Вячеслав Денисов - Жестокий наезд
Большая комната тоже пустовала. Весь живой мир покинул эту квартиру. Оценив кожаную мягкую мебель и «Panasonic» с большим экраном, я проверил ванную и отхожее место. Мои надежды не оправдались. Теряясь в догадках, я уже было направился к выходу, как мое внимание привлекла еще одна дверь. Створка, открывающая взгляду мир площадью в один квадратный метр. В таких обычно хранят ненужные вещи. Может, Антоша здесь что-нибудь припрятал? Что-то, что поможет мне воссоздать картину событий декабря прошлого года? Или хотя бы я найду его левую тапочку. Правая валялась посреди гостиной.
Я распахнул дверь.
Он сидел, упершись спиной и коленями в стенки этой камеры-одиночки, развернув ко мне глупое в своей смерти мертвенно-бледное лицо. Расслабленные губы, выпяченные, как в сладком сне, в сочетании с полураскрытыми глазами наводили на меня мистический ужас. Он сидел, положив голову на сведенные вместе колени, и его белая рубашка и джинсы были покрыты коркой недавно засохшей бурой крови. А вот и искомая правая тапка.
Если мне не изменяет мой опыт бывшего следователя прокуратуры, горло ему перерезали около восьми-десяти часов назад. Приблизительно в то время, когда мы с Зотовым уходили от джипа «Land Cruiser».
В мою душу заполз страх. Уже не до судейской мнительности и боязни, что меня увидят не там, где мне следует находиться, что меня застанут за делами, которыми я не должен заниматься ни при каких обстоятельствах! Два человека, имена которых записаны в моем ежедневнике, умирают в течение одних суток при весьма загадочных обстоятельствах, но при наличии одного неизменного условия. Рядом с трупами находится судья по фамилии Струге.
Прочь отсюда.
Уже рванувшись к выходу, я остановился и, преодолевая неприятное чувство, быстро обыскал карманы Изварина. Почти ничего. Этим «почти» был клочок бумаги с рядом цифр: «78-13-18».
– Семьдесят восемь-тринадцать-восемнадцать... – твердил я, запоминая. Осторожно вышел из квартиры и спустился к подъездной двери, осторожно выглянул наружу и выскользнул на улицу. Моя одежда слилась с сугробами, и обратить на меня внимание могла лишь старушка у соседнего подъезда, выгуливающая шпица. Да только что толку? В этой синеве расползающегося по району утра я сам себя не узнаю.
Зато я знаю вопрос, который сразу же задаст себе следователь прокуратуры, осмотрев остывший труп Изварина. Он почешет затылок, как когда-то я в молодости, ткнет пальцем в труп и обратится к судебному медику:
– Ты сможешь сейчас определить причину смерти?
– Ты что, спятил? – удивится тот.
– Нет, не спятил. – И следователь повернется к оперативникам. – Ребята, а ведь убили-то его не здесь. Не в нише. Крови в квартире нет, а той, что в нише, маловато для перерезанного горла. Она не брызгала в разные стороны, как из треснувшего пожарного шланга, а выливалась.
И медик поймет, что поторопился, насмехаясь над молодым, но умным следователем. Вскрытие покажет, что Антона Изварина усаживали в тесную нишу уже мертвым. А перерезанное горло – фикция. Он умер не от потери крови. Он умер раньше. Раньше настолько, сколько времени нужно, чтобы и тело не закоченело, и кровь не застоялась. Так от чего он умер на самом деле?
Этот вопрос сейчас и стучит в моих висках.
Уходя, я оставил дверь в квартиру Изварина открытой. Быстрее обнаружат, быстрее поднимут шум, быстрее приедут специалисты.
Увидев Жору, по пояс скрывшегося в мусорном баке, я изменил направление движения. В это утро не спится не только судьям. Мне всегда хотелось узнать – сколько выручает среднестатистический терновский бомж за день на сборе стеклянной тары? Я сужу Жору уже несколько лет. К зиме он начинает активизировать свою «мелкую хулиганскую» деятельность, попадаясь стабильно два раза в месяц. Сначала я не понимал, что может заставлять человека постоянно попадаться милиционерам на глаза. И лишь потом я понял всю тонкость Жориной политики. Это мастер своего дела, специалист высочайшего класса. Жора знает закон лучше, чем милиционеры, приводящие его в суд. Два мелких хулиганства – и ты обеспечен жильем и питанием на месяц. Тут главное не перебрать, то есть не совершить того, что выходит за рамки статьи Кодекса об административных правонарушениях. Один раз патруль, глядя на Георгия, сидящего ночью под окном дома и поющего во все горло матерщинные песни, «отсудил» Жору по-своему и поехал дальше. План рушился на глазах. Не в силах сдержать эмоции, побитый странник запустил в ментовскую машину бутылкой и разбил стекло в «собачнике». Милиционеры потом утверждали, что бродяга совершил нападение на патрульный автомобиль, а Жора трясся от страха, ожидая вполне реальный срок за хулиганство не мелкое, а злостное. Его спасло чудо в лице разобравшегося в ситуации судьи Струге.
