Данил Корецкий - Свой круг
Объяснение легкое, изящное и правдоподобное. Надо отдать должное Федору Ивановичу — и произнес он все совершенно непринужденно. Но я ему не поверил.
Новая версия
ПЕТРЕНКО
Этот окраинный поселок в просторечии именовался «Нахаловкой», хотя только старожилы помнили времена, когда он оправдывал свое название. Через десяток лет здесь пройдут бульдозеры, расчищая место для нового микрорайона, а пока разномастные домишки, среди которых немало самостроя, бессистемно наезжают один на другой, путают улицы, переулки и тупики.
Минут двадцать блукали мы с Вальком по издолбленным ухабами дорогам, пока не отыскали наконец нужный адрес. Пожилая женщина с добрым усталым лицом осторожно выглянула в дверь, зажимая под горлом ворот цветастого некогда халата.
— Петренко здесь… живет?
Слово «живет» я произнес с усилием.
— А нету Феди, и куда делся, не знаю, — озабоченно сообщила она. — Как ушел пятого дня, так и нету. Может, уехал?
— Следователь прокуратуры Зайцев, — привычным жестом я предъявил удостоверение.
— Нам надо осмотреть его комнату.
Язык не повернулся произнести слово «обыскать».
— Из милиции, что ли? — удивленно спросила она, как бы отстраняя рукой документ.
— Я в этих книжках не понимаю… Заходите, коли надо, только платок накину.
Когда хозяйка появилась снова, я опешил, а Валек издал неопределенный звук — настолько неожиданным оказался на ней темно-синий с люрексом платок — последний крик моды, с боем расхватываемый в комиссионных магазинах в первые же полчаса после открытия.
— Федя привез, — пояснила она. — Соседка просила продать, да мне и ни к чему такой красивый, только как можно, ведь обидится…
Хозяйку звали Клавдией Дмитриевной, жила она со старшей сестрой, которая вышла в таком же платке бордового цвета.
— Расфуфырились старые, как на праздник, — прикрывая ладонью улыбку, сказала Клавдия Дмитриевна. — Люди-то к нам редко ходят… Только ключа от комнаты у меня нет, когда убирать, я просила, чтобы он свои оставил.
— Этот? — Я показал на ключ.
— Да, этот… — Она как-то с опаской протянула руку. — А где он сам-то? Неужто подрался? Милиция зря не приходит. — Так же нерешительно она отперла замок.
Маленькая комнатка, стены оклеены желтыми обоями, старинный розовый абажур с бахромой, круглый стол, накрытый плюшевой скатертью. Характерный для такого типа жилья запах сырости.
На столе небольшая стопка книг — учебники. Я полистал «Физику» для десятого класса.
— Готовился в мореходку поступать, — пояснила Клавдия Дмитриевна. — Вдруг загорелся на штурмана выучиться… Так что стряслось-то с ним?
Не вдаваясь в подробности, я сказал, что Федор Петренко погиб, идет расследование, и необходимо сделать обыск в этой комнате. Переждав первую реакцию на печальное сообщение, попросил сестер быть понятыми, объяснил их права и обязанности, дал расписаться в документах, после чего приступил к делу.
Старый платяной шкаф со скрипучей дверцей. Пиджак, брюки, рубашка и плащ. В карманах ничего интересного.
Под кроватью — шикарный импортный чемодан с хромированными замками. Огромный, солидный, матово блестящий натуральной кожей.
— Сколько времени он у вас прожил?
— С годочек, может, поболе. Да какое житье — только когда не плавает. Вот месяца полтора подряд, пока пароход в ремонте. Крышу чинил, бедный… По вечерам, бывало, втроем чай пили, о жизни беседовали.
— О чем именно?
— Да обо всем. Я свою судьбу вспоминала, как бедствовала в войну, как одна детей поднимала. Глаша за свое — она на фронте лиху хлебнула. Он про плавания рассказывал, про страны ихние… Парень неплохой, ничего не могу сказать.
Главное — выпимши редко бывал, и то в последнее время. А девиц этаких, — хозяйка сделала неопределенный жест, — вообще никогда не водил.
Я открыл чемодан. Английский шерстяной свитер, джинсовый костюм в пластиковом пакете, кипа ярких маек с броскими рисунками, два платья, несколько мотков мохеровой пряжи, очень красивые женские туфли и две пары босоножек, отрез переливающейся всеми цветами радуги ткани.
— Шерше ля фам, — многозначительно проговорил Валек.
— А может — обычная спекуляция, — предположил я.
— Упаси Боже! — замахала руками Клавдия Дмитриевна. — Глаша, скажи! Не спекулировал он! Соседка просила: «Морячок, продай какие-нибудь хорошенькие вещички для дочери, все равно, мол, привозишь». А он ответил: «На продажу не вожу».
