Татьяна Гармаш-Роффе - Вечная молодость с аукциона
Михаил развел руками.
– Верно… Признаться, я был уверен, что она разочаруется. Ну не то чтобы уверен, я все-таки надеялся! – но боялся всерьез. А она, видите, не разочаровалась… Мы провели вместе несколько дивных дней… – Лицо Михаила озарила такая счастливая улыбка, что Ксюша чуть не расплакалась от умиления. – Бедняжка, – добавил он расстроенно, – она ведь даже не представляет, куда я подевался! Не дай бог, решила, что я от нее сбежал…
– Да уж… – посочувствовала Ксюша. – Да мы как-нибудь выберемся отсюда, я думаю! Так что вы не слишком расстраивайтесь.
Михаил кинул на нее удивленный взгляд: самонадеянная дурочка, что ли? Но Ксюша его взгляд не заметила, размышляя о Реми и Алеше, которые, вне всякого сомнения, скоро забеспокоятся и начнут ее искать. И еще один вопрос ее занимал: если сторож разговаривал, как она поняла, с хозяином замка, с Бертраном де Нарбонном, то Дидье Леблан, он в сговоре с ним или нет? Знает ли он, что в подземелье замка Ла Барбен сидит пленник? И если Дидье Леблан ни при чем, то должен же он как-то забеспокоиться, что его подопечной нет на месте? Может, он станет ее искать?
Как всегда бывало с Ксюшей в таких случаях, воображение немедленно нарисовало картинку: вот Леблан, глядя на часы, спрашивает, куда запропастилась русская гостья, а Бертран де Нарбонн отвечает: «Да мой шофер отвез ее уже обратно, она попросила поехать пораньше, а тебя беспокоить не хотела…»
Одним словом, от Леблана никакой помощи не будет, это точно. Он завтра улетит спокойно в Америку и забудет о Ксюше. Оставалось надеяться только на Реми и на Алексея – это хорошо, что они вместе, у них вдвоем отлично получается! А Саша – она тоже предприимчивая, так что они, вне всякого сомнения, найдут Ксюшу и этого бедного изобретателя очень скоро!
– У меня муж – частный детектив, – пояснила она, на удивленный взгляд Левикова. – А вчера как раз прилетела моя сестра со своим другом Алексеем – так он тоже частный детектив! Неужели же два частных детектива не разыщут меня в самое ближайшее время? Вернее, – спохватилась она, – как только они поймут, что я пропала… А поймут они не раньше середины дня, когда я не вернусь в Париж… Придется подождать, – закончила Ксюша несколько менее бодро.
– Только бы они не предприняли ничего раньше, чем ваши детективы разыщут вас, – тихо сказал Левиков.
Ксюша не захотела уточнять смысл этой фразы. Она просто побоялась его уточнять…
– А почему вы отказались от этой фирмы? Чем она вам не угодила? – с несколько форсированной заинтересованностью спросила Ксюша, желая поскорей сменить тему.
– Это оказались клиники пластической хирургии, эстетической хирургии, как здесь называют, или клиники красоты… А у меня на них большой зуб, признаться… Но даже и без зуба я вовсе не хотел, чтобы они прикарманили мое изобретение и пользовались им только в своих меркантильных целях: понятно ведь, они бы запустили в своей клинической лаборатории производство мази по бешеной цене и еще бы приписали действие моего препарата достижениям их хирургии! Любой нормальный человек на моем месте воспротивился бы подобному использованию средства, которое могло бы осчастливить миллионы женщин! В клиниках же к нему получат доступ только те, у кого есть деньги, большие деньги! А это несправедливо, вы согласны?
Согласна, конечно, согласна! Какой ты хороший мужик, Михаил, – ископаемо хороший, такие уже давно перевелись! О благе человечества думаешь – боже мой, да тебе памятник надо ставить, ты раритет, реликт, ты вымерший тип благородных рыцарей, готовых радеть о чем-то нематериальном…
– Согласна, – ответила вслух Ксюша. – А зуб за что? Уж не делали ли вы подтяжки? Или исправляли форму носа?
