Самый жаркий день лета - Абдулла Киа
Ясмин нервно поправила прядь волос.
— Я… да, наверное.
— То есть вы согласны с тем, что Лейла — которая оказала вам большую услугу тем утром, хотя была крайне занята, — могла на самом деле просто забыть про ребенка?
— Но она никогда ничего не забывает! — инстинктивно вырвалось у Ясмин.
Один из присяжных покосился на Лейлу, и она вся съежилась от этого взгляда.
— Но все же, если вас, мать ребенка, беспокоила теоретическая возможность забыть его в машине — уточню: настолько беспокоила, что вы с мужем даже обсуждали меры против этого, — так не мог ли человек, который крайне редко возит в автомобиле ребенка, действительно про него позабыть? Возможно ли, что это был не взвешенный эгоистичный поступок, а трагическое, но случайное стечение обстоятельств?
Ясмин заволновалась, силясь расшифровать доводы адвоката.
— Мисс Саид?
— Да, — согласилась свидетельница. — Такое возможно.
Лейла с облегчением выдохнула, ощутив, как с груди упали невидимые оковы. Пусть этот ответ не заделает брешь, но Клара посеяла семена сомнения и дала всем возможность ощутить снисхождение к Лейле. Подсудимая попыталась встретиться глазами с Ясмин, чтобы отблагодарить ее за эту маленькую передышку, но та больше ни разу не поглядела в сторону сестры до конца заседания.
С наступлением сумерек за окном судья Уоррен объявил о конце первого дня слушаний. Лейла наблюдала за тем, как пустеет зал заседаний. Ее потряхивало от напряжения; долгий день будто вытянул из нее все нервы. Выйдя в коридор, Лейла с благодарностью встретила Уилла, который взял ее под локоть и деловито отвел к машине.
Дома она без сил рухнула на диван. Ее поглотило такое же состояние опустошенности, какое бывает у людей, выдержавших похороны близкого человека или природный катаклизм. Первый день в суде, и она выжила.
Уилл наполнил бокал вином и поставил его на табуретку подле ног жены.
— Ну как? — поинтересовался он.
— Терпимо, — ответила Лейла.
Муж ласково приподнял ей подбородок пальцем, чтобы встретиться с Лейлой взглядом.
— Эй, малышка. А если честно, как ты себя чувствуешь?
Лейла выдавила слабую улыбку:
— Как будто меня поезд переехал.
— Ты отлично держалась.
Лейле стало спокойнее от поддержки Уилла. Обычно, вместо того чтобы внимательно выслушать жену, он превращал ее проблемы в балаган и сыпал дурацкими предложениями по их решению. Ей понравилось более сострадательное отношение.
Уилл вложил бокал вина в ее ладонь.
— Злишься на Ясмин?
— Я совсем не хочу это обсуждать, — извиняющимся голосом ответила Лейла.
— Да брось, милая. Расскажи мне, что ты думаешь. Сложно в одиночку переварить слова, которые ты сегодня услышала от сестры.
Лейла вяло пожала плечами.
— Тебе не кажется, что ей следовало бы встать на твою сторону?
— Не знаю, Уилл.
— И ты не злишься на Ясмин?
Лейла взмахнула рукой с бокалом, чуть было не разлив содержимое.
— У меня нет права злиться.
— Но это не отменяет твоих чувств, — настаивал Уилл. — Так ты злишься на нее?
— Я просто хочу, чтобы весь этот ад закончился еще до того, как я разберусь в своих чувствах.
Уилл в сомнении покачал головой:
— Тебе было бы легче, если бы ты делилась своими переживаниями.
Она поставила бокал обратно на табурет.
— Я поделюсь. Но позже.
Супруг внимательно посмотрел ей в глаза, потом нежным движением убрал с ее лица прядь волос.
— Конечно.
Лейла почувствовала облегчение.
— Нам не обязательно говорить. Просто побудь со мной немножко. — Она положила голову Уиллу на грудь и закрыла глаза, чувствуя, как тревога покидает ее — хотя бы ненадолго.
Глава 9
Сегодня за кафедрой для свидетельских показаний стоял Эндрю Андерсон. Он был гладко выбрит, а короткие светлые волосы блестели от геля для укладки. В черном костюме и голубой рубашке Эндрю являл собой привлекательный образ скорбящего отца.