И сейчас, видя, как Жора выуживает из-под кучи хлама очередную «чебурашку», я заспешил к нему. Чем больше он будет говорить всем, что общается со Струге, тем больше окружающие будут уверены в том, что Жора от голодухи и мартовских заморозков сходит с ума. Поэтому компромата с этой стороны я не боялся.
– Васнецов! – Я прыгал на месте, размахивая руками. Ни дать ни взять – судья на утренней пробежке.
– Антон Павлович! – Бомж обрадовался так, словно увидел миссию «Красного Креста». – Здрасьте, я бутылки собираю, вы в понедельник не дежурите в суде?
Понятно. Послезавтра менты опять привезут Жору в Центральный суд.
Арестованных преступников почти всегда содержат с административно задержанными. И часто бывает, что эти «мелкие» – единственная возможность для первых отправить на волю сообщение. Сейчас меня это вполне устраивает. В понедельник очередной процесс по делу Малыгина-младшего, и обстоятельства, выясненные в пяти предыдущих заседаниях, дают полное основание для одного моего юридического действа...
– Васнецов, подвалы закрыты, чердаки замкнуты?
– «Антитеррор», мать его, Антон Павлович.
– Ты почему бранишься, Васнецов?
– Да это разве мат, Ваша Честь? Это предлоги...
– А мат, это – как?
– А вы спросите что-нибудь о наболевшем...
– Гражданин Васнецов, что вы думаете о социальном обеспечении государством малоимущих?
Слушать пришлось довольно долго. Я успел не только запалить сигарету, но и выкурить ее до середины. Когда Жора закончил, я порядком замерз, а он почти задохнулся.
– Все?
– Это только эпиграф.
– Достаточно. – Я вытряхнул ему в руку несколько сигарет из пачки. – В понедельник вместе с участковым уполномоченным ко мне. К девяти часам. Капитану Самойлову так и передай.
– Спаситель...
– Не радуйся, суд еще ничего не решил.
Продолжая делать круговые движения руками, я заторопился домой. До обеда далеко, но и дел немало.
Едва я подошел к остановке, как подъехал автобус, следующий до дома Пащенко. Мне это показалось хорошим предзнаменованием. Втиснувшись в двери, я тут же попал в водоворот событий. Бледная от ужаса дама держала за шиворот неумытого мальчишку и орала, что тот вытащил у нее кошелек. В качестве доказательств она выставляла на всеобщее обозрение разрезанную сумку и монету, вырванную из руки мальчишки. Она была отточена до остроты лезвия и, судя по всему, являлась орудием преступления. В салоне тут же обнаружился добросовестный сотрудник милиции, и уже на следующей остановке вся группа вышла.
Когда в кармане запиликал «Эрикссон», я тут же вспомнил о Земцове. Конечно, это был он.
– Палыч? Думаю, хозяин «девятки» тебя заинтересует мало. Это ветеран финской и Великой Отечественной войн. По доверенности управляет некто Зверков Руслан Егорович. Знаешь такого?
– Нет! Саша, говори погромче, я ни черта не слышу!
– Зверков Руслан – это нехороший мальчик. Его кличка – Зверек... Входит в ОПГ Баскова...
– Спасибо! Потом перезвоню!
Я отключил связь. Пока все ясно. Доберусь до Пащенко, оттуда и позвоню в УБОП, разузнаю подробнее.
Соскочив с подножки, я пересек дорогу и вошел в подъезд Вадима. Еще через две минуты сидел у него в комнате и наблюдал, как он разливает в чашки чай. Настроение у него было хорошее, и вообще – по некоторым признакам я заключил, что здесь недавно была женщина. У него есть какая-то зазноба, но он не знакомит меня с ней, говорит, что боится сглазить. Мужику почти сорок лет, и он очень трепетно относится к попытке – возможно, последней в жизни – создания толковой семьи.
На рассказ о посещении квартиры Изварина у меня ушло минут пятнадцать. Пащенко не подавал никаких признаков беспокойства до тех пор, пока я не дошел до того момента, когда стал осматривать комнаты в квартире на улице Станиславского. После того, как я открыл нишу, он крякнул и покрутил пальцем у виска.
– Кто? Изварин? – спросил я совершенно серьезно.
– Ты!.. Ты чем занимаешься, судья?! Сообщал кому-нибудь?!
Я признался, что ума у меня хватило лишь на то, чтобы открыть настежь входную дверь.
– Хорошо хоть тут не облажался. Струге, ты не хочешь заняться исполнением своих прямых обязанностей? Дела листать, свидетелей допрашивать? – Тут он счел необходимым уточнить. – Своих дел! В суде!!
