Дэнни Кинг - Дневник киллера
— Ну ладно, расскажи!
— Это тебя не касается.
— Не хочешь, не надо. Только я бы на твоем месте рассказал, а то я, чего доброго, подумаю, что ты псих. Ты уж успокой меня, а?
— Я не псих.
— Ну тогда просвети меня. — Он помолчал и добавил решающий аргумент: — Ну же, Бриджес, не будь гадом, колись!
— Ладно, ладно, дай подумать.
Черт возьми! Всегда неприятно, когда говоришь сам с собой и тебя подслушивают, но когда сам с собой ругаешься… Попробуй-ка, объясни! Может, сказать, что я псих, да и дело с концом? Нет, надо объяснить — мне и самому не вредно понять.
— Просто детство у меня было дерьмовое… Мать меня ненавидела — считала, что это я мешаю ей найти мужа. Сам понимаешь, кому нужна мать-одиночка? Особенно тогда, в семидесятых. Вот она на мне все и вымещала, и чем старше мы оба становились, тем паршивее становилась моя жизнь. Врагу не пожелаешь. — Я налил в кружки кипятку и бросил туда пакетики с чаем. — Глупо, конечно, было все это терпеть — ты, наверное, думаешь, почему я не сбежал? Она здорово умела давить на психику. Доводила меня до истерики и заставляла чувствовать себя виноватым. Понимаешь, о чем я говорю?
— Ну да, более или менее.
— Я сто раз пытался уйти, но она не давала. Понимаешь, все мужики, один за другим, ее бросали, и она поклялась, что уж ее сын, ее собственная плоть и кровь, останется с ней. Не знаю даже, как толком объяснить — в общем, крыша у нее поехала. Доставала меня везде: в школе, в библиотеке, на работе. Приходила и устраивала скандал. Думала, я сбежал. Ты не поверишь — даже в тюрьму явилась и стала тащить меня домой!
Тот день даже не хочется вспоминать. Меня тогда только посадили, и вдруг говорят, что пришел посетитель. Мамаша. И сразу начала:
— Все, хватит, мне это надоело! Мы уходим.
Спятила, короче. Но я и представить себе не мог насколько.
— Мама, я в тюрьме, я не могу уйти!
— Ничего, мы сейчас посмотрим, как ты не можешь! Иди со мной, и никаких возражений! — Она стащила меня со стула. — Быстро, пошли!
— Я не могу!
— Э-э… извините, мадам, что вы делаете? — спросил мистер Эмери.
— Забираю ребенка домой!
Все, кто был в комнате для свиданий, так и заржали.
— Боюсь, не получится, — усмехнулся мистер Эмери.
— Не получится?! Я его мать! Это мой мальчик — он идет со мной!
— Разумеется, но через некоторое время. Не беспокойтесь, о нем здесь позаботятся.
— И слушать ничего не желаю! Иан, пошли!
— Бриджес, стоять!
— Я никуда и не иду…
— ИАН! Ты идешь со мной!
— Мадам, давайте выпьем чаю и обсудим все спокойно.
— Прочь с дороги! — Мамаша схватила меня за руку и потащила к двери. Эмери попытался оторвать меня от нее, увертываясь от пинков. Остальные заключенные и их жены уже катались по полу от смеха. — Он мой мальчик, мой сын, он не ваш! — орала мамаша.
Понадобилось трое охранников, чтобы ее оттащить.
— Я его мать, он принадлежит мне! Руки прочь!
Боже мой, ну и денек был!
— Самое смешное, — продолжил я свой рассказ, — что за решетку меня засадила как раз она! Наверное, думала, что со мной поговорят, отшлепают по заднице и посоветуют впредь слушаться мамочку. Вряд ли она могла предполагать, что мне дадут срок. Я ведь еще ребенок! Кому наказывать маленького мальчика, как не его матери?
— Она умерла, когда ты был в тюрьме?
— Да. После того визита я ее не видел. Отказался от свиданий. Она умерла уже после того, как я получил пожизненное. Не знаю, почему мы до сих пор разговариваем. Я не псих, мне не кажется, что мать жива и все такое — просто представляю себе, что бы она сказала сейчас. Само собой, она только и делает, что ругает меня и все, что я делаю, — как в жизни.
— Понятно. Ну, в конце концов все мы в той или иной степени того. Если тебе нравится спорить с мертвой мамашей — ради бога, мне-то что. Одно только плохо…
— Что?
— Мне показалось, что в этих спорах ты проигрываешь, — улыбнулся Крейг и отхлебнул из чашки. — Если бы я решил спорить с кем-то воображаемым, то уж, во всяком случае, постарался бы настоять на своем.
— Спасибо, утешил.
— Слушай, раз уж мы говорим начистоту… Я давно хочу спросить…
Что-то в его лице, какое-то самодовольное ехидство, сразу заставило меня насторожиться.
— О чем? — опасливо спросил я.
— За что тебя посадили? Тогда — в первый раз?
Этого вопроса я не ожидал.
— Ограбление.
