Эдуард Фикер - Операция «C-L»
Я просовываю голову в щель витрины и вежливо обращаюсь к нему:
– Разрешите? Мне нужно с вами срочно поговорить. Он удивленно оборачивается.
– Пожалуйста, пройдите в магазин. Осторожнее, тут ведь стекло.
Я вытаскиваю из кармана удостоверение, а он испуганно следит за всеми моими жестами.
– Извините за беспокойство. – Я продолжаю стоять у витрины. – Но не будете ли вы так любезны прервать на время свою работу?
Закрытое стекло витрины скрывает эту сцену от любопытных прохожих. Художник-оформитель осторожно пробирается к витринной щели и, спрыгнув на тротуар, смотрит на меня с нескрываемым удивлением.
– Что вам угодно?
– Чтобы вы на время оставили витрину.
Он подчиняется, а я делаю знак сотруднице: больше она мне не нужна. Вместе с ним я вхожу в магазин, все с удивлением смотрят на меня. Продавцы стоят без дела, В магазине всего одна пожилая клиентка, которой занимается одна из продавщиц.
Оформитель ведет меня налево, к двери, табличка на которой возвещает: «Примерочная, только для дам». Там он предлагает мне присесть, но я благодарю и отказываюсь.
– Вы знаете Романа Галика?
– Галика? Разумеется! Он недавно был у нас. – Бедняга машинально приглаживает волосы.
– Покажите мне ваши документы.
Оформитель, нервничая, лезет сначала не в тот карман. Наконец протягивает мне паспорт. Алоиз Троужил. Записываю его имя и адрес.
– Галик был здесь с дамой, – продолжает он уже по своей инициативе. – Часа за три до этого он пришел один, И попросил меня не называть его по имени при этой даме, дескать, ей он представился иначе.
Я знаю совершенно точно, что Троужил действительно не называл Галика по имени. Знаю и то, что они «на ты». И я спрашиваю:
– Вы его хорошо знаете?
– Мы вместе учились в школе. И вместе ее окончили. Потом долго не виделись. Мне достался в наследство от отца магазин модного платья, но новые экономические отношения… Теперь я здесь просто служащий. Что ж, мне неплохо.
– А вы встречались с Галиком после окончания школы?
– После окончания? Пожалуй, нет. Хотя – простите. Раз или два на встречах бывших учеников школы… это было еще перед войной… а потом как-то встретились на улице. И заговорили о том, кто чем занимается. Я предложил ему работу в нашем магазине, но он в ответ рассмеялся. Дескать, он сам себе господин, с женой разошелся. А у меня трое детей, и я ни за что не стал бы разводиться.
– С тех пор вы с ним не виделись до того дня, когда он покупал здесь платье?
Алоиз Троужил снова нервным движением приглаживает волосы.
– Один раз. В этом году, в начале весны. Было еще грязно. Он пришел ко мне с несколько странной просьбой. Я выполнил ее, но, раз уж вы расспрашиваете меня с таким пристрастием, заверяю вас, что я не увидел в этой просьбе ничего дурного.
– Можете смело говорить, – успокоил я его.
– Он хотел… чтобы я достал ему два манекена, ну, те, что мы ставим в витрины… мужской и женский. Я не знал, удастся ли мне это. Тогда он поинтересовался, где их делают. А когда я задал вопрос, зачем ему эти манекены… – Алоиз Троужил снова поглаживает волосы, мнется и наконец говорит: – Его ответ был каким-то странным. Я воспринял это как шутку…
– А что именно он вам ответил?
– Он сказал, – словно с трудом припоминает Троужил, – что хочет ставить опыты не только на крысах. Что свои опыты он с манекенов перенесет потом на живых людей и заработает на этом миллионы.
– Что он имел в виду?
– Не знаю. Он не стал больше распространяться на эту тему. Или он дурачил меня, или не хотел выдать какую-то тайну. А что, он совершил что-нибудь противозаконное?
– Иначе бы мы им не занимались. Так получил он эти манекены?
– Получил, – отвечает Троужил словно бы с неохотой. – Здесь, у нас. На складе давно валялся мужской манекен, ведь мужской одеждой, как вы знаете, мы больше не торгуем… Нашелся там и женский манекен с поврежденным лицом. Но Галику они подошли. PI он даже уверял, что такие как раз ему и нужны. Дескать, не будь у одного из манекенов отбит нос, пришлось бы caмoмv его отбивать. Он получил их даром, как ненужный хлам.
– И унес их с собой?
– Увез. Посадил сзади в такси, сам сел к шоферу и поехал. Машина была старая, водитель тоже немолодой Шофер спросил, куда ехать. Галик ответил: «Высочаны» а там он, дескать, скажет куда, и шофер еще пошутил: «А я-то думал, что эти двое сзади собираются сыграть свадьбу». Все вокруг засмеялись, и они уехали. Больше я ничего не знаю.
Если Галик действительно заявил, что с помощью двух манекенов он заработает миллионы, то ведь именно в операции «C–L» шла речь о миллионах. Тут существовала какая-то фантастическая связь.
– Во время последнего посещения он не заговаривал с вами о манекенах?
