Георгий Вайнер - На темной стороне Луны
— Нормальные портянки для рядового и младшего начальствующего состава… — Тура, предупреждая удар в плечо, выставил руку, но Силач был настроен благодушно:
— Эх ты! Неблагодарный свинюган! Благодаря этим портянкам ты исчезнешь в нужный момент, как привидение…
— Я уже оценил. Просто прекрасно!
— Номерной знак «Нивы» будем записывать?
— Обязательно. Хотя номер этот скорее всего списан или утерян. Система отработана. Ты решил, как тебе лучше проехать к родственникам Уммата?
— Да. Но перед тем я хочу продемонстрировать, что такое ралли на самом отвратительном участке дороги…
— Только, пожалуйста, устрой эти гонки достаточно далеко от места моей высадки… Лучше, когда я буду в поезде!
— Обижаешь, начальник! Это-то мы соображаем!
Хотя между Автомотрисой и «Нивой» шло уже несколько машин и на прямой преследователей не было видно, ни Халматов, ни Силач не сомневались в том, что «Нива» зубами держится у них на «хвосте».
— Я думаю об этих людях в машине, сзади, — снова заговорил Халматов. — Какие им даны полномочия? Кем? Может, они должны меня арестовать, если я попытаюсь скрыться? А может, кто-то надеется, что убийца Пака — кто-то из моего окружения? И я их выведу на человека в серой тройке?!
— Если надо, мы их арестуем сами, — не прекращая следить за дорогой, Силач достал из кармана наручники, положил на сиденье. — Что касается их полномочий, то я тебе давно собираюсь сказать… Мы не знаем, кто их послал нас пасти… Не исключено, что ограничений в полномочиях им не поставили…
Тура прищурился:
— Ты хочешь сказать, что все зависит от нашего поведения?
Силач молча кивнул.
— И если мы, как Кореец, наступим на собственный хвост, в нас разрешено стрелять?
— Не сомневаюсь! — жестко отрезал Силач. — Конечно, у страха глаза велики, но мне кажется, что этот сержант с раздавленной мордой — тот, который не устает за рулем, — нас все время держит на мушке…
Они помолчали немного. В тишине лишь глухо шипели и бились баллоны на дороге да заунывно-сердито выл мотор на подъеме. Потом Тура спросил очень серьезно:
— Боишься?
Силач пожал плечами:
— Конечно, боюсь. Если бы мы с ним охотились друг за другом на равных — один разговор. А так — это стрельба влет. Только я ему не дам попасть в себя. Кореец прокололся, потому что был не готов… Ладно, — он махнул рукой. — Готовься к десантированию, подъезжаем, отстегнуть ремни!
Впереди показались дома поселка, прилепившиеся к маленькой железнодорожной станции — несколько одноэтажных кирпичных зданий; камера хранения, кубовая с горячей водой, туалет, водонапорная башня. Все густо окрашено темной охрой — излюбленным экономным цветом железных дорог.
— Готов? — переспросил Силач. — Сейчас будет крутой поворот направо. Я приторможу между водонапорной башней и туалетом. Может, Хамидулла еще не знает, что ты уволен!
— Может… Значит, где-то ближе к ночи. Здесь же… — Халматов нащупал дверную ручку.
— Все! Ни пуха ни пера! Давай!
Не ожидая, пока Силач полностью затормозит, Тура открыл дверцу, сгруппировался — и рванул в сторону и вперед. Кошачий пролет, мягкий тычок в кучу гравия. Уже на бегу, перед туалетом, услышал, как хлопнула дверца и коротко рявкнул, набирая обороты, двигатель. Туалет был без дверей — стена, образуя зигзаг, прикрывала вход. Укрытие — как аммиачная бомба, не весьма надежное.
Цепочка машин плавно огибала привокзальную площадь. Автомотриса Силача ровно шла впереди, другие водители подгоняли сзади, плавно перестраивались — никто не стремился никого обогнать.
Еще через секунду на площади появилась «Нива» 14-86 МБД — номер был хорош для запоминания: складываясь, числа образовывали полную сотню.
Судя по ее плавно-размеренному движению, в «Ниве» ничего не заметили, два человека мелькнули в заднем стекле и исчезли. Сзади машину прикрывал мощный рефрижератор.
Кажется, все в порядке.
Ехать было недалеко, Халматов всю дорогу дремал. Народу было много. В купе вместе с ним сидели возвращавшиеся с базара мужики, горластые, крепкие, привыкшие стоять за себя. Просыпаясь, Халматов наблюдал их компанию, пробовал разобраться, кто они, что их связало. Ни возраст, ни работа, думал он, хотя достаток примерно один у каждого. Говорили о пустяках: забавные случаи, привередливая теща… Один искал «дворники» для машины.
