Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен...
– Стукановский, выходи, подлый трус! – рявкнул Крюгер, нерешительно отступая от двери.
– Странно сие, коллеги, – пробормотал Венька, присаживаясь на корточки и жестом предлагая Янке проделать то же самое. Янка сорвала с головы капюшон, отбросила волосы, провела кончиком языка по верхней губе – в глазах одновременно что-то блеснуло. А ведь чертовски эротично, недоуменно отметил я.
Стукановский не спешил. Странное предчувствие охватило всех. Оттого и дожили до сегодняшнего дня, что умели расшифровывать сигналы из подсознания...
– Странное дело, говорю, – зачарованно повторил Венька, передергивая затвор. – Стукач на месте, мы его видели. Ребята, а ведь неладно здесь что-то...
– Согласен, – взволнованно прошептал Крюгер. – Через стены вижу... Дар предвидения открылся... Уж можете поверить, коллеги, я еще в начале восемьдесятых в бреду предсказывал развал СССР...
Я рывком распахнул дверь, упал на колени, откатился. Кто-то влетел за мной, прыгнул в другую сторону. Я подскочил, бегло мониторя пространство, которое, слава богу, не было бесконечным и четырехмерным. Обычный амбар, вычищенный в прошлую пятилетку и больше не использовавшийся. Дыра в стене напротив – нормальные врата для бегства в параллельный мир. Посреди сквозняков и полного запустения ничком лежал человек...
– Стукановский, блин... – процедил Крюгер. – Мать его, он же минуту назад был жив...
Не подвели дурные предчувствия. А ведь как дружно прониклись... Не было, кроме нас и тела, никого в сарае!
– Венька, на улицу, в обход! – я отметил краем глаза, как парнишка перемахнул через приступочку. – Под пулю не попади... Крюгер, за мной, к телу не подходить. Янка, на месте... На месте, я сказал!!!
Какая нелегкая ударила этой дуре в голову?! Она рванулась к телу с низкого старта, обернув в нашу сторону пышущую жаром мордашку:
– Ребята, он жив! Смотрите, шевелится...
Лежащий подавал признаки жизни. Пятки стукнулись и разъехались, он что-то простонал. Да мало ли что он стонет! Приказы должны исполняться! Янка на коленях уже подбиралась к нему, протягивала руки... Жар ударил мне в голову – я чувствовал, что сейчас произойдет!
– Не трогай его! – заорали мы хором с Крюгером. Но она уже перевернула это раненое ничтожество. Мотнулась голова – словно на ниточке держалась. Искаженное лицо, разрезанное горло, какого черта он жив?! Янка отшатнулась, ахнула, и вместо того, чтобы падать, умоляюще посмотрела на меня. Облизнула губы. Вот тебе и «ах»... Я мчался к ней, не понимая, что делаю. Сзади навалился Крюгер (невольно уверуешь, что водка обостряет умственные способности), провел подножку; я упал, придавленный семьюдесятью килограммами живого веса. Вспышка справа! Ударило страшно – в висок. Искры брызнули из глаз. Заложило уши, а потом – словно серную пробку выбило, я стал все слышать и понимать. Янка! Заминировали прирезанного мужика! Вынули из гранаты предохранительную чеку, сунули ему под живот так, чтобы спусковой рычаг прижало к корпусу. Секундная операция, если вы в курсе...
Крюгер свалился на спину и рывком меня перевернул.
– Живой, командир? Ох, ну и дерьмо...
Снаружи загрохотали выстрелы.
– Он здесь, мужики, уходит! – донесся слабый голос Веньки.
– Пошли, Артем... – затряс меня за шею Крюгер. – Янке не поможешь. Схватим ублюдка, надерем ему задницу...
А дальше все отпечаталось очень слабо. По-моему, меня контузило. Я ковылял по грязи, продирался сквозь бурьян, который превращался в колючую проволоку и не пускал. Где-то справа, размахивая пистолетом, бежал Крюгер. Сыпал дождь, двоилось в глазах. Мы пробились через поваленную ограду – уже околица. Как в тумане, мерцал по фронту Венька в дождевике. Бежал, выстреливая пулю за пулей в пелену дождя. Матово проступало подножие холма, хороводы елочек. Черт его разберет, в кого он там стрелял. Сменил обойму, полез в гору по руслу пересохшего ручья. Вскрикнул, оступившись, покатился вниз. Матерно завопил, стал палить наобум, в белый свет. Крюгер, отдуваясь, упал в траву. Тщетно – тот, кто делал свое дело, был уже в лесу. Чтобы поймать этого мерзавца, нужно оцепление по всему району и масса обученного народа...
Последнее слово сказало эхо – отразилось от холма, забилось в кронах. Выдохлась погоня, навалилась тишина. Позднее я обнаружил, что тишина – понятие относительное, просто уши закладывает. Венька бегал по кустам, хрустя ветками и матерясь. Крюгер хватался за сердце и протаптывал ко мне просеку. А я сидел в траве, оглушенный, без царя в голове, слабо представляя, что делать дальше.
