Виталий Еремин - Сукино болото
Цепневу подстраховывал ее заместитель по безопасности, бывший кагэбэшник с юридическим образованием, знавший обо всех ее махинациях, дававший советы, как обходить закон и как защищаться от своры.
Это он консультировал Цепневу, когда Радаева (ее называли детонатором) дважды пыталась вывести ее на чистую воду. Но советы помощника не всегда давали нужный результат. И тогда Цепнева шла напролом. Просила следователя показать ей протокол показаний педагога-свидетеля, ловким движением опытной уголовницы комкала этот протокол и заталкивала в рот. Угрожала прокурору города Иванову, поддерживавшему против нее обвинение в злоупотреблениях служебным положением, что продаст машину и наймет ребят, которые займутся его детьми. Не без участия Цепневой ведомости на зарплату странным образом исчезли из центральной бухгалтерии города…
Ланцева пыталась понять, почему преподаватели терпят Цепневу? Неужели все вместе с ней исподлились? Ей объяснили. Если есть в человеке какая-то пакостная черта, Цепнева обязательно ее нащупает, вытащит и найдет применение. Возьмем, например, самую распространенную черту – бездарность. Большинство преподавателей – люди средних способностей. При другом директоре они могли бы больше работать над собой и превзошли бы себя. Но только не при Цепневе, поскольку она сама бездарна. На фоно даже двумя пальцами собачий вальс не сыграет. Поет мимо нот. Закончила где-то в Средней Азии «Кулек» – институт культуры. Чему ее там могли научить? Только руководить художественной самодеятельностью. Она даже служебные бумаги составлять не умеет, за нее секретарь все делает.
В хорошей музыкальной школе каждый преподаватель оценивается по выступлениям его учеников на всевозможных конкурсах. Цепневой конкурсы были не нужны. Ей нужно было, чтобы преподаватели получали незаработанные деньги и делились с ней. Больше ничего.
Она делала все для того, чтобы способные ученики не развивали свои дарования. Лучших из них, чьи способности выявлялись при поступлении в школу, передавала своим преподавателям, как правило, бездарным. Она потому и Радаеву гнобила, что та, несмотря на все запреты и помехи, ездила на конкурсы и привозила первые места.
– Где она училась в Средней Азии? – спросила Ланцева.
Ей назвали город. Оставшиеся в Душанбе знакомые разузнали: в названном институте культуры студентка Цепнева Ираида Егоровна никогда не училась.
Анна обратилась в отдел кадров администрации города. Попросила разрешения взглянуть на диплом Цепневой. Долго искали. Выяснилось, что диплом странным образом исчез …
Выслушав Ланцеву, Кодацкий принялся рассуждать о последствиях. Если даже газета выступит с разоблачительной статьей, Цепнева тут же подаст в суд. Нет, он не враг себе, чтобы печатать такой материал. Их агентству помогает Рогов, лучший приятель Цепневой. А она помогла Рогову стать банкиром. Нет, Рогов не даст ее в обиду.
– Ты соображаешь, куда меня толкаешь? – воскликнул Кодацкий. – Это для нас равносильно самоубийству.
– По-твоему, мы должны закрывать глаза на то, что она вытворяет? – спросила Анна. – Зачем тогда мы вообще существуем?
– Мы существуем для того, чтобы хорошо существовать, – с серьезным лицом отчеканил Кодацкий. И проникновенно продолжал: – Анюта, тебя взяли на работу, дали приличную зарплату, совершенно бесплатно – двухкомнатную квартиру. Тебе этого мало? Тебе надо еще правды и справедливости? Где нет грязи? Она везде и всюду сверху донизу. Где только можно прикарманить денежки, их прикарманивают. Везде одним выписывают больше, а другим меньше. Везде есть недовольные. Ну и что? Всюду будем совать свой нос? Чего молчишь?
– А чего говорить? У начальства – как на допросе. Все, что ни скажешь, будет против тебя. У меня совсем другая отправная точка. Если ты не помогаешь людям добиваться справедливости, то ты не журналист, а жалкий писака, получающий деньги за удовольствие видеть свои статейки. Смерть педагога Марии Ивановны Радаевой от сердечного приступа произошла через две минуты после разговора с директором Ираидой Егоровной Цепневой. Четверо свидетелей, хотя в таких случаях хватает и двух, в один голос утверждают, что Цепнева крыла отборным матом и всячески оскорбляла Радаеву, причем делала это преднамеренно. Она отлично видела, что Радаева находится в предынфарктном состоянии. Я этого дела, Игорь, так не оставлю. Все можно простить, кроме смерти. Я уж не говорю о том, что Цепнева растлила все вокруг себя. А ты говоришь, не трогай ее. Ее место в тюрьме, а не в кресле директора школы. Неужели ты не понимаешь, что защищая ее, ты предаешь нашу профессию?
