Михаил Черненок - Брызги шампанского
– Мне воздуха не хватает говорить под эту шарманку.
– Не обращайте на нее внимания, – посоветовал Бирюков. Вроде бы проверяя, он пощелкал кнопкой и оставил магнитофон включенным. – В официальном протоколе не будет ничего лишнего. Следователь оставит только главную суть ваших показаний.
– Тогда задавайте вопросы.
– Хорошо. На чем строятся ваши обвинения Семена Максимовича в убийстве сына?
– На его безразмерном обогащении. Пользуясь попустительством районных властей, Семен Максимович в последние годы настолько погряз в коммерции, что теперь и сам не ведает, какие гадости творит. Разоренное акционерное общество он использует в качестве ширмы, прикрываясь которой, можно перекачивать казенные деньги на собственные счета в коммерческих банках. Ворочает сотнями миллионов, а одураченным акционерам от случая к случаю раздает мизерные авансы, как подачки с барского стола. Узнать у него правду стало труднее, чем у змеи отыскать ноги. Врет на каждом шагу! Даже мне соврал, будто Володя погиб от неосторожного выстрела на охоте. Брехня собачья! Он развратил сына с детских лет потачками. Знаю, на людях Гусянов в плохом воспитании сына обвиняет меня. Поверьте, все наоборот. Когда Володя бросил институт, я говорила мужу: «Если парень не хочет учиться, посади его на трактор. Пусть от зари до зари пашет землю и зарабатывает себе на хлеб». Думаете, послушал? Куда там! Взъерепенился: «С ума сошла! Сын председателя – тракторист. Куры нас засмеют». Чтобы Володя от безделья не безобразничал в Раздольном, отвез его в Кузнецк. Купил там ему квартиру и японскую автомашину, познакомил с какими-то уголовниками. Втравил его в свою коммерческую авантюру и теперь вот лишил Володю жизни…
Анна Сергеевна перестала коситься на магнитофон, уставилась немигающим взглядом в глаза Бирюкову и говорила, говорила, говорила. Видимо встревоженный сердитым голосом хозяйки, за стенкой трубным басом залаял дог. Это как будто охладило Анну Сергеевну.
– Банзай, молчать! – громко крикнула она.
Лай сразу прекратился. Воспользовавшись паузой, Бирюков сказал:
– Хотелось бы услышать не общие обвинения в адрес Семена Максимовича, а что-то конкретное.
– Что именно?
– Скажем, каким образом он лишил сына жизни?
– Самым простым, – упавшим голосом ответила Анна Сергеевна. – Подвел, мерзавец, Володю под пулю.
– А поточнее?
– Что тут еще уточнять…
– Тогда расскажите, в какую авантюру Семен Максимович втравил Владимира?
– Гусянов не посвящал меня в подробности своих бесчисленных авантюр.
– Зачем же завели такой разговор?
– Чтобы усадить на скамью подсудимые убийц Володи.
– Кто они?
– Заказчик – отец, исполнителя не знаю.
– Трудно поверить, чтобы отец сделал подобный «заказ».
– Вы не знаете Гусянова! На этом мерзавце пробу негде поставить. Когда дело касается богатства, он способен совершить такое, на что нормальный человек никогда не решится.
– Вы ненавидите мужа?
– Ненавижу.
– С таким чувством трудно быть объективной.
– Ничего подобного! Я слишком долго угождала ему. Ради обеспеченной жизни терпеливо сносила все унижения, стала нелюдимой затворницей, но когда он не позволил мне похоронить родного ребенка, терпение мое лопнуло. Не думайте, что я свихнулась от горя. Нет! Я отдаю отчет своим словам и сделаю все от меня зависящее, чтобы усадить мерзавца за решетку. Одного боюсь… как бы Гусянов скоренько не отправил меня в могилу следом за сыном.
– Не преувеличиваете? – недоверчиво спросил Бирюков.
– Нисколько. Семен Максимович изворотливостью ума не блещет и просчитывать комбинации на много ходов вперед не умеет. У этого наглого хапуги повышенный инстинкт самосохранения. Он непостижимым чутьем улавливает запах паленого и, чтобы спасти свою шкуру, не останавливается ни перед чем.
– Такие люди опасны для общества.
– Еще как опасны… Сегодня утром умоляла: оставь дома сотовый телефон. Если опять прижмет сердце, мне же придется снова врача вызывать. В ответ равнодушное: «Ничего с тобой не сделается. Прижмет, попроси, чтобы позвонили из таверны. Без телефона я как без рук». Из такого ответа сам собой напрашивается вывод, что Гусянов боится меня и хочет скорейшей моей смерти. Таверна ведь ночью не работает…
– Может быть, Семен Максимович просто черствый человек, – возразил Антон.
– Когда ему кто-то нужен, он – сплошная любезность. Здесь же, поверьте, тоже корысть, но иного рода. При обширном инфаркте, допустим, у меня врачи констатируют скоропостижную смерть, и все шито-крыто, у Гусянова – чистые руки. При таком исходе киллеру платить не надо. Дешево, так сказать, и сердито.
