Сергей Ильвовский - Шесть шестых
— Слушайте, Арсений Петрович, за цирком, рядом с метро, пивной ресторанчик есть! Дороговато там, конечно, но пиво отличное! Заглянем, а?
— Даже не знаю, Егор… — заколебался Колапушин. — И за рулем я.
— Да пойдемте, Арсений Петрович, пойдемте! Мы много не будем. Да много там с нашими окладами и не выпьешь! Ерунда, доедете нормально! А в случае чего — не станут же гибддохи к менту вязаться — конечно, если он не совсем уж в хлам! Ну пойдемте, организм немедленно требует живительной влаги! Хоть уши от глаз отмочим!
— Уговорил, — засмеялся Колапушин. — Только давай не торопясь, медленно пойдем, хорошо? Подышим немного воздухом.
— Я вот что подумал, — глубокомысленно изрек Немигайло, как только они оба зашли в широкий проходной двор, соединяющий переулок с Цветным бульваром. — А что, если этот Ребриков мысли читать умеет?
— Это в каком смысле? — удивился Колапушин.
— В прямом! Что, если он экстрасенс какой-нибудь? Или как это — телепат, что ли? Тем более сами говорили — тренировкой какой-то хитрой занимался… ну, этой, аутогенной. Троекуров ведь знал ответ, а Ребриков его мысли прочел — и бац! Нажал на нужную кнопку!
— Ты и впрямь переутомился, Егор, — засмеялся Колапушин. — Мысли читать никто не умеет. Это только в бульварной прессе такую ерунду печатают. Им писать не о чем, вот они и изгаляются, всякие старые газетные «утки» переделывают на новый лад.
— Не скажите, Арсений Петрович, не скажите! Я про Вольфа Мессинга такие вещи читал! В серьезном журнале, не в макулатуре этой.
— И я про него читал. Но во-первых, это писали люди, которые сами его выступлений никогда не видели, а во-вторых, он и сам о себе множество различных слухов неправдоподобных распространял. Только он умер давно — как теперь проверить?
— А я вот с одним человеком разговаривал, который не просто все это видел, но и сам участвовал. И Мессинг его мысли угадал! А человек этот не простой был. И куча свидетелей имелась. Тоже не простые люди — уж их-то не обманешь!
— Интересно, что же это за человек, которого обмануть невозможно?
— А это сосед мой был, когда еще мы в Кунцево жили. Иван Михайлович, царствие ему небесное. Старый чекист, еще до войны начинал.
— Так-так, — заинтересовался Колапушин. — И где же это он с Вольфом Мессингом пересекся? Он что, его допрашивал? Вроде бы тот имел какие-то неприятности по их линии?
— Нет, никаких неприятностей тогда не было. Просто они пригласили его в своем клубе выступить. Знаете такой? Имени Дзержинского.
— Это на Лубянке который? Знаю, конечно, хотя сам никогда там не бывал. Ну и что же произошло во время этого выступления? Как он их мысли читал?
— А вот тут самое хитрое начинается! Выступить он выступил, а они после выступления пригласили его в свою гостиную — есть там такая. Хотели поближе рассмотреть, как он все это делает. Теперь поняли, почему я говорил, что смотрели такие люди, которых не обманешь? Одного, может, и можно обмануть, но не всех же сразу!
— Предположим, — согласился Колапушин. — И что же дальше было?
— А вот что. Мессинг предложил им спрятать какой-нибудь маленький предмет, а он прочтет мысли того, кто знает, где этот предмет спрятан, и найдет его! Поспорили и выбрали авторучку. Мессинг в коридор вышел, и с ним еще двое чекистов для контроля. Ни подсмотреть, ни подслушать он ничего не мог! А те, что в гостиной остались, стали решать, куда авторучку спрятать.
— Ну и куда же?
— Очень хитро они придумали, Арсений Петрович! Знаете, раньше на самолетах такие пакетики специальные выдавали для авторучек, чтобы чернила в полете не вытекали? Вот у одного такой пакетик случайно в кармане завалялся.
— Да, помню, были такие пакетики целлофановые. Сейчас все шариковыми ручками пишут, они уже и не нужны. Так зачем им этот пакетик понадобился?
— А они ручку в него засунули, ниткой плотно замотали, чтобы не протекло, и в аквариум бросили — был в этой гостиной какой-то большой аквариум. Может, и сейчас есть. Поди догадайся, что чернильную ручку в воду кинули! Она же в пакетике была — чернила-то не текли! А Мессинг нашел!
— Ну и как же он ее нашел?
— А вот в этом как раз мой бывший сосед и участвовал. Мессинг велел ему держать его за руку и не отпускать. Стал ходить с ним по всей гостиной. Раз прошел, два… Потом к аквариуму подошел, присмотрелся и показал на авторучку! Вот так! А вы говорите — мысли читать невозможно. Еще как возможно, есть такие люди!
