Борис Бабкин - Когда закон бессилен
— Он прекрасный киллер, — спокойно перебила его молодая женщина. — А самое главное — все, .в том числе и милиция, знают, что он мой человек. На нем до сих пор висит дело об убийстве директора коммерческого банка. Милиция копает. И потому мне нужен смелый, умный человек со стороны. А главное — важно, чтобы его хорошо знала милиция и он не был бы связан ни с кем из нас. Потому что, — по ее тонким губам скользнула едкая улыбка, —необходимо, чтобы его начали искать после того, как он сделает дело.
— Вот оно что, — протянул Степаныч. Одобрительно посмотрел на женщину, кивнул. —А ты умная хищница, Валюта. Как говорят в тех кругах, откуда этот самый Граф, —хочешь и рыбку съесть, и на удочку не попасть.
— А он, Граф, — продолжала Валентина, — живет по своим законам. Поэтому и был столько лет неуязвим. Я расспрашивала немало людей, которые его знают, и все говорят одно: Суворов — хищник-одиночка. Утверждают, что он всегда уходил от наказания потому, что не оставлял свидетелей. Если за налеты его арестовывали трижды и ничего не могли доказать, то потому, что Граф убирал тех, кто хоть что-то знал о преступлении. Вот поэтому он мне и нужен. Он сделает дело со своими людьми, потом уничтожит их, и-когда милиция начнет его искать, он исчезнет.
— Ну хорошо., — немного помолчав, согласился отец. — Делай, как считаешь нужным.
— Но переговорить с ним придется тебе, — улыбнулась Валентина. — Ведь Граф наверняка слышал о тебе. Степаныч — личность довольно известная.
В столице сейчас нет более авторитетного человека. А когда он согласится работать на тебя, я предложу ему то, о чем говорила.
— Ладно, — согласился Степаныч. Повернувшись к двери, крикнул: —Адам!
Угреватый появился мгновенно.
Как только Граф объявите я в Москве, сразу привезешь его ко мне!
Сгорбившись и раскачиваясь из стороны в сторону, Волошин красными от слез глазами смотрел на уставленный пустыми бутылками стол.
— Сашенька, — хрипло говорил он, — милая,как же я без тебя? Господи, за что их? Кто? — он зарыдал и ткнулся лбом в столешницу.
— Митрий, — с укоризной сказала ему мать, — я, конечно, понимаю, тяжко тебе. Но ведь ты сутки пьешь, вона сколько выхлебал. Разве ж так можно? Что люди подумают?
— А мне плевать! — сквозь слезы крикнул он. — Где они были, эти люди, когда Сашеньку с Зинкой убивали! Ты видела, как их! — он тоскливо, со злой безысходностью застонал. — А милиция, суки! Сволочи! «Ищем. Ведется следствие». А ведь я их сразу позвал! Сразу!
— Найдут супостатов, — неуверенно, только ради того, чтобы хоть как-то ободрить сына, сказала женщина. — И расстреляют.
Мне-то что до этого? — обреченно спросил он. — Как же я жить-то теперь буду? И жену, и дочь. Я виноват. Зачем оставил их на ночь! Они же женщины! Сволочь я! — Он неожиданно с силой ударился лбом о край стола. Ахнув, мать бросилась к сыну. А он снова и снова бился рассеченным лбом о край стола.
—Здравствуйте, — послышался от двери тихий мужской голос.
— Помоги, милок! — пытаясь удержать сына, с натугой выдавила женщина. Молодой парень втиснулся между столом и Волошиным.
— Кто ты такой? — прохрипел Дмитрий.
Валерий, — мягко удерживая его за плечи, ответил парень. — Мягков. Мы с вашей дочерью любили друг друга. Мы собирались... — он порывисто отвернулся.
— Ты зачем пришел?! — внезапно с яростью заорал Волошин. — Гад! — громыхнув упавшим табуретом, вскочил и схватил парня за грудки. — Сволочь! Зачем приперся?
— Митрий, — женщина повисла на сыне. — Окстись. Чай не видишь? Переживает он.
— Переживает, — обмякнув в руках матери, Волошин отпустил парня, - Ты знаешь, кто он? — заплакал и махнул рукой.
— Я потом зайду, — с потемневшими от страдания глазами Мягков пошел к двери.
— Черт его знает, что там произошло, — зло проговорил майор милиции. — Вроде подтверждается первая версия о преследовании «жигулями» «джипа». И оружие в сгоревших «жигулях» то, из которого стреляли по «джипу». А оттуда отстреливались из автомата. Но выбоины не те, —выражая свое недоумение, майор вполголоса выматерился. — И опознать тех, кто был в машинах, невозможно.
— А что по делу об убийстве жены и дочери Волошина? — строго спросил седой человек.
