Наталья Александрова - Игра случая
Полный адрес старушки Примаковой Леопольд Казимирович выяснил по справке. Осторожно расспрашивая подполковника, Леопольд Казимирович узнал, что никаких таких особенных событий в жизни Примаковых за последние годы не произошло, если не считать смерти хозяина. Анна Матвеевна жила тихо, скромно и довольно бедно, из чего Гржемский сделал вывод, что офорты они никому не продали, и что есть надежда отыскать их в укромном месте, куда спрятал их осторожный и недоверчивый старик Примаков.
Гржемский и сам не знал, зачем он вернулся к этому вопросу об офортах. Конечно, хотелось добыть офорты, вывезти их каким-то образом за границу и приехать к дочери и внукам баснословно богатым человеком. Но прислушиваясь к себе, Леопольд Казимирович понял, что больше всего ему хочется подержать их в руках, полюбоваться, погладить старую желтую бумагу. Он вспомнил, какое сильное чувство охватило его, когда он увидел эти офорты в простой картонной папке с надписью «Протоколы». Окунувшись в воспоминания, Леопольд Казимирович понял, что соскучился по Оксане. Интересно, что она сейчас поделывает? Убедив себя, что ему совершенно необходимо проследить за Оксаной, это может помочь ему выйти на офорты, старый коллекционер отправился посмотреть, как поживает Оксана.
Он подъехал к поликлинике, где работала Оксана, и долго сидел в машине, не в силах собраться с духом. Он репетировал мысленно свой разговор с ней, снова и снова перебирал свои реплики… Он все еще чувствовал к ней непреодолимую тягу, тоскливое щемящее чувство. Время шло, но он все сидел в машине. Вдруг он увидел, что Оксана выходит из здания поликлиники. Леопольд Казимирович не видел ее уже три года, и то ли разлука так на него повлияла, то ли она действительно расцвела и похорошела за эти годы. Ее красота сохранила ту волнующую вульгарность, какой-то слишком яркий, почти дикарский, оттенок, который всегда необыкновенно волновал утонченного Леопольда Казимировича, всегда гордившегося изысканным вкусом. Оксана быстрым, летящим шагом подошла к припаркованной у тротуара иномарке. Дверца открылась, она села в машину. Леопольд Казимирович не разглядел того, кто сидел за рулем иномарки, но не сомневался, что это был мужчина. Им овладело безудержное желание выследить своего счастливого соперника, разузнать о нем что-нибудь скверное, грязное. Он забыл уже, что ехал сюда только для того, чтобы поговорить с Оксаной о пропавших записях, уличить ее во лжи и воровстве, и главное – выяснить ее планы относительно офортов. Теперь им двигала только ревность, а точнее – уязвленное мужское самолюбие. Он поехал за иномаркой. Довольно скоро машина остановилась, Оксана вышла и направилась к магазину, а иномарка поехала дальше. Движимый неясным чувством, Гржемский поехал следом.
Они приехали на Петроградскую сторону, недалеко от площади Льва Толстого иномарка остановилась возле большого жилого дома. Из машины вышел седоватый мужчина лет сорока с небольшим и вошел во двор. Гржемский остановил свою машину во дворе и задумался. Это был тот самый дом, где жил покойный Примаков, владелец злополучных офортов. Значит, мужчина из иномарки увел у него не только Оксану. Он хочет и офорты у него увести! Ну уж, дудки! Леопольд Казимирович решил помешать ему во что бы то ни стало. Просто невероятно, как ему повезло сразу же вычислить этого неприятного типа!
Пока Гржемский сидел в машине и обдумывал свои дальнейшие действия, на сцене появился новый персонаж.
К подъезду подошел хорошо одетый господин (Гржемский сразу же, ни секунды не колеблясь, мысленно назвал его «господином», а не «мужчиной» или «молодым человеком»). Этот господин прочитал номера квартир на подъезде, справился с адресом, записанном в маленьком элегантном блокноте, и непривычно вежливо, без явно выраженного акцента, но с неуловимо иностранными интонациями, обратился к традиционно сидящим у подъезда старухам:
– Простите за беспокойство, но не знает ли кто-нибудь из вас… гражданина Ильичевского из семнадцатой квартиры?
Вежливость незнакомца вызвала у старух настороженный интерес, но, поскольку в наше время шпионов не боятся, а скорее, ждут от них спонсорской помощи или еще каких-нибудь жизненных благ, старухи пошли на контакт и ударились в воспоминания.
– Ильичевский… Да, что-то знакомое. Митревна, может ты помнишь, ты, почитай, с самой войны тут безвыездно живешь…
– Так это, кажись, Иван Игнатьич, что из органов. Точно, он ведь как раз в семнадцатой жил.