Продолжая обсуждать эту животрепещущую тему, сыщики миновали проходной двор и теперь уже шли по широкому тротуару в сторону цирка, мимо пока еще сохранившихся старинных неказистых домов. По мостовой катил плотный поток машин с уже включенными подфарниками и габаритными огнями. Предупреждая подступающую темноту, на мачтах городского освещения, мигая, начинали постепенно разгораться уличные фонари.
— Ты же сыщик, Егор! — укоризненно сказал Колапушин. — Ну что ты как мальчик, честное слово? Сам же говоришь — за руку он его держал.
— Держал. Так мысли через руки лучше передаются. Ничегошеньки ведь никто не говорил! А он нашел!
— Ты помнишь, как тебя на полиграфе проверяли? — засмеялся Колапушин. — На том, который еще детектором лжи называют? Здесь ведь все абсолютно то же самое, пойми! Только твое волнение не прибор улавливает, а живой человек. Ты артиста за руку держишь, и он с тобой по залу ходит. Когда подходит к нужному месту — ты напрягаешься и рука непроизвольно сжимается, понимаешь? И дыхание у тебя меняется, а он это слышит. И пот у тебя от волнения выделяться начинает — рука влажная становится. Все это по чуть-чуть, конечно, — ты и сам не чувствуешь. А артист — человек тренированный, он чувствует! Конечно, нужны определенные природные способности, не все такие мельчайшие признаки могут уловить. Но такие люди всегда были, да и сейчас есть. Вот и весь секрет, Егор. Ни о каком чтении мыслей и речи быть не может!
— А я вот сам видел, когда артистку и за руку не держали, и дыхания она слышать не могла! — упрямо продолжал гнуть свою линию Немигайло. — И все равно все угадывала!
— И где же ты такое видел, интересно?
Немигайло остановился, заставив притормозить и Колапушина, и широким жестом показал на здание цирка, мимо которого они как раз и проходили по тротуару из красивой цветной брусчатки.
— Вот в этом самом цирке и видел. Меня отец сюда еще пацаном водил. Номер был такой — «Чудеса мнемотехники» назывался. Девушка сидела на арене с завязанными глазами, а мужик пожилой по рядам ходил. Ему что-то дадут — ну, у кого что есть с собой, — он ее спросит, что ему в руки дали, а она отвечает — и всегда в точку!
— Да это же еще проще! Ну сколько разных вещей может взять с собой человек в цирк? Подумай сам, что у тебя в карманах лежит, что у меня. Ключи там, бумажник, расческа, платок носовой… Количество таких предметов очень невелико, Егор. И в общем-то у всех людей в карманах встречаются почти одни и те же предметы. У женщин побольше, конечно! Чего у них в сумочках только нет, но все равно количество ограничено. Помада там может быть, тушь для ресниц, пудреница, духи, пилочки для ногтей. Каждый такой предмет кодируется определенным словом. Мнемотехника — это же искусство запоминания. Вот они оба и заучивают специальный код — каким условным словом какой предмет обозначается. Артист, когда спрашивает, произносит в своем вопросе слово, которое и обозначает тот предмет, который ему дали. А партнерша его и называет. Это все тренируется годами — репетируют каждый день, поэтому у них все получается очень быстро, и зрители не успевают этого заметить.
— А Ребриков с Троекуровым такой номер провернуть не могли?
— Нет, никак не могли! Это надо репетировать обязательно вдвоем, каждый день, много лет подряд, чтобы не спутаться. На несколько десятков предметов, заметь, всегда одних и тех же, на сотню самое большее. Вопросов — десятки тысяч, ответов — в шесть раз больше. Да и Троекуров правильные ответы вообще только на площадке узнавал. Так как же он мог Ребрикову хоть что-то передать?
— Ну хорошо. А если этим артистам какой-то предмет попадется неожиданно? Скажем, я оперативное задание в цирке выполняю, и у меня с собой пистолет есть. Я его возьми да покажи! Наверняка ведь на такое слово кода у них нет!
— В этом случае они другим приемом пользуются, Егор. Тот артист, что по рядам ходит, произносит условную фразу, обозначающую, что предмет незнакомый, и начинает передавать его название по буквам. Придумывает на ходу такое предложение, чтобы первая буква в каждом слове соответствовала очередной букве в названии этого предмета. Ну, для пистолета что-нибудь вроде: Подумай… И… Скажи… Теперь… — Колапушин неожиданно замолчал и глубоко задумался. — Слушай, Егор… Ну и идиоты же мы с тобой!
— Почему это мы идиоты? — даже обиделся Немигайло.