— Вообще-то все вещи — одного размера, — сказал я. И обратился к хозяйке:
— А девушка у него была?
— Чего не знаю, того не знаю, врать не буду.
На дне чемодана — несколько открыток со стереоэффектом, россыпь шариковых ручек, значки, магнитофонные кассеты, блоки жевательной резинки. Больше, кажется, ничего. Хотя вот, в углу… Странно!
Я с недоумением рассматривал вытянутый колбаской мешочек из необычной зеленой ткани — плотной, упругой, напоминающей клеенку или тонкий пластик. «Молния», тесемочки, крючки, петельки… Похоже, самодельный.
— Что это такое? — спросила молчаливая сестра хозяйки.
— А это товарищ Федора принес… — ответила Клавдия Дмитриевна. — А для чего — не знаю.
— Какой товарищ? — перехватил я инициативу.
— Такой представительный, из горисполкома. Валерий! Вот отчества не помню.
— Почему «из горисполкома»?
— Он же сам и говорил.
— А почему вы думаете, что это он принес?
— Да я как раз заглянула спросить что-то, вижу, он разворачивает, крутит перед лампой, вроде Феде показывает, дверь скрипнула — сразу убрал. А для чего она?
— Часто он приходил к Петренко? — рискуя прослыть невежливым, я оставил вопрос без внимания.
— В последнее время частенько.
— А не знаете, что у них за дела?
— Дела взаимные. Федя перед экзаменами волновался: желающих много, конкурс большой. Валерий помочь обещался, говорил, на заочном отделении у него есть свои люди. Но ему тоже от Федора чего-то надо было — все его уговаривал, коньяком угощал, золотые горы сулил. Дескать, совсем по-другому жить будешь, хозяином жизни станешь, тогда Зойка сама к тебе прибежит! А тот в ответ — ей совсем другое нужно, не в деньгах дело и не в тряпках. Валерий смеется: ничего, другие набегут, целая толпа, отбою не будет, останется только выбирать!
— А о чем шла речь?
— Вот этого не скажу. Я же только отрывки разговора слышала.
— И какое впечатление производил на вас Валерий?
— О, видать, человек влиятельный, со связями. Такой если захочет — все, сможет.
И за нас обещал похлопотать, чтоб скорей квартиру дали.
Ай да Золотов! Услышь он эту восторженность в тоне Клавдии Дмитриевны, был бы на седьмом небе от счастья. Меня так и подмывало разочаровать ее, но я сдержался.
Оформил протокол обыска, потом записал показания Клавдии Дмитриевны и, прогнозируя дальнейший ход событий, предупредил, что придется ее еще побеспокоить и вызвать в прокуратуру. Дверь в комнату запер и опечатал.
Вернувшись на службу, мы с Вальком и исправно отдежуривший на телефоне Петр принялись рассматривать зеленый мешочек. Я сжал его в кулаке, потом бросил на стол — ткань расправилась, принимая прежнюю форму. Расстегнул «молнию», пошарил внутри, нашел шов, с усилием — упругий материал пружинил — отрезал ножницами небольшой кусочек, положив в пепельницу, поднес спичку. Ткань оплавлялась, но не горела.
— «Молния» и крючки пластмассовые, — сказал Петр, рассматривая непонятный предмет. — А если эту штуку свернуть и завязать тесемки, то крючки совпадут с петельками, застегнуть — и получается вот что…
Мешочек напоминал теперь кружок колбасы, болтающиеся веревочки усиливали сходство.
— Такой запах я когда-то слышал, — Валек поднес к лицу пепельницу, принюхался, потом обнюхал мешочек.
— Да, точно! В техникуме после третьего курса проходили практику на радиозаводе, там стенд с токами высокой частоты огорожен ширмой из диэлектрической ткани.
Однажды случайно прижег паяльником — вот и запомнил запах! Она только другого цвета была и потолще.
— Раз ты такой опытный, объясни, для чего эта штука нужна, — въедливо спросил Петр.
Валек передернул плечами.
— Наверное, чехол какого-то прибора или детали… А может, изолирующий пакет…
— Разберемся! — Я быстро отпечатал короткий запрос.
— Сейчас Петр сходит в НИЛСЭ, и физики дадут точную справку!
Действительно, ответ был получен в тот же день: «Представленное изделие изготовлено из синтетической ткани, применяемой в электро — и радиотехнической промышленности для защиты от вредных излучений».
Но зачем такое «изделие» понадобилось Золотову и Петренко?
Последние восемь лет из своих двадцати девяти Федор Петренко плавал. Вначале в каботаже, потом стал ходить за границу. Сейчас его сухогруз заканчивает профилактический ремонт, значит, была возможность допросить членов команды.