– Я нет. А вот тетка моя… У меня она одна оставалась от всей родни – никого, кроме нее. А она такая классная была… Меня «племяш» называла… Она меня очень любила, своих-то детей бог не дал… Все вздыхала, что я не в нее пошел, а в брата ее, моего отца. Женщина-огонь, аж искры сыпались – вам, наверное, трудно представить, но у нее и в шестьдесят лет любовники были! Я всегда ею восхищался… Она так любила жизнь, она любила вкусно поесть, хорошо выпить, она закуривала иногда сигару – мужскую такую сигару после стопки, – но, представьте, ей шло… Она всегда меня поддерживала морально, помогала материально в трудную минуту, когда я еще аспирантом был… Так вот, задумала она вес убавить путем пластической хирургии. Заодно морщины убрать и так далее. Деньги у нее всегда водились, она же настоящая бизнес-акула у меня была… – Левиков растроганно улыбнулся. – Или скорее авантюристка… Но ей все удавалось! Характер такой у нее был – удача к ней припадала, как мужчины… В общем, изуродовали ее в Швейцарии. На бедрах остались такие шрамы – глубокие впадины, ямы просто. Еще одна яма на животе… Смотреть было страшно. Что за мясник делал ей операцию, не знаю, но тетка сказала, что там все так ловко устроено, что их даже к суду привлечь нельзя: допустимая медицинская ошибка. Она не пережила этого. Она хотела продлить свою женскую жизнь, а вышло наоборот. Мужчина, ради которого она пошла на операцию, ее бросил… И тетка – она не выдержала. Она вдруг почувствовала себя старой, отжившей, никому не нужной… И отравилась газом. Записку мне оставила… Там были такие слова: «Не держи на него зла, Миша, проблема не в том, что он меня бросил, проблема в том, что я сама себя бросила… Человеку, который ненавидит собственное отражение в зеркале, лучше уйти, пока он не возненавидел весь мир»… Так что зуб у меня, как видите, большой на эстетическую хирургию. И я отказался. Сказал Ларисе: в клиники красоты не пойду, и все тут. Они для меня клиники уродства, если хотите…
Лариса не спорила. Боялась только, что вдруг другого покупателя не найдем, – так, представьте себе, на следующий же день нашли! Сначала по телефону переговорили, потом встретились. Очень крупная фармацевтическая компания «Провентис-Фарма». Они серьезно заинтересовались. Просили дать им десять дней, чтобы поразмыслить и продумать возможность контракта со мной. Лариса мне сказала: ничего они размышлять не будут, это так, для пущей важности! Они же уже ножками сучат от нетерпения, так хотят заполучить мое открытие! Да они и впрямь обмолвились, что возьмут меня директором проекта, если, мол, все пойдет хорошо… Лариса сказала, что здесь так принято: делать вид, что не очень-то и хотелось. Клиники тоже сильно изображали легкую заинтересованность, а оказалось, что заинтересованность у них того… Тяжелая.
– Так вы с ними все-таки встречались?
– Я с ними – нет. А вот они со мной… Лариса, кажется, поступила неосторожно – но как она могла знать? Когда из дирекции клиник позвонили и стали спрашивать, когда же я у них появлюсь, она им ответила правду: что я решил иметь дело с «Провентис-Фарма»… Еще через день нам позвонили от «Провентис-Фарма» и предложили мне экскурсию по их производствам на юге. Я обрадовался. Лариса поехать не смогла, но они нашли русского переводчика…
Мы отправились скоростным поездом до Марселя. Прекрасный отель, великолепный ужин. Утром меня повезли смотреть достопримечательности… Мы едва ли не целый день слонялись по музеям и живописным деревушкам, и я даже спросил, когда же мне покажут фабрики… «Завтра», – был ответ. Ну, я что – я гость, не мне диктовать условия. К вечеру привезли в этот замок. Экскурсия здесь и закончилась… Они сказали: давайте мы вам покажем еще один коридор – это очень живописно… Я, по правде говоря, уже устал – целый день слонялись! – и впечатлений было слишком много, через край. Но согласился, чтобы не обижать отказом моих радушных хозяев… И, дойдя до этого места, они меня просто втолкнули в клетку… Меня сопровождали трое – какая честь! Некий господин, фамилии которого я не запомнил, но его зовут Дидье, затем местный охранник и русский переводчик. Они, надо думать, все в сговоре…
– Охранник – это тот, который запер меня?
– Он самый…
– Погодите – Дидье… Уж не Леблан ли его фамилия?
– Не помню… А врать не буду. Кажется, он даже не представился – Дидье, и все дела…
– А переводчик? Что за человек? Русский?
– Русский… Мышонок с бегающими глазами… Такие, знаете, любой ценой цепляются за заграницу и на любую работу согласны… Дерьмо, одним словом, – печально заключил Михаил.
Ксюша почти восхитилась: как сочувственно к ничтожеству этой личности произнес Левиков слово «дерьмо»! Он его жалел, это дерьмо, – за его жалкую дерьмовость! Нет, памятник, памятник, причем срочно – этому вымирающему типу благородных людей, каким был Михаил Левиков!!! Даже Ксюша, при всей ее доброте, не обладала таким обширным, безразмерным великодушием!
– И что же дальше?
– Дидье с переводчиком остались здесь, охранник ушел. И вот тут-то он мне объяснил, что клиники пластической хирургии настоятельно желают, чтобы я согласился на сотрудничество с ними. А я им сказал: нет.