— Ничего, — с досадой сказал сидевший напротив молодой мужчина в штатском. — Никаких следов. Ясно одно: убивали женщин те, кто умеет работать ножами. Все удары смертельные. А уж потом,- отрезая уши, нос, язык, просто тешились, сволочи! Никаких отпечатков, и следы перед вагончиком затерты.
— А не связано это убийство со сгоревшими машинами? —спросил седой. — Отчего они загорелись?
Эксперты утверждают, что от выстрела в бензобак, — ответил майор. — А что касается связи, то скорее всего это какие-то, я говорю про убийц женщин, насмотревшиеся видео про маньяков наркоманы. Потому что даже просто преступник, убийца, не сможет проделать такое.
— Но вы сами говорили, что били ножами профессиональные убийцы, — напомнил седой.
— Это говорил я, — ответил за майора штатский. — Но это не мешает убийцам или убийце быть наркоманом или просто придурком, возомнившим себя Джеком-потрошителем.
Вы можете это объяснить Волошину? — сердито сказал седой. — Он целыми днями ходит по кабинетам и требует, чтобы милиция нашла преступников! Пишет жалобы. Вот, — он поднял несколько исписанных листов: «Товарищ прокурор, воздействуйте на милицию. Заставьте ее найти убийцы моей жены и дочери», — он кулаком припечатал листки к столу. — Мне стыдно ему в глаза глядеть. Что я ему говорить должен? Ваши предположения излагать? —он оглядел хмурые лица присутствующих.
— Я любил ее, — опустив голову, Мягков застонал.
— Не надо, милок, — испуганно посмотрев на Дмитрия, попросила женщина. — Слезами мертвых не вернуть.
— Мама, — с болью проговорил Волошин. — А что мы еще можем? Я вчера и позавчера из милиции и от прокурора не отходил. А они все в один голос: «следствие ведется». Да какое, к черту, следствие?! Там ведь никаких следов не было. Я сам все осмотрел. Понимаешь? — схватил он за плечи парня. — Как будто они по воздуху прилетели и улетели!
— Дмитрий Сергеевич, — сказал Валерий. — Но там действительно нет никаких следов. Сам там все, каждый метр, осматривал. И ничего! Я бы этого гада, — заключил он, — своими руками придушил!
— Там не один был, — наливая в стакан самогон, выдохнул Волошин. — Не смог бы один обеих убить. Хоть одна, но убежала бы. — Подвинул стакан к парню, криво улыбнулся. — Пей, Валерка. Мне Зинка говорила, что парень ты хороший, — не договорив, прямо из горлышка сделал несколько крупных глотков. — Завтра их похороним, — опустив голову, пробормотал он.
— Где ты, моя ненаглядная, где, — выходя из аэропорта пробормотал Граф. — В Вологде-где. — Усмехнулся и подошел к такси. — До Нестерова поедешь?
— Сто тысяч, — сообщил цену пожилой водитель.
— Никак я к этим астрономическим суммам не привыкну, — усмехнулся Граф. — Раньше три тысячи машина стоила. Сейчас — пачка сигарет.
— Демократия, — буркнул водитель. Осмотрев рослого стройного мужчину в джинсовом костюме, его загорелое лицо, решил уступить. — Ладно,. за восемьдесят поедешь?
— У матросов нет вопросов, — засмеялся Суворов. — Я и за сто поеду. А восемьдесят ты с меня назад возьмешь. Только не сюда, — кивнул он на здание аэропорта, — а на вокзал. Сколько ты за двадцатиминутное ожидание берешь? — садясь рядом, поинтересовался он.
— Договоримся, — водитель включил зажигание,
— Граф в Москву не приехал, — ответил на взгляд хозяина Адам. — Пахомов немедленно сообщил бы о его появлении. Видимо, задержался где-то.
— А почему Пахомов думает, что Суворов приедет в столицу? — усмехнулся Иван Степанович, — ведь, насколько я помню, он детдомовец. Какого черта ему здесь делать?
Два месяца назад умерла мать Фомича, — сказал Адам. — Она завещала свою квартиру Суворову. К тому же документы из колонии, где он отбывал срок, пришли на Петровку. К Суворову у муровцев повышенное внимание. Они
— с явным неудовольствием узнали о его досрочном возвращении, да еще в столицу, — посмел улыбнуться Адам.
— Ты знаешь, — Иван Степанович ухмыльнулся. — Я уже просто, как говорится, сгораю от желания увидеть такую легендарную личность.
— Шеф, — в дверях кабинета выросла массивная фигура накаченного силой парня, — тут к вам какой- то узкоглазый рвется.
— Кто такой?
— Говорит, Дервиш, — чмокнув жевательной резинкой, сказал телохранитель.
— Сколько раз тебе говорить, — заорал Иван Степанович, — не чавкай при мне, как корова! А Дервиша проводи сюда. Интересно, — пробормотал он, — что ему понадобилось?
