Татьяна Степанова - Сон над бездной
Ей хочется оттолкнуть его. Пнуть босой ногой прямо ему в грудь, чтобы он уже никогда не смел, не трогал ее… Но ноги ее и правда ледяные. А он гладит их, согревает. От массажа и растираний по всему телу струится тепло.
Внезапно Маша чувствует, что они не одни. Поднимает голову – возле дивана Олег Гиз. Тот самый Гиз, экстрасенс, психотерапевт, которого терпеть не может ее отец и которому год назад ее теперь уже покойная мать переплатила кучу денег за какие-то там сеансы психоанализа – так она это называла.
Илья тоже видит Гиза, отпускает ноги Маши, неуклюже поднимается с колен. Щеки его полыхают румянцем. Но он не уходит.
– Что же ты перестал? – тихо спрашивает Гиз. Голос у него приятный, мужественный и одновременно успокаивающий, обволакивающий, такому голосу грех не довериться, не подчиниться. – Ты все правильно делал, Илюша. Это как раз то, что ей сейчас нужно. Верно, Маша?
– Да… то есть нет… Оставьте меня. Илюшка, уйди.
– Он пытается тебе помочь. Ведь и ты тоже пыталась ему помочь, когда он говорил тебе про отца.
– Его отец живой, а моя мама…
– Тихо, тихо, тсс! – Гиз садится с ней рядом, обнимает ее за плечи. Она, снова вспомнив, судорожно трясется от плача. Он прижимает ее к своей груди. Гладит по спине теплой ладонью. Чужой, совсем чужой, посторонний человек. – Все пройдет. Время потерь…
Илья стоит рядом с диваном. В эту минуту он ненавидит Гиза, как ненавидят злейшего врага, который пришел и все разрушил.
– Илюша, я тебя попрошу об одном одолжении. Небольшом. – Гиз смотрит на него.
– Что вам от меня надо? – грубо спрашивает мальчик.
– Будь добр, сходи за Богданом. Он в Рыцарском зале. Кажется, вместе со своей тетей Златой Михайловной они смотрят музейную коллекцию. В такие скорбные часы хочется отвлечься любым способом, это понятно. М-да… Ты попроси его прийти сюда, на галерею.
– Я не пойду. – Илья отворачивается.
– Но я очень тебя прошу.
– Сами идите за своим Богданом.
– Маша… Машенька, ничего, если Илюша приведет его сюда? – Гиз спрашивает это так, словно отказа Ильи и не существует в природе.
Маша всхлипывает. Кивает.
– Видишь, это нужно. Это полезно, – Гиз разговаривает с Ильей как со взрослым. – Знаешь, мужчина, если он, конечно, настоящий мужчина, должен порой идти на жертвы. Даже если это очень трудно. Если очень не хочется. Даже если воображается, что это предлагает сделать твой злейший враг. – Гиз печально улыбается смущенному мальчику. – Это послужит лучшим лекарством для нее, – он указывает глазами на Машу, – вот увидишь.
Илья круто поворачивается и во весь дух несется по галерее, спускается по лестнице, скрывается в каменном лабиринте.
– Богдан сейчас придет, – шепчет Гиз.
– Олег, вы помните маму?
– Конечно.
– Они говорят, что она сделала это сама… Я слышала – мать Богдана кому-то звонила, говорила… И эта Злата тоже. Они уже сплетничают о моей матери! А я не верю, она не могла… она не могла этого сделать! Не могла бросить нас с папой!
– Она не делала этого сама. – Гиз ладонью вытирает слезы с ее щек. – Но ты сейчас про это не думай. Не надо. Вон идет Богдан. Ты его очень любишь?
– Откуда вы знаете? Кто вам сказал?
– Разве такого, как он, можно не любить?
– Я… я его не люблю. Я его ненавижу.
Богдан идет по галерее. Вид у него обескураженный и виноватый. За ним как побитый плетется Илья. Гиз встает с плетеного дивана. Он словно уступает место. Илья направляется к Маше, но Гиз мягко удерживает его.
– Нет, – шепчет он. – Пойдем. Они останутся, а ты, Илюша, проводи меня к своему отцу.
Илья дергает плечом. Сбрасывает его руку. Но все напрасно. Сам не зная как, он подчиняется. Увлекаемый Гизом, он оборачивается на середине галереи. На его месте на диване возле Маши Шерлинг сидит Богдан. Что-то тихо говорит ей – успокаивает или просит прощения? Внезапно Маша порывисто и страстно обнимает его за шею.
Илье кажется, что он слепнет, но он молчит.
– Где твой отец? – спрашивает Гиз.
Но ответа не получает – лунную ночь (господи, тут на замковой галерее никто и не заметил, как она спустилась, сменив дневные декорации), как и там, за плотиной над «Карпатской сказкой», вспарывает гул вертолета. Вертолет выплывает из-за гор. Кружит как стервятник над замком, снижаясь над вертолетной площадкой (это еще одно новшество неугомонного Лесюка на территории музейного комплекса).