— Да ну? — улыбнулся он. — Я не смеюсь над тобой, ты не подумай, только мне говорили совсем другое…
Чертов Логан! Я же просил его никому не рассказывать. Вот и верь после этого людям!
— Я правда не издеваюсь, просто интересно. Говорят, ты воровал женские трусы.
— Вот как?
— Ну да. Я только хотел узнать, правда это или нет? То есть мне-то все равно, просто любопытно. Мало ли кто как чудил в детстве — что было, то прошло. Важно то, что мы делаем сейчас, а теперь ты большой человек. И все-таки — зачем ты это делал?
— У меня пушка под рукой — ты знаешь.
— Я просто так спрашиваю, ей-богу, клянусь чем угодно!
— И я просто так — хотелось мне и все!
— Я слыхал, у тебя их было двести пятьдесят штук. Зачем столько?
— Да не знаю я, это было так давно… Так получилось.
— Эдди говорит, ты снимал их с веревок, воровал в прачечных, даже в квартиры вламывался и по комодам шарил.
— И Эдди знает? Мать вашу!
— Да все вокруг знают! А что? Знай я, что это секрет, не стал бы и спрашивать.
Я закрыл лицо руками и застонал. Прошлое… Никуда от него не денешься.
— Не переживай, — добавил он. — Логан сказал, что все давно уже знают. Никто ведь плохо о тебе не думает из-за этого.
— А что тут такого?
— М-м… а все-таки интересно: что ты делал с двумя сотнями трусов? Надевал или нюхал?
— Ты не устал задавать вопросы?
— Извини, просто любопытно. Ставлю десятку, что надевал.
— Нет. И не нюхал.
— На самом деле каждый чем-то таким занимался. Хочется сравнить, вот и все.
— Я правда не знаю, зачем их брал. Ничего не мог с собой поделать. Для меня был важен сам акт кражи. — Тюремный психолог в свое время долго об этом распространялся. — Мне они были не нужны, я ничего с ними не делал — просто складывал в мешок и держал под кроватью.
— И мамаша их нашла?
— Да. Она не могла понять, откуда все это взялось, а потом отнесла в участок, чтобы мне там объяснили, как это нехорошо.
— И они объяснили?
— Само собой. Только вот трусов было многовато, и многие были из квартир, так что преступление оказалось серьезным. Больше пятидесяти краж со взломом, хотя большинство женщин так и не узнали, что их ограбили. Мне даже хотели пришить что-то на сексуальной почве, но поскольку нападений не было — да и не могло быть, — то по статье я не пошел.
— Ого! В тюрьме, наверное, тяжко пришлось.
— Еще бы. — Первые месяцы даже вспоминать не хотелось.
— Ну ладно, бывает. Зато, если бы не это, ты не был бы тем, кто ты сейчас. Есть о чем подумать, верно?
— Спасибо, мистер Фрейд. Всегда приятно вспомнить прошлое. — Я допил чай. — Ну что скажешь теперь?
— Что скажу?
— Что я псих.
— Черт побери, Бриджес, с какой стати? У каждого свои тараканы в голове. Знаешь, в чем твоя беда? Тебе нужно больше бывать на людях. Сидишь взаперти, делать нечего — только и остается, что с покойниками базарить. Так и в самом деле свихнуться недолго.
— Когда полжизни проведешь в тюрьме, еще и не к тому привыкнешь. Да и друзей у меня нет.
— Как же нет, а я? Только не подумай чего, — добавил он опасливо. — Я и мой папаша.
— Папаша?
— Ну да. Разве я вас не представил? Вон он — в углу, трахает твою мамашу.
Я посмотрел, куда он показывал, и усмехнулся.
— Ничего удивительного.
Мы расхохотались.
— Его зовут Харви, — сообщил Крейг.
— Кстати, а что случилось? Сто лет тебя не видел — и вдруг заявился.
— Есть работенка.
— Какая?
— В жизни не догадаешься.
18. Везет как утопленнику
И в самом деле невероятно. Джордж все-таки сорвал куш! К сожалению, без ложки дегтя не обошлось. Пять счастливых номеров плюс бонус принесли ему около двухсот тысяч фунтов, и хотя Джордж, разумеется, не хотел трогать из них ни единого пенни, нашлось достаточно людей, которые хотели. Конечно, в сравнении с доходами Д.Б. это небольшие деньги, но уж больно легко их было взять.
Джордж выиграл вскоре после нашего разговора на вечеринке, и все это время Д.Б. с Логаном понемногу его доили. Он хотел пристроить деньги понадежнее — например, купить правительственные облигации, но Д.Б. «посоветовал» вложить их в бриллианты, а остаток — в акции, разумеется, липовые.
Бедный Джордж — разве он мог что-нибудь возразить, хотя прекрасно понимал, что потеряет проценты или даже часть суммы? Однако ему и в голову не могло прийти, что Д.Б. вознамерился забрать все. Управляющий банком рвал на себе волосы, глядя на сомнительные вложения, но ничего не мог поделать. Деньги принадлежали Джорджу — он имел право хоть сортир ими обклеить.