Гржемский напрягся, весь превратившись в слух и вместе с тем стараясь ни одним звуком, ни одним движением не выдать своего заинтересованного присутствия, рассчитывая на то, что никто обычно не обращает внимания на человека, тихо сидящего в закрытой машине, его воспринимают как неодушевленный элемент пейзажа.
Напряженное внимание старого коллекционера вызвала фамилия Ильичевский. Он на всю жизнь запомнил старую канцелярскую папку с завязками, на которой круглым отчетливым почерком было написано «И. И. Ильичевский. Протоколы». Эту папку положил ему на стол восемь лет назад подозрительный старик Примаков. Он развязал матерчатые завязки, открыл папку, и Леопольд Казимирович утратил покой. В этой папке лежали те самые офорты. И теперь все вставало на свои места. Неизвестный ему И. И. Ильичевский работал в органах. Все знают, как много бесценных сокровищ прилипло за годы репрессий к «чистым рукам» чекистов. К рукам Ильичевского прилипли, может быть, среди многого другого, офорты Рембрандта. Ильичевский и Примаков жили в одной квартире, и офорты попали в руки Примакова, скорее всего, после смерти старого чекиста. Хотя, может быть, Ильичевский послал соседа к нему, Гржемскому, чтобы узнать истинную ценность офортов. Это можно уточнить, выяснив дату смерти Ильичевского.
Узнавать эту дату Гржемскому не пришлось – дотошная Митревна вспомнила, порывшись в памяти:
– Иван-то Игнатьич из семнадцатой давно помер, еще при старой власти, при советской то есть… Когда же это было… аккурат, когда Анджелка из двенадцатой негритенка родила…
Такое яркое событие помнили все присутствующие, и совместными усилиями установили, что случилось это в восемьдесят четвертом году. Значит, Примакову офорты достались после смерти Ильичевского.
Старухи между тем продолжали конференцию:
– Иван Игнатьич серьезный был мужчина, солидный. А вы как бы на него маленько внешностью смахиваете. Вы ему случаем не родственник ли какой будете?
В последнем вопросе прозвучала уже традиционная отечественная подозрительность. Элегантный господин пробурчал в ответ что-то нечленораздельное и поспешил ретироваться. Леопольд Казимирович чуть выждал и тронулся за ним следом. На улице иностранца ждало такси. В этот день Гржемскому приходилось все время кого-нибудь преследовать. На этот раз пришлось ехать недалеко – такси высадило элегантного господина около гостиницы «Санкт-Петербург». Гржемский поспешил за ним в холл гостиницы. Импозантный швейцар, в прежние времена зорко следивший, чтобы посторонние не проникали в гостиницу, не положив что-нибудь ощутимое ему в карман, теперь стоял у дверей просто как украшение интерьера. Леопольд Казимирович подошел к стойке портье, как только интересовавший его господин отошел от нее с ключами.
– Будьте любезны, – обратился он к девушке за стойкой, – этот господин, который только что отошел от вас, – я аккредитован на одной с ним конференции по… астроирригации, но нас не представили друг другу. Скажите, его фамилия, кажется, Моррис?
Чтобы придать большую убедительность своему вопросу, Гржемский пододвинул к девушке сложенную вдвое двадцатидолларовую купюру. Девушка взглянула на купюру пренебрежительно, но купюра тем не менее от ее взгляда бесследно исчезла, и ответ последовал, хотя интонация была такова, что старый коллекционер почувствовал себя бедным просителем.
– Никакой не Моррис, это мистер Алекс Ильичевски из триста шестого номера.
Гржемский сдержанно поблагодарил ее и наконец отправился домой.
Дома он набрал номер телефона гостиничного коммутатора и попросил соединить с мистером Ильичевски из триста шестого номера. Мистер Ильичевски вежливо поздоровался по-английски, но Леопольд Казимирович в эти игры играть не собирался и спросил на чистом русском:
– Вы покойному Ивану Игнатьевичу Ильичевскому кем доводитесь?
– А с кем я говорю? – осведомился мистер встревожено.
– Вы меня не знаете, а вот я об Иване Игнатьевиче Ильичевском много чего интересного знаю. Так все-таки, кто вы ему?
– Давайте встретимся и поговорим. Я в вашей стране не очень доверяю телефону.
– Судя по вашему произношению, эта страна не так уж давно была и вашей… а мои планы таковы, что скоро она не будет и моей. Но я с вами согласен, по телефону лучше ни о чем серьезном не говорить. Давайте встретимся завтра в час дня у входа в Петропавловскую крепость. Вам от гостиницы очень близко. Да и мне недалеко.
