Владимир Колычев - Выстрел, который снес крышу
– Ильи Макаровича?
– Да.
– Илья Макарович есть. Он, правда, сейчас в отпуске.
– Со вчерашнего дня?
– Почему со вчерашнего дня? Уже третья неделя пошла… А почему вы решили, что со вчерашнего дня?
– Да так.
Торопов не стал объяснять, что Косынцев помог ему сбежать. Ведь этого же не было на самом деле… Скорее всего, не было. Хотя сомнения оставались.
– Дело в другом. Почему Косынцев был в моих иллюзиях, а Дудника не было?
– Потому что Косынцева вы знали до того, как потеряли память. Вы же три года здесь, а Косынцев работает у нас чуть ли не со дня основания больницы. А Дудник – такой же вымышленный персонаж, как и многие другие…
– А счетовод?
– Какой счетовод? – не поняла Архипова.
– Я не знаю, как его зовут. Он все здесь считает, сколько плитки в тротуаре, сколько кирпичей в здании, сколько иголок на сосне…
– Насчет иголок не знаю, но есть у нас такой, гм, специалист, – весело отозвалась врач. – Волхов Петр Данилович, в прошлом бухгалтер. Все подряд считает. Наш завхоз для инвентаризации пробовал его привлечь, но без толку. Считать он считает, да все неправильно, и путает все – стулья со столами, кружки с мисками… Вы, наверное, и с ним встречались.
– Да, он мне про пулевые отверстия рассказал.
– Про пулевые отверстия? Где? – обеспокоенно встрепенулась женщина.
– В березах, по ним клоун стрелял. Этот, Виктор, брат Кати, то есть не брат…
– Клоун? – облегченно вздохнула Архипова. – А то я уже подумала, что правда…
– А вдруг правда, и клоун был, и березы простреленные?
– Где находятся эти березы?
– Возле склада.
– Вы можете их найти?
– Не знаю, – пожал плечами Павел.
Может, и нет никаких берез. То есть деревья есть, но без пулевых отверстий. Может, исчезли все пули, как та, которую он положил в карман своего халата. Не было их вообще, потому исчезли.
– Взаперти вас никто не держит, – сказала Эльвира Тимофеевна. – Можете пойти к складу и поискать эти березы… Или Сергеева своего боитесь?
– Не боюсь. Пусть он сам меня боится. Если он, конечно, существует… Я когда из палаты сбежал, снова к складу пошел. И снова увидел, как Катя… Только на этот раз не с Косынцевым, а с Виктором…
– Снова подсматривали? – шутливо возмутилась Архипова.
– Нет, не подсматривал. Наблюдал…
– Что, во всех подробностях?
– Нет, подробности только начинались, а тут Вася… Я его ударил, а когда снова к вам попал, он меня… он мне… Но это уже не важно.
– Не важно, – с веселой укоризной улыбнулась Эльвира Тимофеевна. – Гораздо важнее то, что было на складе. Я понимаю, у вас давно не было женщины. Я бы сказала, очень-очень давно. Ваши сексуальные фантазии внесли свои коррективы в события из вашего иллюзорного мира. Может, у вас что-то и со мной было?
– Да нет, не было, – заметно смутился Торопов. Он даже почувствовал, что краснеет.
– А мне кажется, что было, – внимательно и с игривой какой-то ноткой проговорила Архипова.
– Да нет, ничего… Разве что вы мне по ночам являлись. Но я знал, что это видение…
– И что у нас было?
– Ничего. Просто так разговаривали. Пока Маша не появлялась. Она сразу начинала орать.
– Да, Маша – это серьезно, – нахмурилась Эльвира Тимофеевна. – Поэтому лучше не будем об этом говорить. И вообще, мне уже пора. А вы можете сходить к складу, посмотреть, что там да как.
Врач ушла, а Павел, недолго думая, последовал ее совету.
Склад он нашел сразу, но березы с простреленными стволами как сквозь землю провалились. Он обходил одно дерево за другим, но следов от пуль нигде не находил. Ранки могли затянуться смолой, но все равно что-нибудь на них осталось бы. Но нет, нигде ни одной отметины, ни единого следа из иллюзорного прошлого.
Зато он нашел Катю. Вернее, она сама подошла к нему. Женщина была в темно-синем халате, который сидел на ее крупном, но вовсе не жирном теле на манер платья «сафари»: сверху расстегнуты две пуговицы, снизу – одна. Кожа гладкая, загорелая. На лицо она, может, и не красавица, но все-таки есть в ней что-то такое, отчего могут завибрировать струны в мужской душе. Крепкая бабенка, и взгляд у нее по-деревенски смешливый, в руке семечки, на губах шелуха.
– Здравия желаю, товарищ майор! – с ехидной насмешкой поприветствовала его женщина. – Ну как, нашли убивца?
– Может, и нашел, – с досадой глянул на нее Павел. – А может, и нет.
Очень неприятно было осознавать, что его держат за идиота.
– Ты одна здесь? – спросил он, кивком показав на склад.
