Йен Броган - Конфиденциальный источник
Она сорвала с вешалки темно-серый плащ. Пояс упал на пол.
— Что происходит? Почему ты продаешь дом? — спросила я.
— Хэлли, перестань, пожалуйста, я опоздаю на собрание.
Она скомкала пояс и, засунув его в карман, надела плащ. Затем сняла с крюка сумку и перекинула через плечо.
Я вдруг вспомнила тот вечер в «Фоксвудс», монеты из автомата, звеневшие в ее сумке.
— О Боже, неужели ты проигралась?
Она остановилась в изумлении. Повернулась, и на лице ее было отнюдь не смущенное выражение разоблаченного человека. Нет, мама смотрела так, будто не могла поверить в тупость собственной дочери.
— И как тебе в голову пришло, что я способна на такое безрассудство? Разве я не показывала тебе две косметички?
— Тогда что? Что могло тебя заставить пойти на этот шаг?
Она вздохнула.
— Такой большой дом слишком дорого содержать, Хэлли.
Мы обе знали, что это неправда. Отец выкупил закладную много лет назад. Судя по вечно текущему крану в душевой и стареющему ковру на лестнице, на ремонт денег не выделялось.
Мама встретилась со мной взглядом, развеяв всякие сомнения. Она высоко ценила собственную независимость, и я бы не удивилась, если бы она молча развернулась и вышла. Однако она этого не сделала. На лице отразилась беспомощность, мама снова вздохнула.
— Ты понятия не имеешь, сколько медицинских счетов за лечение твоего отца я до сих пор оплачиваю. — Она махнула в сторону металлического шкафчика на кухне. — Шестидесяти пяти тысяч долларов страховки не хватило. Бухгалтер посоветовал мне заложить дом. Ты же знаешь, как я отношусь к таким вещам.
Из ее прически выбился локон, и мама убрала его.
— Я слишком стара для подобных проблем. Вот я и решила продать дом. Избавиться от всего сразу, — произнесла она извиняющимся тоном, будто тем самым сильно меня огорчила.
Я едва не сгорела со стыда. Как давно она несет это бремя? Как же я была поглощена собой, что ни о чем не догадывалась? Стоит ли бередить ей душу, изливая свою вину? Я обняла ее и сказала, что одобряю любое решение.
— Только не принимай поспешных решений.
— Я всегда осмотрительна, — возразила мама, возвращаясь к своей привычной суровости, затем расправила плечи и устремилась к выходу.
Повернулась, будто никакого разговора и не было, и ткнула пальцем в сторону сковородки с яичницей. Если не съем, нанесу ей личное оскорбление.
Когда она ушла, я долго смотрела в сад через огромное окно. Земля заботливо покрыта соломой, чтобы корни зимой не замерзли. Матери нужны деньги, чтобы оплатить счета за лечение отца, а я не могу ей помочь. Мне тридцать пять лет, и к этому возрасту я научилась только тратить.
Быстро проглотив яичницу и тщательно вымыв сковородку (чтобы маме не перемывать по возвращении домой), я решила ехать в центральную редакцию. Сейчас не время трусить и прятаться от страха, нужно действовать. Я только что написала сенсационную статью, мое имя появилось на первой странице газеты, меня пригласили на радиопередачу. Мне нужна работа в следственной команде и продвижение по карьерной лестнице. Подражая маме, я расправила плечи и поспешила наверх переодеваться.
До обеда в редакции всегда бурлит активная деятельность: на столах звенят телефоны, щелкают клавиши. Сегодня атмосфера была особенной, что ощущалось уже при выходе из лифта.
Я словно ступила на раскаленный песок, выйдя из комнаты с кондиционером. Воздух был наэлектризован. Десяток журналистов столпились вокруг стола и уставились в три телевизора, крепившихся под самым потолком. Чуть в стороне стоял Эван, сложив руки на груди.
— Что происходит?
Эван уставился на меня. Я успела заехать домой и принять душ. Чистой одежды не осталось, и мне пришлось облачиться в хлопчатобумажную блузку без пуговицы на манжете и шерстяную юбку, которую надеваю только на официальные церемонии, ну, например, похороны. Выглядело это все немногим серьезнее, чем мой повседневный журналистский наряд, но лучше уж просить повышения так, чем в голубых джинсах.
— У здания администрации собралась горстка людей. Протестуют против референдума.
— Сколько?
— Говорят, две сотни.
По прикованным ко мне взглядам все стало очевидно.
— Из-за моей статьи?
— И радиопередачи, — сказал Эван и махнул на телевизор: — Смотрела сегодня утром пресс-конференцию?
— С мэром?
— И полицией Провиденса.
