядывала серая стена, но была ли это стена из вчерашнего подвала, Артем судить не взялся бы.
— …меня зовут Алексей Михайлович Захаров… года рождения… трижды судим… статьям…
Следователь нажал паузу, и одноухий замер, а его лицо на экране пошло телевизионной рябью.
— Вы знаете этого человека? Раньше встречали? — поинтересовался Онаньев.
— Встречал, — с неприязнью проронил Артем. — Я говорил вам уже раньше. Даже портрет его скульптурный представил…
— Да. Вот, фигурка у меня. — Следователь положил на стол глиняного бандита, слепленного умелыми руками Варвары Штольц. — Давайте посмотрим дальше…
Он перегнал пленку вперед и, дважды наткнувшись на ненужные сейчас куски, наконец нашел то, что надо.
— Я признаюсь, — тихо, явно слабея от потери крови, произнес бандит, — в том, что совершил нападение на адвоката Павлова… также ранее… его отца… в районе метро «Рижская»…
«Это кто так за меня порадел? — стиснул зубы Артем. — Не иначе Кореш… но почему?!»
Подобная «улика» могла добавить хлопот намного больше, чем хотелось бы. А тем временем следователь нажал кнопку пульта, и лицо Захарова снова застыло на экране недоброй напряженной маской. Павлов молчал. Он ждал объяснений, но следователь тоже помалкивал и внимательно следил за реакцией адвоката. Наконец спросил:
— Что скажете, Павлов?
— А что тут скажешь? — развел руками Артем. — Человек признается в преступлении. Дальше слово за вами.
— И… вас ничего не смущает?
Артем мысленно просмотрел все возможные варианты и тут же пришел к выводу, что, если бы его подозревали в насильственном принуждении к подобной даче показаний, разговор потек бы несколько иначе. Возможно, так же тактично и ненавязчиво, но… иначе. Да и пленку уж очень долго прогоняли…
— У меня вопрос, — перешел он в наступление, — этот… Захаров, он признался только в покушении на меня и отца? Больше ни в чем?
Онаньев отвернулся к окну, некоторое время размышлял и вздохнул:
— Вы в списке — предпоследний. Он сознался в тридцати шести убийствах. Все из-за квартир. Пенсионеры, детдомовцы, одинокие женщины…
— А кто брал показания, известно? — задал следующий вопрос Артем. — Это не похоже на милицейскую съемку…
Онаньев вздохнул еще глубже.
— Да это и не милицейская съемка. Пленку нам подбросили, но многое в ней достоверно. Это действительно некто Захаров по кличке Захар. Вор, судим. Сожительница не видела его уже несколько дней.
Перед глазами адвоката вспыхнула сцена: замотанный в целлофан труп суют в багажник заляпанного грязью, битого-перебитого «Москвича». А следователь говорил и говорил — сосредоточенно и очень ровно.
— У меня больше нет сомнений, что вашего отца действительно убили. И, скорее всего, это сделал Захаров. И, скорее всего, по заказу, — Онаньев прищурился. — Вам ведь есть что по этому поводу сказать?