– Смотри-ка, к нам гости из Киева, – говорит Гиз. – Что, пойдем встречать?
– Не хочу, – отрывисто бросает Илья, но тем не менее устремляется за Гизом, как послушная собачонка.
Глава 16
«LILIATA…»
На вертолете из Киева прилетела группа депутатов и представителей сразу двух партийных блоков, безуспешно пытавшихся сплотиться и создать парламентскую коалицию. Среди депутатов преобладали мужчины в дорогих, но помятых в дороге костюмах. Среди представителей партийных блоков было больше дам – зрелых, решительных и целеустремленных. И тех, и тех Елена Андреевна знала и по Лондону, и по Праге. Судя по их виду, о произошедшем с Шагариным там, в Праге, и тем более об утренней трагедии они во всех подробностях не знали. Или, возможно, просто не придавали всему этому значения – последние политические события затмевали для них все. Эмоции перехлестывали через край.
– Петр Петрович должен немедленно нас принять!
– Но он не может, он нездоров, здесь он находится частным порядком на отдыхе.
– Елена Андреевна, дорогая, бесценная, он обязан принять нас. Дело не терпит отлагательств. До принятия решения по кандидатуре премьера в Киеве остаются считаные часы. Если оппозиция провалит нашего кандидата, парламент будет распущен, а это значит, что сразу к чертям полетит все, чего мы с таким трудом добились. Мы должны знать мнение Петра Петровича по ряду вопросов. Его советы в прошлом всегда…
– Но он не в состоянии сейчас давать какие-либо советы.
– Елена Андреевна, сейчас не время болеть такому человеку, как ваш муж. В конце концов, он многим обязан Украине. И даже одно то, что он в настоящий момент, несмотря ни на какие там запросы об экстрадиции сопредельного государства, гостит в нашей стране… В конце концов, либеральные ценности требуют, чтобы их защищали на баррикадах, а не отсиживались в кустах, когда наши фракции терпят поражение за поражением!
– Пусть поговорят, Лена, – хмуро сказал Елене Андреевне Андрей Богданович Лесюк. – С самого Киева ведь летели, не с Жмеринки.
И Елене Андреевне ничего не оставалось делать, как повести делегацию в апартаменты Шагарина. Только она и Лесюк присутствовали при этой беседе при закрытых дверях. Беседа на удивление закончилась быстро. Киевские гости нервной стайкой спешно направились к вертолетной площадке. Лица у всех были изумленные и растерянные.
За их исходом из окна гостиной наблюдал Олег Гиз. Его никто не видел, когда он тоже направился к Шагарину: Елена Андреевна и Лесюк покинули Петра Петровича вместе с визитерами. Лесюк, как хозяин, должен был проводить, усадить в вертолет, объяснить наконец…
– Он изменился до неузнаваемости!
– Вы слышали, что он говорил?!
– Андрей Богданович, а что с ним такое было? Мы думали, сердечный приступ или микроинсульт.
– Нет, вы слыхали, что он ответил, когда я спросил, есть ли шансы провести нашу кандидатуру премьера?!
Гиз тихо открыл дверь. Мягкий свет настольных ламп. Персидский антикварный ковер на полу. Луна заглядывала в комнату, освещая темную фигуру у окна. Паркет заскрипел.
– С возвращением, – тихо сказал Олег Гиз. – Они сказали мне, что ты вернешься. Они не солгали.
Если бы кто-то – та же Елена Андреевна – слышал этот разговор, то удивился бы безмерно: прежде Гиз, несмотря на свое довольно короткое знакомство с Петром Петровичем Шагариным, никогда не обращался к нему на «ты», только на «вы».
– Они сказали, у тебя послание.
Паркет снова заскрипел – Петр Петрович Шагарин отвернулся от окна, от луны.
– Что ж ты? Онемел? – спросил Гиз. – Я хочу знать. Ты помнишь меня, ты знаешь, кто я?
– Да, – голос Шагарина был тусклый.
– Тогда говори! – Голос Гиза зазвучал повелительно. (Ах, как это было непохоже на их последнее общение в Лондоне полгода назад, когда всерьез или в шутку, в шутку или всерьез Гиз за очень крупное вознаграждение, предложенное Шагариным, взялся за составление астрологического прогноза развития политической ситуации – мировой, глобальной и российской предвыборной в частности.)
– Тебе там не понравится, – сказал Шагарин. – Никому не понравится.
Гиз напряженно ждал.
– И это все, что ты можешь мне сообщить?
– Возможно лишь то, что состоялось. – Шагарин шагнул к Гизу, и – о, странность! – тот резко, испуганно отпрянул от него, но тут же взял себя в руки.
– Я закурю. Курить тут можно? – спросил он хрипло. Щелкнул зажигалкой. Огонек сигареты осветил его лицо.
