Евгений Монах - Братва: Век свободы не видать
— Все в ажуре, Евген, — доложил Цыпа, успешно запихав мое постельное хозяйство в баул. — А ты уверен, что уже окончательно поправился? Даю добрый совет: отдохни здесь хоть недельку для полной гарантии. С пулевым ранением шутки плохи. К тому же за «люкс» все одно до конца месяца уплачено. Пропадут деньги зазря.
— Раньше надо было думать! — поставил я крест на меркантильных соображениях телохранителя. — Месяц, по ходу, выпал у нас такой — сплошных убытков и потерь. А против судьбы не попрешь, сам понимать должен!
— Вообще-то, авось оно и к лучшему, что домой переберешься, — неожиданно кардинально поменял свое мнение Цыпа. — Там тебя охранять попроще будет. Не хотел говорить сразу, чтоб не нервировать раньше времени, Евген, но нынче ночью при невыясненных обстоятельствах погиб также и один из охранников «Кондора». Убит выстрелом в затылок. Он почему-то покинул свой пост у больницы и уехал на соседнюю улицу. Там его и кокнули. Я вот мыслю, не связано ли это с тобой как-то?
— ?!
— Не подбирается ли к тебе эдак сбоку та сучара, что покушение организовала?
— Навряд ли, — облегченно переведя дух и состроив задумчивое лицо, будто сосредоточенно прогоняя в мозгах эту версию, откликнулся я, выплескивая остатки коньяка в стопку. — Слишком мудрено. Логики заказчика не вижу. Скорее всего это лишь глупое случайное совпадение. Ладушки! Все шмотки собрал?
— Само собой. А это что? — Цыпа держал в руках надорванный газетный пакетик, откуда торчали грязно-зеленые купюры. — Ты чуть свои баксы не забыл, Евген! В натуре — месяц сплошных подлянок! Держи!
— Нет! — Я невольно отдернул руку от злосчастно-пакостных долларов и, чтоб как-то скрыть свое идиотское замешательство, тут же поднял со стола наполненную стопку с французским эликсиром. — Оставь себе. Они пойдут на поминки нашим боевикам, пусть будет им земля лебяжьим пухом!
Намахнув скорбные сто грамм и даже не закусив с расстройства, хотя это очень вредно для здоровья, я поспешно вышел из больничной палаты. Все-таки чересчур уж чувствительно-нежная у меня психика. Но ничего поделать с собой не мог — искренне жаль было мне погибших мальчиков, хотя и не знал я их. Почти.
Процедура выписки из больницы не заняла и пяти минут.
Находясь в глубокой печали, по дороге домой я почти не любовался в окно «мерса» на чудный солнечный день и на прогуливавшихся по обочине трассы потрясных молодых девах в коротких мини-юбках, туго обтягивавших не просто призывно-роскошные бугры ягодиц.
Цыпа тоже молчал, уважая понятную скорбную «минуту молчания» шефа, совсем недавно узнавшего о человеческих потерях в сплоченных рядах нашей организации.
Весьма приятно было вновь оказаться в родных пенатах. Я прошвырнулся по всем четырем комнатам с визуальной ревизией. И получил полнейшее удовлетворение ее результатами — мебельная полировка сияла ухоженными поверхностями, ковры были тщательно пропылесошены, а пепельницы пусты. Здесь явно недавно вовсю постаралась моя двоюродная сестренка Наташа, имевшая ключ от квартиры и следившая по родственной доброте душевной за тем, чтоб фатера моя не слишком смахивала на авгиевы конюшни. Надо отдать должное Натуле: содержать в идеальном порядке и чистоте четырехкомнатную берлогу одинокого и — чего греха таить — довольно-таки безалаберного в быту мужика — труд, в натуре, геркулесовский.
Цыпленок сразу скрылся на кухне, деятельно занявшись приготовлением холодных закусок, так как мудро предвидел, что я с ходу предприму фронтальную атаку на спиртные запасы камин-бара. Вот и суетился, милый бродяга, заботясь, чтоб желудок шефа не оказался один на один в жесткой схватке с коварным алкоголем.
Вызванный по телефону, вскоре и опер нарисовался, как всегда жизнерадостный и беззаветно готовый составить мне компанию в трудном общении с иностранцем — пузатым «Наполеоном».
— Зачем звал? — полюбопытствовал майор, заглотив «штрафную» рюмку и аппетитно захрустев яблоком.
— А ты не догадываешься? — слегка даже удивился я, хмуро разглядывая его сытую, лоснившуюся самодовольную рожу.
— Без понятия. Опять, наверно, какие-то новые проблемы? По моему ведомству? Угадал, Монах?
— Как обычно, пальцем в небо! Все проблемы старые и отлично тебе известные! Я желаю знать — долго мне из квартиры не высовываться? Есть или нет у следствия хоть какие-то карликовые сдвиги по раскрытию покушения на убийство в городе коммерсанта?