– Да. Цирк уехал вместе с клоунами.
– С какими клоунами?
– А которых ты ищешь.
– Я одного клоуна ищу.
– Я в курсе. Клоун, шары… Достал ты уже здесь всех.
– Когда ж, Катя, я успел тебя достать?
– Во-первых, не Катя, а Таня. А во-вторых, в печенках ты у меня уже сидишь.
– Разве мы с тобой уже общались?
Насколько Торопов помнил, он ни разу не общался с ней. Да и видел ее только через окно.
– Вот достал. Нет здесь никакого Вити. И с Косынцевым я амуры не крутила.
Женщина фыркнула и повернулась к нему спиной. Она отправилась на склад, а Павел нашел в себе решимость последовать за ней.
Катя-Таня оставила дверь открытой, и он беспрепятственно зашел в сумрачное, пропахшее крысами и клопами помещение. Знакомые стеллажи с хранимыми здесь вещами, но в пространстве между ними не было дивана и электрической плиты. Посреди комнаты стоял облезлый канцелярский стол, заваленный учетными книгами, два старых стула – вот и вся обстановка. И газового баллона здесь не было. О костюме клоуна и говорить не приходилось.
– А я тебя к себе звала? – грубо спросила кладовщица.
– Мне просто интересно знать, что я здесь делал, – стараясь казаться спокойным, сказал Павел.
– Клоуна ты искал. Слушай, а ты как будто в чувство пришел, – всматриваясь в Торопова, заметила она. – То как из-за угла пришибленный ходил, а сейчас вроде бы ничего. И глаза не пустые. Так ты что, не помнишь, что здесь делал? Так я тебе скажу. Ходил здесь, выспрашивал, вынюхивал. Клоуна искал. А сейчас ты кого ищешь? Вижу, что не клоуна. Может, ты меня разыскиваешь? – женщина кокетливо улыбнулась и неторопливо расстегнула еще одну пуговицу сверху.
– Да нет, я просто, – инстинктивно попятился Павел.
– Просто у кастрата в штанах. Но ты же не такой, нет?
– Мне идти надо.
– Так иди. Ко мне!
Кладовщица взяла Торопова за руку, приложила его ладонь к своей пышной, хотя и мягковатой груди. Было в этой женщине что-то завлекающее. Но у мужчины на генном уровне заложено, что женщина не должна приставать первой. Если она берет инициативу в свои руки, значит, с ней что-то не так, значит, нужно бежать от нее. В таком случае мужчину может остановить только мысль об эмансипации и о тому подобных тенденциях в современных нравах. Но Павел ни о чем подобном не думал, поэтому поспешил убраться со склада. И ничуть об этом не пожалел. Ведь призыв, который бросила ему Катя-Таня, мог оказаться ложным. Ведь он для нее – душевнобольной, и она могла попросту посмеяться над ним. Но ведь он не принял фальшь за чистую монету, значит, он обладает способностью рассуждать здраво. Значит, он прочно, двумя ногами встал на путь выздоровления.
4
Торопов до боли закусил губу, глядя, как Эльвира Тимофеевна садится на стул, забрасывает ногу за ногу. Короткий медицинский халат на ней из шелка, белые чулки, но видно, что не на подвязках они, а на широких силиконовых резинках, верхний срез которых поднимался к самым трусикам, если таковые вообще были…
Почти неделя прошла с тех пор, как он пришел в себя, и за все это время Маша ни разу не явилась к нему ночью. И Дарья Павловна не беспокоила его. А сегодня произошла осечка. Окрепшее сознание вдруг пошатнулось, и в палату к Торопову пожаловала Эльвира Тимофеевна в том самом сексуальном костюме, который он когда-то для нее придумал.
– Не вижу радости в глазах, – сказала врач, глядя на Павла с хищной иронией падшей женщины.
– А если за тобой Маша придет? – расстроенно спросил он.
– И что?
– Ты же знаешь, что будет.
– Ты не бойся, она больше не будет на тебя кричать. И на меня тоже.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я твой лечащий врач. И я знаю, что Маша больше нас не побеспокоит.
– Я в этом не уверен.
– А я уверена. И могу тебе это доказать.
– Будешь ждать всю ночь, когда она появится?
– Нет, я спровоцирую ситуацию. Но ты должен понимать, что прежде всего я врач… Ты это понимаешь? – поднимаясь со стула, шаловливо повела женщина бровью.
– Понимаю, – механически отозвался Торопов.
– А сейчас?
Она ловко сняла с себя халат, оставшись в белом атласном корсете, утягивающем живот и поддерживающем снизу более чем наполовину обнаженную грудь, и в чулках, над которыми виднелась только тонкая полоска волос. В столь деликатном наряде Эльвира Тимофеевна выглядела и свежо, и сексуально. Да и стояла она, расправив плечи, чтобы грудь излишне не тянуло вниз, и приподняв бедро, чтобы заметен был волнующий изгиб. Павел даже пожалел, что эту нестареющую красоту можно только видеть, а на ощупь вместо женщины – пустота.