– Чувствуется, у вас с мужем произошел серьезный конфликт…
– Очень серьезный. Когда он сегодня утром наотрез отказался взять меня на похороны Володи, я в отчаянии высказала ему все, что сейчас говорю вам, без дипломатических ухищрений.
– Чем Семен Максимович мотивировал отказ?
– Сослался на заключение врача, который прописал мне постельный режим и щадящий покой. Однако, как видите, состояние мое вполне сносное. Я нормально беседую с вами, а днем даже в таверну сходила без особых затруднений. Словом, под видом заботы о моем здоровье Гусянов не моргнув глазом совершил кощунство.
– Вы только что упомянули киллера. Это ради красного словца или Семен Максимович на самом деле пользовался услугами наемных убийц?
– Конечно, пользовался.
– Когда?
– В прошлом году по его заказу некий Рудольф застрелил в Кузнецке мужа, точнее сказать, сожителя Лизы Удалой.
– Чем Лизин сожитель насолил Семену Максимовичу?
– Попросту говоря, он вроде бы отбил Лизу у нашего Володи. С горя парень стал злоупотреблять спиртным, и Гусянов, спасая сына, избавил его от соперника.
– Это, кажется, ничего не дало?
– И не могло дать. Не зря же говорится, что силой мил не будешь. Когда узнала о случившемся, пришла в ужас. Заварить кровавую кашу ради того, чтобы добиться расположения неглупой женщины, какой является Лиза, к нелюбимому парню, способен только круглый идиот. Собственно, в женском вопросе Гусянов таков и есть. Да и коммерческие его дела, если судить по большому счету, имеют признаки идиотизма.
– С вами насчет того «заказа» Семен Максимович не советовался?
– Упаси меня Бог быть советчицей в подобных делах. Впрочем, как и в других его махинациях.
– Как же вы узнали об этом?
– Можно сказать, случайно. Нынче в начале лета Володя привез из Кузнецка какую-то винтовку. Сначала за околицей учинил стрельбу из нее, потом разъезжал по селу в машине и бахвалился оружием, какого никто из односельчан не имеет. Узнав такое, Гусянов вечером устроил сыну небывалый нагоняй. Из его крика, который был слышен даже сквозь плотно закрытую дверь комнаты, я поняла, что некий Рудольф, сотворив «мокрое» дело, отдал винтовку Володе, чтобы спрятать, а не для показа всей деревне. Сожалею, что в тот раз я промолчала, не ввязалась в скандал. Теперь близок локоть, да не укусишь…
– А вечером в прошлую пятницу из-за чего возник конфликт у Семена Максимовича с сыном? – спросил Бирюков.
– Начало этого конфликта я упустила. Смотрела «Санта-Барбару»… – Анна Сергеевна нахмурилась. – Когда выключила телевизор и вошла к ним в комнату, они уже поутихли. Володя собрался уходить…
– Он сильно был пьян?
– Заметно. Я спросила: «Ты куда?» – «Домой, в Кузнецк». – «Как в таком состоянии поедешь?» – «За рулем будет друг. Мы на его машине приехали». – «Почему не на твоей?» – «Так надо». Это дословно мой разговор с Володей.
– Значит, он вам сказал, что поедет в Кузнецк? – уточнил Бирюков.
– Да.
– А вот Семен Максимович говорит, будто сын с другом собирался поохотиться на раздоленских лугах.
– Врет! Об охоте не было ни слова. Перебросившись со мной короткими фразами, Володя направил сяк двери. Гусянов сердито ему сказал: «Передашь деньги и чтоб никакой самодеятельности. Понял?» – «Понял», – раздраженно буркнул Володя и ушел. Больше я не видела сына.
– О каких деньгах шла речь?
– Не знаю.
– Неужели не спросили у мужа?
– Нет, я давно у него ничего не спрашиваю.
– Почему?
– Потому, что он никогда не говорит правду.
Бирюков, чуть подумав, сказал:
– У Владимира, кажется, были очень напряженные отношения с братом Лизы Андреем…
– Мне трудно судить, что между ними было. Сын не откровенничал со мной, больше с отцом шушукался. Вместе они строили прожекты.
– Наподобие перекупки шашлычной у фермера Куделькина и переименования ее в таверну?
– Таверна – это цветочки. Богдан Куделькин у Семена Максимовича вообще, как бельмо в глазу. По моим наблюдениям после шашлычной Гусянов намеревается прибрать к своим рукам Богданову мельницу, а в итоге – разорить фермера… – Анна Сергеевна помолчала. – А напряженные отношения с Андреем Удалым у Володи могли возникнуть по двум причинам. Либо из-за Лизы, которую брат опекает на каждом шагу, либо из-за Гусянова. В прошлом году Семен Максимович поступил с Андреем по-крохоборски: оплатил ему всего-то половину заработанного.