— Ты про себя говоришь? — зачем-то уточнил этот кретин.
— Естественно! — Я чуть было не вспылил при виде такой непроходимой тупости.
— Я так и понял, Евген, — равнодушно протянул опер, как-то странно скосив на меня свои замороженные синие «омуты». — Не о чем беспокоиться, Монах. Гуляй куда и когда хочешь. Ответственно заявляю: опасности для твоей персоны пока не наблюдается. Да ты и сам это лучше меня знаешь!
— По ходу, ты последние остатки мозгов уже пропил! — не сдержался я, глядя, как Инин, не дожидаясь меня, спроваживает в свое неуемное нутро следующую рюмку качественного коньяка. — Чистую лажу гонишь! Что я, по-твоему, знаю?!
Майор, закурив, откинулся в кресле и, явно не торопясь с ответом, обратился к Цыпе, сновавшему из кухни в гостиную и обратно:
— Не мельтеши перед глазами как метеор, братец. Кайф ломаешь. Ты и так уж весь стол тарелками заполнил, скоро даже для бутылки места не останется. Угомонись, милый. Тут хватит взвод накормить до отвала!
Цыпа, вняв совету мента, а может, просто уже благополучно закончив свою продуктово-снабженческую миссию, молча уселся за стол и сразу, время даром не теряя, стал накладывать столовой ложкой на тонкий ломтик хлеба зернистую икру, которую давно и преданно любил. Кстати, паюсную икру он почему-то даже в рот почти не берет. Хотя она дороже в несколько раз. Такой вот странный парадокс.
— Хорошо, Монах! Давай без лишних экивоков и реверансов, — всласть напыхтевшись вонючим «Данхилом», заявил опер, решительно вминая окурок в хрустальное дно пепельницы. — Для какой цели тебе вдруг понадобился этот любительский спектакль с покушением? В толк, признаюсь, не возьму! Поясни, будь так любезен.
— Что?! — Я чуть не поперхнулся от неожиданности коньяком и со стуком поставил рюмку обратно на стол. — Ты о чем? Считаешь, я сам организовал покушение? По-твоему, я шизик и самоубийца?!
— Ладно, кончай темнить, Монах, — поморщился Инин, набулькивая себе новую порцию халявного горячительного. — Против фактов не попрешь, брат!
— Каких конкретно? — Я взял себя в руки и деланно неторопливо запалил «родопину», глубоко вдыхая успокоительно-душистый болгарский дым. — Выкладывай свои идиотские доказательства. Внимательно выслушаю даже бред сивой кобылы. Я добрый нынче — пользуйся редким моментом!
— Только давай без всяких обид, Евген, — явно забеспокоившись, предложил майор тоном примирения. — А еще лучше — замнем этот щекотливый вопрос для ясности…
— Не покатит, голубчик! — пресек я попытку мента уйти от ответа. — Раз начал — заканчивай! Занятно даже. В натуре.
— Ну ладно, — не очень уверенно хмыкнул Инин, — разжую конкретно по пунктам. Во-первых: баллистическая экспертиза установила, что убойная сила стрелявшего в тебя пистолета вполне достаточна для того, чтоб пробить до четырех миллиметров стали. Хоть и самодельная игрушка, без нарезов на стволе, но весьма, как выяснилось, серьезная…
— Ну и что, любопытно, из этого следует? — не понял я многозначительно-лукавой мины на красной роже опера.
— А то, дорогой Евгений, что спина твоя не из листового железа и бронежилетиком в момент покушения защищена не была! Вывод сам напрашивается: из патрона убийцы кто-то предварительно высыпал порох.
— Не обязательно. Мог оказаться обычный заводской брак, — высказал банальную идею Цыпа, перестав жевать. — Либо патрон попался отсыревший.
— Все возможно в подлунном мире, — ухмыляясь, слегка пофилософствовал майор, наполняя, с моего молчаливого согласия, себе следующую рюмку.
— Навряд ли! — не согласился я с оптимистично-наивным молодым соратником. — Слишком уж подозрительная случайность. Все остальные патроны, как догадываюсь, оказались в норме?
— Факт! — фальшиво вздохнул опер, подцепив на вилку сочный ломтик балыка и приготовившись к любимому священнодействию — неторопливо-смачному оприходованию даров моего гостеприимного стола.
— Выпей, майор, и давай дальше сыпь свои факты. Или уже кончились?
— Ну почему же? — последовав совету, выдохнул перегаром Инин. — Это был лишь цветочек, а настоящая ядреная ягодка впереди. Вот она: у Тома, твоего верного-подручного, было в наличии два свидетеля, подтвердившие, что «стечкин» он случайно будто бы в туалете надыбал. Улавливаешь, Евгений?
— Признаться, не очень.