Я никак не ожидала, что подобную пресс-конференцию устроят всего через сутки после выхода статьи. Боже, дай мне сил и мужества не сбежать из города.
— Я ночевала у мамы, в Вустере, — объяснила я.
— Тебя ищет Натан.
Эван указал в сторону аквариума, окруженного редакторами и помощниками.
— Ну и наделала ты шуму, — отметил он сухим тоном, что могло означать как похвалу, так и неодобрение.
Я бросила еще один взгляд на телевизор. В кадр попали три женщины с плакатами.
НЕТ ЖЕРТВАМ!
НЕТ БАРРИ МАЗУРСКИ!
ГОЛОСУЙТЕ ПРОТИВ ПУНКТА № 3!
Написать статью, вызвавшую протест, — серьезное достижение, не правда ли? Предназначение журналистов и состоит в том, чтобы накалять общественное мнение. Жаль, что я не смотрела утреннюю пресс-конференцию.
Марси Китнер высунула голову из аквариума и оглядела редакцию. Я помахала ей рукой и получила приглашающий жест в ответ: так, значит, она меня ищет. Пока я шла к ней, все смотрели мне вслед. Когда я приблизилась вплотную, Марси практически схватила меня за руку и затащила внутрь, окинув быстрым взглядом мою синюю юбку.
— Вчера ты была на передаче «Поздняя ночь» с Леонардом.
Тон говорил сам за себя, но я не собиралась пугаться.
— Я пыталась вам дозвониться, — сказала я Дороти, которая сидела прямо напротив Натана.
— Знаю, — грустно произнесла она.
— Разве тебя никто не предупреждал, чтобы ты держалась подальше от этого сумасшедшего? — спросила Марси. — Он пытается завлечь новых журналистов.
Завлечь журналистов? Что это значит?
— Роджер сказал, не произойдет ничего страшного, если я пойду на передачу. Это только повысит продажи.
— О Боже!.. — произнес Натан, не глядя на меня, и записал что-то в блокнот.
— Реклама действительно получилась хоть куда, — признала Дороти. — Но ты должна уметь отстаивать свою позицию.
Я устала от недосыпания и никак не понимала, где могла допустить ошибку. Не отрицаю, Леонард кое-что преувеличил, однако я ведь не сказала ничего выходящего за рамки.
— Я отстаивала.
Они снова переглянулись. Я стала терять самообладание.
— Вы слушали всю передачу?
— Большую часть, — отозвалась Марси.
— А вы? — Неужели они все полагаются на мнение Марси?
— Я не включал радио, — признался Натан, — но сегодня утром мне в редакцию позвонил мэр, и я смотрел пресс-конференцию, в которой «Кроникл» обвинили в подтасовке фактов.
— С самого начала было ясно, что мэру статья не понравится, — тихо произнесла я. — Да и полиции Провиденса тоже.
— Мы не ожидали от них восторженных отзывов, — сказал Натан, — но и не предполагали, что они смогут опровергнуть каждое утверждение.
* * *На самом деле полиция не опровергла мои слова. Но это было не важно. Они сделали достаточно заявлений, чтобы выставить меня абсолютной дилетанткой.
Основная мысль состояла в следующем: зная о пристрастии Барри Мазурски к азартным играм, детективы провели расследование этой версии как мотива преступления и нашли ее ложной. Конкретные доказательства заказного убийства отсутствовали, да и осведомители подтвердили, что Барри Мазурски выплатил все долги.
На пресс-конференции мэра появилась даже Надин Мазурски, которая заявила, будто муж уладил все проблемы при поддержке Общества анонимных игроков.
— Не могу поверить, что «Кроникл» раскопала это грязное белье и представила на всеобщее обозрение.
По словам Марси, Надин даже уронила слезу.
Билли взял микрофон и объяснил, что написанное им частное письмо не имеет никакого отношения к предстоящему референдуму. В прокуратуре с осторожностью отнеслись к обнародованию информации по делу из-за возможной причастности патрульных к аварии. Ни мэр, ни начальник полиции, ни Орден полицейского братства не хотят разглашать детали до шестого ноября, когда будет готов внутренний отчет, который должен снять с полицейских обвинение в превышении скорости, повлекшей за собой трагедию.
Интуитивно я понимала, что это ложь.
— Если такова истинная причина, то почему полиция не призналась во всем сразу? Сказали бы, что не дадут никаких интервью до окончания рассмотрения дела о преследовании.
— Ты об этом хоть спрашивала? — поинтересовалась Марси.
— Да, — ответила я. — И сержант Холсторм заявил, что полицейский патруль будет с легкостью оправдан, потому что есть свидетели, а у потерпевшего в крови обнаружен алкоголь.