Таксисты? Не похоже…
Один — самый разбитной, вынул из сумки бутылку минеральной, откупорил, сделал несколько глотков, пустил по кругу. Туру тоже не обошли. Сделав для приличия глоток, он послал ее дальше. Тот, что казался самым скромным — в шляпе, в ковбойке и при галстуке, — как бы случайно допил ее всю до конца.
Перед разъездом показались в вагоне контролеры, два высоких здоровяка-узбека. Они знали компанию, поздоровались:
— Импортная леска есть?
— Найдется.
— Я тут заезжал, искал карабин для поводка… Да что там!
Конечно же, подумал Тура, умельцы при базаре. Целая отрасль, созданная вечным дефицитом. Поставщики наживки, корма для рыб, поводков, намордников, триммингов, расчесок для собак…
Вслед за ревизорами прошли два молодых оперативника в штатском, Тура их сразу разгадал. В самом начале своего пути, в линейном отделении — до учебы в Могилевской средней школе, поставляющей всему Союзу кадры уголовного розыска транспортной милиции, до знакомства с Надей, где она гостила у своих белорусских родичей, ~— приходилось ему не раз дежурить одному в полупустых поездах. Эта работа требовала сосредоточенности, внимания и осторожности.
На ближайшей станции умельцы вышли. Степь за окном кончилась.
Хамидулла стоял во дворе под навесом, голый по пояс, с огромным выкатившимся вперед животом, в необыкновенно модных кроссовках и импортных брюках «бананах», с десятком тесемок и карманов во всех подобающих и неподобающих местах. Лишенные мускулов складки кожи висели у него на груди и боках, младенчески дряблое лицо скопца выражало тусклую скуку.
Хамидулла кормил любимого петуха и сам завтракал кусочками вяленой дыни. Несколько мгновений он всматривался в Туру, и вдруг в одну секунду лицо его преобразилось хитростью.
— Аллах акбар! Кто же это к нам пожаловал! А, Гасан? — спросил он петуха. — Не подполковник ли Халматов, самый уважаемый мною человек в мубекской милиции?
Из глубины двора мгновенно прибежавший малец бережно принял у него из рук петуха Гасана.
— Какой гость! — В приветствии Хамидуллы не прозвучало ни одной лживой ноты неискренности — было невозможно устоять, особенно в первую минуту, против волны обаяния, непритворности, радушия и гостеприимства, которые источал этот старый уголовник. Хамидулла Насыров был толст и уродлив, пока не начинал говорить.
— Как я рад, что я дома, что никуда не уехал! Ты не представляешь это, о мой дорогой мент! А ведь могло быть — не застал бы меня! Как бы я жалел и казнил себя!
— Я сам рад тебя видеть, — сказал Тура. Хамидулла скроил сочувственную гримасу:
— Я думаю, что твоя радость больше моей, если ты дал себе труд ехать ко мне.
Оба засмеялись. Тура заметил:
— Сейчас дети в школах знают золотое правило механики: проигрываешь в расстоянии — выигрываешь в силе…
Хамидулла сложил на груди испуганно руки, низко поклонился:
— Скорее небо упадет на землю, чем всесильному Туре Халматову понадобится сила старого бедного Хамидуллы…
— Не прибедняйся, пожалуйста, плут средних лет! Я смотрю, как ты тут шикарно живешь, — Халматов обвел руками вокруг.
— Я бы все это отдал, чтобы мой сын Талгат был жив… — Насыров по-блатному, с силой, заскрипел зубами. Маленький сын его несколько лет назад погиб от гнойного аппендицита, несвоевременно диагностированного врачами.
Они разговаривали в центре двора, перед раскинувшимся во все стороны зеленым шатром — проволочный каркас почти полностью закрыли виноградные лозы; чуть дальше был воздвигнут двухэтажный кирпичный дом с выступающим далеко вперед модерновым козырьком крыльца и лоджиями. По другую сторону высился квадратный помост-супа, убранный ярким ковром, едва десятка новых подстилок-курпачей лежали высокой стопой. В дальнем углу виднелся еще сарай с балханой, с загоном для домашнего скота.
— Да, ладно… — вдруг улыбнулся Хамидулла как ни в чем не бывало. — Нищему одеться — только подпоясаться. Видишь, этот сарай с балханой — это мое. А этот дом и все остальное, что вокруг, — все моей жены. Рассердится на меня — не пустит даже во двор.
— Что так? — поинтересовался Халматов.
— А чтобы меня не сделали нищим твои коллеги, Тура! Чтобы я на них не был в обиде! И на тебя тоже. Придешь ко мне — а у меня нет ничего! Бедный старый дурачок! — Он хлопнул в ладоши. — Кадыр! Дилорм! Мухаббат! Гость в доме… Ты не против, Тура, я останусь без галстука? Терпеть не могу удавки…
К супе женщины уже несли пиалы, тарелки с грецкими орехами, памирским миндалем, изюмом и засахаренные сласти. В доме за закрытыми ставнями началось стремительное движение.