– Нет, – качает головой Троужил, – и не вспоминал о них, а я не спрашивал.
И я оставляю пана Троужила в покое.
6
На работу я возвращаюсь пешком. Солнце раздражает меня, кажется утомительным. Зато в моем кабинете прохладно. Черный кофе меня подбадривает, но ненадолго. Вероятно, мне просто нужно хорошенько выспаться.
По моему вызову является Трепинский. Трепинский, как и Лоубал, надежен и точен, как машина.
– Постарайтесь узнать о Романе Галине все, что можно, – говорю я ему. – Кроме того, разыщите водителя такси, который весной вез на Высочаны парочку манекенов. О такой странной поездке, я думаю, шофер не забыл. И машина и шофер преклонного возраста.
Сам я направляюсь к Будинскому. Я вызываю его с какого-то совещания. Мы идем в его кабинет, плотно прикрываем двери.
– Ну, как там с этими сериями? – спрашиваю я. – Вы приняли соответствующие меры?
– Разумеется, – отвечает Будинский. – Кроме замеченных двадцати четырех тысяч, ничего больше пока не появилось.
– Не забывайте о других сериях, – советую я. – Ведь серию «C–L» можно изменить на «0-L», «С-Е» и тому подобное.
– Серии «0-L» не существует, – качает головой. Будинский, – и невозможно изменить буквы серии так, чтобы это осталось незамеченным.
– Тогда остается серия «С-Е», – констатирую я, – потому что «L» легко изменить на «Е». Просмотрите эту серию. Ведь вы знаете, какое количество денег этой серии пустили в оборот.
– Об этом мы уже думали. Если вы считаете на основании расследования, что такое изменение возможно…
– Да, я допускаю эту возможность. Каждую купюру серии «С-Е» нужно проверить.
Больше я ничего не могу сделать. Иду домой и звоню на работу, что приду часов в шесть вечера. Потом валюсь на кровать. Самая отвратительная вещь на свете – хорошо идущий будильник.
Я голоден как волк. Да, человек все-таки должен есть.
Наконец я попадаю в кабинет, правда, не в самом лучшем состоянии. На моем столе лежит куча бумаг, в которых, поджидая меня, без зазрения совести и со скучающим видом роется Карличек.
– Мы не смогли написать вам в рапорте ничего такого, о чем бы вы уже не знали. Мне кажется, что самое главное вы поручили мне. Я все выполнил, правда, еще не изложил в письменном виде.
Карличек и раньше уклонялся от всяких письменных рапортов, он ничуть не изменился. Порой он кажется мне шустрым, бойким щенком, который мчится прямо в воду, думая, что это твердая почва.
– Речь идет о ключах, не так ли? – пытаюсь угадать я.
– Да, о ключах, – подтверждает он и вытаскивает их из кармана.
– С ключами пани Трояновой все в порядке, – показывает он связку ключей поменьше. – Этот – от ее квартиры, этот – от дома, вот от почтового ящика.
И ключи Йозефа Трояна оказались в порядке.
– А вот ключ Галика от квартиры, – продолжает Карличек с непривычной для него медлительностью, – дальше идет ключ от письменного стола. Стол при взрыве был поврежден и почти целиком сгорел. Это изложено в протоколе. В столе была уйма бумаг. Пока мы нашли лишь клочки какого-то ценника электроприборов, заметки, относящиеся к работе в институте, обычные документы и несколько тысяч серии «С-Е».
Карличек выжидательно смотрит на меня.
– Продолжайте, – говорю я.
– Как вам угодно. Эта серия «С-Е» весьма подозрительна. Кроме того, по-моему, Йозеф Троян и Роман Галик отлично знали друг друга и Троян, который жил только благодаря инъекциям инсулина, использовал близость Галика со своей женой. Вся тройка принадлежала к одной и той же банде. Положение Трояна было таково, что он готов был пойти на все, чтобы достать деньги. Он ведь, собственно, не жил, а прозябал и, думаю, обвинял в этом новое общество. С этими купюрами он наделал много глупостей, и его убрали. Как убрали в свое время Войтиржа со Шрамеком. О сержанте Вране и той девушке с 286-го километра я уж не говорю. Они собирались в дальнейшем устранить и Ленка. А пока что отправили на тот свет Троянову и Галика. Некто избавляется от всех по очереди. И если убраны еще не все, то убийства будут продолжаться, поэтому мы должны быть начеку. Кто-то не желает делиться с остальными. Самая губительная страсть – это страсть к деньгам. И если ею заболевают, преступление следует за преступлением. Я вовсе не собираюсь читать лекцию на моральную тему. А просто хочу сказать, что вдохновителем всего происходящего является некая темная личность. О банде в целом говорить уже не приходится. Сами деньги и истребили ее. Мы должны разыскать эту бестию. У нас есть кое-какой словесный портрет этого типа, сделанный пассажирами автобуса, есть следы у мусорных ящиков, его видели в больнице, к тому же он опытный химик… Значит, будем искать химика, живущего не по средствам, борода которого не слишком бросается в глаза, если он покрасит ее в черный цвет.
