Кирилл Гольцов - Дом на цилиндрах
— Давайте, дорогой мой, всё-таки при всех прочих договоримся: я врач, а вы пациент…
Однако на следующее утро доктор, как и обещал, устроил мне встречу с предполагаемой семьёй. Мне действо почему-то представлялось чем-то схожим со свиданием в тюрьме, однако, как ни странно, всё проходило в обычном помещении и даже без надзора персонала. Хотя, возможно, они и наблюдали за нами посредством видеокамер. Вообще же, насколько я понял, в моём отделении не было буйных больных, а всего лишь люди с теми или иными небольшими отклонениями, которых родственники помещали сюда на месяц-другой передохнуть и прийти в себя. Кстати, в официальных документах этот факт — в смысле заключение в психиатрическую лечебницу — не должен был никогда и нигде всплыть потом. А самым ярким эпизодом, который всё-таки напомнил, в окружении кого я пребываю, была бурная истерика в столовой одной маленькой худенькой девочки, которая появилась однажды вечером и вышла из себя по совершенно пустяковому поводу — у неё забрали пилку для ногтей. Вообще-то, хранить подобные вещи здесь было не положено, но никакой проблемы не составляло подойти к одной из сестёр, попросить и в её присутствии воспользоваться теми же ножницами. Хотя, может быть, у той девушки пилка стала просто последней каплей и дело было вовсе не в ней.
Усевшись на мягкий стул, я скрестил руки на небольшом столе, через который какое-то время просто смотрел на входную дверь. Потом замок щёлкнул и в помещение с довольно торжественным видом вошёл Константин Игнатьевич, а за ним — две незнакомки. Первая, представившаяся моей женой, была на удивление хороша собой, но вела себя излишне нервно — всё время подрагивала и всхлипывала. Я подумал было, что это всё из-за меня, но вскоре понял, что причины явно лежат вовне и ей, наверное, хочется побыстрее отсюда уйти, чтобы заняться действительно неотложными делами. Девочка же держалась абсолютно отстранённо и, казалось, не особенно осознавала, где она находится и что именно происходит. Её личико было печальным и глубокомысленным, в чём, впрочем, не было абсолютно ничего удивительного, учитывая всё, что ей пришлось пережить, если это была действительно Виолетта. Они уселись за стол напротив меня, а доктор, пристально осмотрев нас, кивнул головой и, удаляясь, с милой улыбкой произнёс:
— Ну не буду мешать. Доброй встречи.
Когда за ним закрылась дверь, я посчитал нужным поздороваться, а заодно и спросить у предполагаемой жены, как, собственно, её зовут.
— Ада… — прошептала она, опустив глаза и нервно теребя руками серую юбку в узкую белую полоску.
— Очень приятно. Честно говоря, даже затрудняюсь, с чего начать, ты же наверняка знаешь от врача о моём состоянии!
— Да, конечно. Я тебе кое-что принесла…
Ада быстро нырнула под стол и стала выкладывать передо мной блок сигарет, пакет с сухарями, мятные конфеты, упаковку чая на сто пакетиков и булки в шелестящих упаковках. Между прочим, последние действительно были моими любимыми — «размотушки» с корицей. Я видел только её мелькающую над столом руку и невольно подумал о пловцах.
— Вот, вроде и всё. На какое-то время тебе этого хватит, а на следующей неделе я обязательно зайду ещё. Если есть какие-то особые пожелания и это не запрещено, говори. (На самом деле больше нам с ней так и не суждено было увидеться.)
— Да пока вроде ничего такого…
— Хорошо, у нас есть двадцать минут и тебе надо познакомиться с Виолеттой, — замялась Ада. — Подойди, пожалуйста, сюда.
Девочка осталась недвижима, и только немного вздымающаяся грудь выдавала в ней то, что это живой человек, а не манекен из магазина детской одежды.
— Милая, ты слышишь меня? — Ада осторожно прикоснулась к волосам девочки и приподняла локон, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Пожалуйста, посмотри на него!
Я испытал какое-то тягостное чувство и был удивлён. Конечно, если мои мозги не спеклись совсем, то эта женщина не может быть мне женой — я её точно в первый раз вижу. Значит, она подсадная утка, которая была просто обязана отлично сыграть свою роль с громкими воплями, бурными сценами, объятиями и множеством слов о любви, ожидании и скорейшем желании снова быть вместе. Однако в воздухе висела напряжённость не только между нами, но и относительно Виолетты, которая явно была совершенно посторонней как мне, так и Аде.
— Ничего страшного, пусть, если хочет, так сидит… — сказал я.
— Не могу смотреть на неё без содрогания! — шепнула женщина и придвинулась по столу ближе ко мне. — Как у тебя вообще здесь всё? Боль и страх снаружи, изнутри или повсюду?
