Кирилл Гольцов - Дом на цилиндрах
— Может, и так. Теперь, давай-ка бери пакет. Наверное, для него пришло самое время…
Я хотел что-то через силу ответить, но тут же почувствовал, как в горле что-то стало неукротимо подниматься и горячая зловонная струя вырвалась из моего рта. Потом ещё одна, и новая, до тех пор пока, по-видимому, не исчерпалось всё скромное содержимое желудка, кривя губы лишь пустыми кряхтящими спазмами.
— Вот и ладно. Теперь на-ка, глотни водички, только первые разы лучше сплюнь в пакет, а потом… Что ещё?
На ветровое стекло откуда-то приземлилось сразу два смятых чайных пакетика, обрызгавших всё вокруг мутно-коричневыми, немедленно начавшими растекаться каплями.
— Ну с этим надо разобраться. Побудь-ка тут и никуда не выходи!
Хельман покинул машину, запер дверь, предварительно излишне сильно ею хлопнув, и некоторое время всматривался в стоящее рядом невысокое здание, составляющее единый комплекс с больницей, но, судя по множеству вывесок, скорее всего, отданное в аренду каким-то фирмам.
— Эй ты, лысый. Да-да, я тебе, не прячься! — закричал он в одно из распахнутых окон, и, немного пригнувшись, я вскоре увидел появившегося там худосочного пожилого мужчину:
— Это вы мне?
— А то кому же. Вы что себе позволяете, уважаемый?
— О чём вы? — пискляво выкрикнул в ответ тот.
— Да про чайные пакетики. Кто это вас научил швыряться ими из окон?
— Ну… извините, если в вас попало, я не хотел!
— Ага, значит, нечаянно. А вы помните, как за него бьют?
Хельман сплюнул, сделал шаг к машине и сгрёб пальцами тёмные комочки, от которых вниз по стеклу уже пролегло несколько широких светло-коричневых дорожек.
— Чего молчите-то? По-хорошему, конечно, надо бы мне сейчас к вам туда подняться да начистить кое-кому лысину, однако время поджимает, поэтому вот вам!
Он размахнулся и бросил оба пакета в окно, а пожилой мужчина быстро нагнулся, чтобы избежать попадания снарядов.
— А вот ещё от меня отдельное фи!
Хельман поднял с растрескавшегося от пробивающейся растительности асфальта неровный кусок чего-то вроде бетона и также зашвырнул в сторону обидчика. Где-то за окном раздался звон, вскрики, и я невольно представил себе, как ни с того ни с сего пугается кто-то из сотрудников, недоумевающий по поводу произошедшего. Но хотя Хельман здесь явно переборщил, в полной мере порицать его поступок я никак не мог: когда отдельные люди ведут себя откровенно по-хамски, простыми окриками и внушениями делу не поможешь точно.
— Вот и всё. Немного разрешили этот вопрос! — воскликнул Хельман, открывая дверь и ополаскивая стекло.
— И куда мы теперь? — осторожно поинтересовался я, наблюдая, как длинный одинокий дворник старательно трётся перед нашими глазами.
— О, у нас запланировано несколько мероприятий, и не беспокойся, каждое из них покажется тебе чем-нибудь да примечательным. Скажи, разве со мной было когда-нибудь скучно?
— Это уж точно, что нет.
— Вот и не сомневайся попусту…
Мы миновали шлагбаум и, ввинтившись в плотный поток машин, поехали вдоль однотипных панельных домов.
— А ты-то, наверное, думал, что застрял в этой дыре навсегда?
— Да, что-то такое было… — задумчиво протянул я и хотел упомянуть о встрече с Адой и Виолеттой, но потом передумал… Мало ли что и как там у них сложилось дальше.
— Вот-вот, со мной-то не пропадёшь. Прошёл этот этап, за ним обязательно должен последовать следующий. Главное, не тормозить!
— Представляешь, я даже в первое мгновение поверил, что ты можешь быть неким Александром, как отрекомендовал тебя доктор. Однако, наверное, есть люди, которые не забываются ни при каких обстоятельствах и ты, несомненно, один из них.
— Ты мне попросту льстишь в глаза! — усмехнулся Хельман. — Но на самом деле, скажу честно, что рад тебя видеть. Согласись, развлекаться с самим собой, это как-то не особенно интересно…
Машина резко газанула, повернула со второго ряда и понеслась вдоль утопающей в дыму набережной.
— Смотри-ка, сегодня там получше! — Хельман указал вперёд, где явственно различался высокий угловатый мост, упирающийся в возвышающийся на другой стороне стеклянный бизнес-центр, рядом с которым размыто зеленело что-то вроде парка. — И какие-никакие, а листья нужного цвета кое-где в Москве остались. Думаю, поэтому они не изменят своей привычке и обязательно будут там сегодня.