Выпалив эти слова на одном дыхании, Анна подавила стон. «Господи, что я несу? Кому я все это говорю?»
– Ладно, – сказал Кодацкий. – Не понимаешь меня, будешь говорить с Лещевым. Не поймешь Лещева, найдутся другие люди, которые втолкуют тебе, что так в нашем городе вести себя нельзя. Это пока еще не твой город, ясно тебе?
– А страна? – спросила Анна.
– Страна, может быть, твоя. А вот город… Извини, – Кодацкий развел руками.
16 июня 2006 года, пятница, полденьЛещев вызвал Ланцеву, велел секретарше принести кофе, открыл коробку конфет «Коркунов». «У Кодацкого был кнут, здесь будет пряник?» – подумала Анна.
– Ну, что у тебя с Цепневой? – мягко начал мэр. – Подумаешь, матом кроет. Какие мы нежные. Сейчас все кроют. Я тоже крою. Ну, давай меня снимем. Легче тебе от этого станет?
– То есть вы считаете, что «мертвые души» – это нормально? – спросила Ланцева.
Лещев покосился на ее сумку.
– Ты меня случаем не пишешь?
Анна вытряхнула содержимое сумки. Мобильник, помада, блокнот, ручка, кошелек, удостоверение.
– Если хотите, отключу мобильник.
Лещев отмахнулся: не надо. Но Ланцева все же отключила. Приготовилась выслушать ответ на свой вопрос. Но мэр либо уже забыл, либо сделал вид, что забыл. Пришлось напомнить.
– Итак, Николай Федорович, вы считаете, что мертвые души и фиктивные часы – это нормально?
– Анна, это несерьезный разговор. Можно предполагать все что угодно. Но доказать, что преподаватели делятся с Цепневой, практически невозможно. Давать показания против самих себя они не будут. Честное слово, я не хочу, чтобы ты выглядела смешно.
Ланцева решила сыграть наив:
– А я думала, вы меня поддержите, КРУ к Цепневой пришлете. Все-таки ее художества и на мэрию тень бросают. Или вы так не считаете?
– Присылали к ней КРУ. И уголовное дело возбуждали. И суд пару раз был. А чем заканчивался? Состава преступления суд оба раза не нашел.
– Николай Федорович, не передергивайте! Контрольно-ревизионное управление финансовые нарушения находило. Но их требовалось подкрепить свидетельскими показаниями педагогов, которые имели к этим нарушениям непосредственное отношение. Естественно, педагоги отказывались подтверждать. Кому охота давать показания против самих себя? Но уличить Цепневу могли и другие педагоги, которые не имели к нарушениям прямого отношения.
– И что же не уличили? – весело подхватил Лещев.
– Объяснение очень простое, Николай Федорович: на время следствия вы ни разу не отстраняли Цепневу от руководства школой. Хотя обязаны были сделать это. Она давила на свидетелей, заставляла давать показания в ее пользу. Но сейчас двое педагогов, которые раньше лжесвидетельствовали, готовы в этом признаться.
Мэр застыл с раскрытым ртом. Но быстро нашелся:
– Так ведь тут, наверное, срок давности действует!
Мэр выгораживал Цепневу откровенно, даже не пытаясь это замаскировать. Анна поняла, что не добьется от него поддержки. Под суд директрису он не подведет.
– Хорошо, – сказала она, – тогда увольте ее.
Уволить?! Лещев вспомнил, как однажды пригрозил Цепневой увольнением. В ответ директриса повернулась к нему задом, сделала срамное движение, будто задирает юбку, и прошипела:
– Вы меня из школы только ногами вперед вынесете, понял, Колян?
Лещев понизил голос, будто их кто-то мог услышать.
– Уволить можно, но только после моих перевыборов. Мне надо спокойно переизбраться. Если тронуть ее раньше, она меня с грязью смешает. Это ж такая злюка, во рту черно, – закончил градоначальник.
16 июня 2006 года, пятница, время обедаВернувшись в агентство, Ланцева стала просматривать отснятые телесюжеты, но поймала себя на том, что ничего не видит и не слышит. Лещев не сказал ни одного плохого слова, голоса не повысил, а будто танком прошел. «Это одна банда, – думала Анна. – И действуют они, как вооруженная до зубов банда, а я пытаюсь что-то сделать голыми руками. Но я не сдамся. Я только сделаю вид, что смирилась. Они у меня еще получат».
Дверь неожиданно распахнулась, на пороге стояли двое незнакомых молодых мужиков и с ними Леонид Царьков.
– Принимай, Аннушка, обнову.
Мужики начали распаковывать и собирать стильную офисную мебель. Леонид давно обещал сделать подарок. Уже стало казаться, что просто шутил. И вот, надо же, сдержал слово. Черная мебель – это стильно. Совсем другой вид у кабинета.