— Ну я бы так не драматизировал, но что-то такое, конечно, есть. Однако, главное, что томит, пожалуй, недопонимание, и ты вполне можешь помочь мне в этой беде.
— Каким образом?
— Просто рассказать правду, хотя и играешь ты, скажу прямо, совсем спустя рукава…
— Да это всё и неважно! — отмахнулась Ада и посмотрела на маленькие наручные часы с изображением кота, под чьи усы, видимо, были стилизованы стрелки.
Потом мы некоторое время молча сидели. Я разглядывал гостью, а она — поверхность стола, по которой водила коротко стриженными, покрытыми розовым лаком ногтями. Это показалось мне забавным — переворачивать ладошки и выглядеть как-то необычайно глупо, да ещё рисковать царапинами на маникюре. И, видимо, я был не одинок в своём мнении, так как девочка вскоре начала медленно приподнимать голову и губы Виолетты задрожали:
— Он был там!
— Что, милая? — сильно вздрогнув и обернувшись к ребёнку, спросила Ада.
— Тот мужчина, не этот…
— Не понимаю! — женщина потрясла головой и, словно обвиняя в чём-то, взглянула на меня.
— Он привёз нас сюда, а ты сидела в машине и плакала… — Виолетта всхлипнула и перевела мрачный взгляд на меня. — Твоя фотография, там рыбы. Какие они?
Я вздохнул и закашлялся, но не от продолжающейся чувствоваться в воздухе гари, а, неожиданно прослезившись, от переполнявших чувств:
— Они плавают в воде и их плавники переливаются на солнце!
Мне почему-то очень не хотелось говорить девочке, что это всего лишь муляжи, чтобы не обидеть, не расстроить и не заставить опять замкнуться к себе. Значит, моя догадка была верна и это именно тот самый ребёнок, про которого говорил Николай. Но какая тогда взаимосвязь с этой женщиной? Да и зачем они вообще обе ко мне пришли?
— Ты так хорошо говоришь. Я однажды рисовала рыб, только они у меня непохоже получились. Так сказала Лида, но я не поверила. Она всегда дразнит меня и говорит, что я плохая. Ты так не считаешь?
— Нет, конечно. Что ты! — ответил я и почувствовал неожиданный прилив тёплых чувств к девочке, возможно, как некоторое отражение или отдушина моих чаяний и мыслей о несуществующей семье.
— Ты мне нравишься. Но зачем ты тогда дал себя сфотографировать этому дяде? — после непродолжительного молчания спросила Виолетта.
— Я и не разрешал. Он просто где-то взял снимок. Думаю, украл…
— О чём вы оба говорите? — Ада почему-то встрепенулась и выглядела на редкость расстроенной. — Что всё это значит?
Я поманил женщину к себе и, когда она придвинулась и наклонилась, прошептал ей в ухо:
— Девочка подверглась насилию, и преступник зачем-то показывал ей мою фотографию, поэтому она сначала утверждала, что он это я. А теперь, вижу, больше так не думает.
— Вы все просто психи и играете в какие-то очень странные игры.
— Нет, я верю ему. Просто тот дядя хотел меня обмануть, но, наверное, не старался. А я уже не маленькая и всё вижу.
Виолетта неожиданно вскочила со стульчика и, обогнув стол, подбежала ко мне, ловко усевшись на колени. Я дёрнулся и прижал к себе ребёнка, чтобы не уронить. Почему-то мне показалось, что как раз в этот момент щёлкнет замок, дверь распахнётся и сюда ворвутся санитары, которые бросятся скручивать меня по рукам и ногам из опасения, что я могу причинить девочке вред. Или грозной поступью войдёт Николай и, обвиняя, укажет на меня пальцем с криком: «Вот ты и застигнут на месте преступления!»
Однако ничего подобного не произошло и, чувствуя на своей шее колючие волосы Виолетты, я почему-то подумал о секущихся концах и ещё раз вернулся к вопросу о видеокамерах: кто в них сейчас смотрит, что понимает из происходящего и есть ли они вообще.
— Да, наверное, так и было. А что произошло потом? Как ты оказалась с ней? — наконец тихо спросил я.
— Какая-то тётя забрала меня и, думаю, сделала больно тому дяде, что меня вёл за руку.
— Куда?
— Это было такое странное место, и я никак не переставала бояться, что она что-то сделала с моими глазами. К счастью, всё в порядке.
— И что ты там делала?
— Играла странными катунами и, думаю, кто-то на меня смотрел. Я это чувствовала, — Виолетта вздохнула и взглянула на Аду. — А потом приехал тот дядя, что сделал мне больно и показывал твою фотографию. Я думала, он опять будет что-то неправильное со мной делать, но ничего не случилось.