Лейла наблюдала за зятем, подмечая легкие признаки беспокойства: вот он поправил галстук, вот нервно теребит пуговицу, вот зачем-то сунул руку в карман. Странно было видеть своего давнего товарища в стане тех, кто стремится упрятать ее в тюрьму. Они встретились глазами, и Эндрю одарил Лейлу мимолетной улыбкой. Она зарделась от благодарности. Значит, он не собирается оговаривать Лейлу, ведь она и правда много для него сделала.
Эдвард Форшелл начал опрос:
— Мистер Андерсон, в ваших показаниях полиции вы отметили, что не хотели просить мисс Саид о помощи. Почему?
Эндрю прочистил горло.
— Не хотел злоупотреблять ее любезностью.
— Потому что по утрам она чрезвычайно загружена делами и составляет расписание на весь день?
Эндрю нахмурил брови.
— Ну нет, просто она и так многое для нас делает, и я не хочу навязываться.
— Она ведь нехотя согласилась помочь, когда вы позвонили?
— Нет.
Эдвард удивленно поднял бровь, будто ожидал иного ответа.
— И ничуть не колебалась?
— Пожалуй, нет. То есть… нет, она была согласна.
Лейла напряглась. Почему он мямлит? Она всегда рада помочь!
— Хорошо. Как она выглядела, когда подъехала к вашему дому?
— Отлично.
— Не торопилась никуда?
— Не более, чем всегда.
— То есть обычно она торопится?
Эндрю растерялся, попав в простую ловушку.
— Нет, я лишь имел в виду, что она вела себя обыкновенно, торопясь не больше и не меньше, чем обычно.
Форшелл медленно кивнул, будто узнав великий секрет.
— Мистер Андерсон, как бы вы описали сестру вашей жены?
Эндрю обдумал свои слова, прежде чем ответить:
— Она сильный человек. Внушающий уважение, я бы сказал. Она безумно работоспособна. Многого достигла в жизни. Она… она действительно впечатляет. — Он взглянул на Лейлу и чуть заметно кивнул в знак солидарности.
У Лейлы ком встал в горле: ее потребность в признании наконец-то получила удовлетворение. Годами Лейла стремилась к результату, а для всех ее работа выглядела будто бы незаметной. Услышать признание своих заслуг здесь, на публике, в зале суда, — такой поворот событий придал ей сил.
Эдвард с заговорщическим видом спросил:
— А вы не замечали за ней неорганизованности, неряшливости, может быть, забывчивости?
— Нет.
— Лейла когда-нибудь причиняла вред Максу?
— Нет, — удивленно ответил Эндрю. — Она бы так никогда не сделала.
— С вашего позволения, я сформулирую вопрос иначе: Лейла когда-нибудь причиняла Максу вред хотя бы непреднамеренно?
— Нет.
— Она ни разу не скрывала от вас случаи, когда Макс вдруг поранился или ушибся?
— Нет, — повторил Эндрю с напором.
— И вы в этом уверены?
Свидетель бросил взгляд в сторону подсудимой.
— Насколько я вообще могу быть в чем-то уверен, — замявшись, пробормотал он.
Форшелл достал из своего тонкого блокнота с голубой обложкой сложенный вчетверо листок.
— То есть вы в курсе, что прошлым летом Лейла обратилась за помощью в детское отделение травматологии Лондонской королевской больницы с жалобой на рваную рану головы у ребенка?
Эндрю удивленно заморгал. Для всех в зале было очевидно, что услышанное стало для него новостью.
Обвинитель вчитался в содержимое бумаги.
— Тут написано, что Лейла Саид обратилась в детское отделение травматологии в пятницу двадцать четвертого июля. Она сообщала о происшествии вам или вашей супруге?
Эндрю в замешательстве вытянул шею, будто пытаясь прочитать документ в руках у обвинителя.
— Нет. Что случилось с Максом?
— Врач, который его осматривал, расскажет нам чуть позже. Но сначала я хочу пригласить мою коллегу, которая тоже задаст вам пару вопросов. — Эдвард Форшелл явно получил удовольствие оттого, что сумел срежиссировать столь драматическую интерлюдию.
Лейла разом потеряла надежду, наблюдая за тем, как продолжается опрос. Она искренне надеялась на поддержку Эндрю, надеялась, что он расскажет суду, как она помогала его семье деньгами и советами, как не жалела времени на заботу о родных. Но было видно, что раскрытый секрет о походе к врачу выбил Эндрю из колеи. Теперь он глядел на Лейлу с ожесточением: его сын пострадал, и никто не удосужился даже сказать ему об этом.