– Ушел, падла... – выл Венька, присоединяясь к компании. – Представляете, ушел... А ведь совсем рядом был, мерзавец...
– Кто это был, Венька?
– Да хрен его знает, Артем, мужик какой-то в непромокайке... Резво бегает, сволочь... Я почти не видел его – он сразу в кусты ломанулся, а там на склоне такие джунгли...
Мы слишком вызывающе проводили расследование. Подобрались к чему-то запретному. Поездка Веньки в колонию ни для кого не была секретом. Мой поход к следователю Вышницкому и настойчивый интерес к событиям пятнадцатилетней давности. Испуганный стукач, якобы добывший информацию...
Крыша сарая качалась перед глазами. Так не хотелось туда заходить. Растерзанные взрывом тела, одно из которых определенно женское... Крюгер срывает дырявый плащ, укрывает Янку, оставляя на виду лишь ноги в крапчатых джинсах и левую руку с аметистовым колечком на среднем пальце – «вдовий камень», как любила пошучивать Янка... Венька плачет, наматывая сопли на рукав. Я пытаюсь прорваться к телу, но Крюгер, весь черный, оттаскивает меня, толкает, словно я ему и не начальник...
– Не надо, Артем, прошу, она мертва, лицо сильно пострадало... Не лезь, говорю, припадочный, а то по роже тресну!...
Состояние как с глубокого бодуна. Мы сидели, оцепеневшие, потом метались, порываясь что-то делать. Через час в Пулганы прибыли две машины из Рыдалова. Одна из морга, другая с подмогой. Подтягивались сельчане из обитаемой части деревеньки – старушки в «народных» фуфайках и серых косынках, старики с палочками, какая-то мелюзга, возбужденная нашествием «поработителей и угнетателей».
– Песец, капитан, отпрыгался, – злорадно заявил капитан Лукоморов, слезая с подножки. – Передавай мне дело и топай на разбор полетов. Надо же быть таким бездарем, право слово...
Дорогу до Рыдалова я не помню вовсе. Венька остался в Пулганах – объяснять новоприбывшим ситуацию (понятно, что никого не найдут – тайга огромная, но как не создать иллюзию бешеной активности?). Крюгер ехал со мной. Потом был третий этаж районного управления внутренних дел, где собралась вся шушера, бледный и трясущийся майор Неваляев, озабоченная физиономия прокурора Каморина, язвительная – Кудыкина. Майор кричал, что отстраняет меня от дела, что шесть трупов, один из которых – оперативный работник, да еще и женщина – просто заговор! Что моя профессиональная деятельность будет тщательно изучена и сделаны надлежащие выводы. Что для меня будет праздник, если меня просто уволят и не заведут уголовное дело. Что из Абакана уже выезжает комиссия для изучения обстоятельств дела и меня еще вызовут повесткой для награждения...
Он много умного сказал, пока не выдохся. Я не слушал – в одно ухо влетало, из другого вылетало. Потом меня на лестнице подловил нарочито скорбящий Кудыкин:
– Ох, как я вам сочувствую, Артем Николаевич... Ну ничего, ничего, не всем улыбается удача. Поработаете где-нибудь в другом месте... Хотя, знаете, в нашем городке царит такая безработица...
– Позвольте маленькую предпосылку, товарищ майор? – подчеркнуто учтиво сказал я. Кудыкин не понял, соорудил участливую рожу.
– Конечно, Артем Николаевич. Да бросьте вы эти формальности – меня зовут Адам Егорович.
– Да что вы говорите? – изумился я. – Всегда считал, что вас зовут Засранец.
И когда он вытянул ненавистную харю, охотно пояснил:
– Предпосылка, товарищ майор. А теперь, уж не гнушайтесь – посыл...
И послал его в такие дали, да с такой лингвистической «утонченностью», что Кудыкин аж отпрыгнул. Побагровел, налился бешенством, замахал пухлыми кулачками:
– Да как вы смеете?! Да кто вам дал право?! Вон из органов – немедленно!!! Считайте, Богатов, что с этой минуты вы уволены, и мы еще рассмотрим, почему по вашей милости погиб сотрудник милиции!!!... А может, вы специально ее подставили, а, Артем Николаевич? – В бесстыжих глазах зажегся мстительный огонь. – У вас ведь была любовная связь, верно? Такой видный мужчина... А теперь другая женщина на горизонте объявилась. Как там говорится: баба с возу – волки сыты?...
Я поднял кулак, чтобы одним ударом сделать из него инвалида, Кудыкин взвизгнул, я опомнился (совсем уж глупо с моей стороны), брезгливо оттолкнул его, как попрошайку, побежал по лестнице, не чуя ног...
Излишне говорить, что это был один из самых страшных дней в моей жизни. Яна Владимировна Островская лежала в морге. Я сидел за столом, убитый, потрясенный. Закончился рабочий день, отгремели вопли и проклятья. Никто меня не доставал, помимо совести. Пришел Крюгер, молча выставил на стол литр водки, которую наш районный ПВК производит из сомнительного китайского ректификата. Выпили по стакану, закусив печенюшками из Янкиного стола.