— Кто?
— Всё увидишь, не беспокойся. Кстати, одень-ка это на шею… — Хельман наклонился, открыл бардачок и сунул мне в руки тяжёлый чёрный футляр: — Там бинокль, и будь спокоен, все детали разглядишь как на ладони.
Я молча повесил на плечо забавно тонкий для такого весомого аксессуара кожаный ремешок и наблюдал, как мы, развернувшись, притормаживаем у самого моста.
— Всё, давай, пошли!
Хельман посмотрел на свои большие спортивные часы с излишне выпуклым стеклом и показал рукой, чтобы я поторопился. Как ни удивительно, на мост мне удалось подняться в три захода, но достаточно сносно. Может, и вправду смена обстановки пошла на пользу или дело было ещё в чём-то, но чувствовать я себя стал точно лучше.
— Видишь тот парк и скамейку возле фонтана с каменными цветами? — Хельман высвободил из чехла бинокль и пихнул его мне в руки: — Давай, наведи и посмотри!
Я поднёс к глазам окуляры и только сейчас заметил, как сильно дрожат мои руки. Сначала в бинокле мелькнула зелёная жижа, потом я покрутил единственное колёсико, и всё стало чётче. Да, вот фонтан, лавочка, на ней сидит какая-то девушка и что-то выговаривает стоящему рядом с насупленным видом мальчику лет шести. Тот возражает, замахивается загорелой рукой с татуировкой в виде чего-то, напоминающего маяк, и забавно топает ножкой, явно несогласный с услышанным.
— И кто это?
— Узнаешь немного позже, а пока просто внимательно смотри, — ответил Хельман.
Я опёрся локтями на выгнутый резной парапет. Дрожание рук с каждой секундой усиливалось и становилось просто нестерпимым, отдаваясь даже где-то глубоко в спине. Некоторое время ничего не происходило, а потом в мгновение ока мелькнула красно-чёрная вспышка, что-то грохотнуло и скамейка с людьми разлетелась в стороны. Как и не было! Через мгновение на том месте, куда был устремлён мой бинокль, была только небольшая тёмная прогалина, вился чёрный дым и высились две неровные обгоревшие кучи — видимо, всё, что осталось от женщины и ребёнка. Они странно напоминали могильные холмики, и я невольно вспомнил свой дом с находящимся неподалёку кладбищем, на котором не было похоронено ни одного человека, которого я бы знал даже отдалённо.
Возможно, до больницы моя реакция на произошедшее выразилась бы как-то иначе — наверное, даже очень бурно, но сейчас я только несколько минут пытался осознать, что же увидел. А в какой-то момент понял, что в полной мере на это не способен.
— Гляди-ка, вся Москва-река затянута какой-то тиной, и утки среди банок плавают… — задумчиво протянул Хельман, словно ничего не случилось. — Во, смотри, одна рассекает, а за ней прямо какой-то бензиновый след, словно кряква на двигателе. Наверное, это селезень такой яркий, а вон гуськом и подружки за ним поспевают, прямо целый гарем.
Я опустил бинокль, некоторое время смотрел на Москву-реку, на утку с длинным блестящим клювом, в котором сбоку застряло что-то вроде разодранного куска ткани, скорее всего, собственное перо. Потом тихо спросил:
— Зачем ты это сделал?
— Понимаешь, иногда появляются лишние люди, которые уже не нужны, но и оставить просто так их нельзя, уж больно обременяют. Надо же как-то от них избавляться. Может, способ и не оригинален, но, думаю, в нём всё-таки что-то есть. Как считаешь?
— Впервые увидел, как таким образом гибнет ребёнок… — поперхнувшись, произнёс я и услышал отдалённые крики, смешивающиеся с воем сирен.
— А вот и те, кто сможет оценить только последствия, а не увидеть картину, так сказать, в общем. Наверное, не стоит им мешать. Поехали дальше что ли? — спросил Хельман и взял меня под руку.
Мы молча спустились на набережную и уселись в машину, заревел двигатель, потом окружающее замелькало в окнах, а перед моими глазами бесконечно прокручивалась картинка, как — пшик! — и женщина с мальчиком исчезли навсегда. Мне почему-то стало казаться, что если я смогу проиграть это назад, то непременно всё будет хорошо. Только видеомагнитофон, засевший в моей голове, упорно не желал этого делать. Как я не силился представить пульт с продолговатыми кнопками, на одной из которых нарисованы две стрелочки, смотрящие влево, ничего не выходило. Даже такая простая вещь, как вообразить эту картинку на телевизионном экране, который можно было бы в любой момент выключить, появляться упорно не хотела. Зато, видимо, как развитие сюжета, в голову стали лезть разные глупости: словно, куда я ни посмотрю через бинокль, всё начинало сразу взрываться, чадить, громко выть и стонать.
