Виктор Доренко - Ставка на бандитов
Внимательно выслушав говорящего, лопоухий старик задал неожиданный вопрос:
— А что ж ты, Алик, глазки-то отвел? Или косячки за тобой водятся?
— А что это такое? — Бугринов недоуменно уставился на старика.
— В попку не балуешься? На мусоров не работаешь? Подельников не сдавал?
При вопросе о мусорах Бугра прошиб холодный пот.
Он не предполагал, что участь его была решена сразу же, как только он назвал свою фамилию. Все остальное являлось лишь веселым представлением, слегка разнообразившим жизнь заключенных. Воровская почта работала исправно. Бугринов не успел еще переступить порог камеры, а о нем уже имелась персональная малявка от смотрящего тюрьмы с подробными инструкциями по поводу его дальнейшей судьбы.
— Нет, — Алик попытался ответить как можно убедительнее.
— Так говоришь, на сто восьмую тянешь, — как бы не в тему сказал старик.
— Не знаю, — откровенно сознался Бугринов.
— А сдается мне, Алик, ты перед вором в законе слово «пацан» опомоил. Или ты хотел вора набарать? Только я тебе скажу, пустая затея — очко разорвешь.
Сидящие за столом после этих слов громко зашумели. Потом щуплый, встречавший Бугра у дверей камеры, обратился к старику:
— Крапленый, хата не потерпит, чтобы какой-то паучина хаил честное имя вора, — на этих словах он огляделся по сторонам, ответом ему был монотонный гул, — хата требует загнать этого акробата под шконку. Так я говорю, братва?
— В петушатник козла, — выкрикнули несколько голосов почти одновременно.
В то же время чьи-то сильные руки крепко сжали пытавшегося вырваться Алика стальными объятиями. Куском мокрой простыни ему прочно связали ноги у щиколоток и запястья за спиной. Руки едва не выскакивали из плечевых суставов, вздернутые точно на дыбе. По лицу Бугра кто-то колотил огромным кулаком с методичностью маятника. Брюки вместе с нижним бельем, разорванные в клочья, валялись на полу. Прежде чем потерять сознание, он почувствовал нестерпимую боль в анусе.
Первой фразой, услышанной Бугриновым, когда он пришел в себя на полу у вонючей параши, стало произнесенное гундосым голосом предложение:
— Оклемалась, Аллочка? Привет сестричка, меня зовут Танечка, будем спать под одной шконкой.
Алика вырвало густой белой массой.
* * *В заранее обусловленном доме отдыха на Клязьминском водохранилище Вадим встретил Заику.
Пройдя в снятый номер, обставленный в духе посткоммунизма, они расположились в видавших виды креслах с проваленными сиденьями.
Ступнин нервно раскурил сигарету, время от времени косясь в распахнутое окно. Перехватив его взгляд, Стародубцев успокаивающе произнес:
— Да не волнуйся ты, Саша, никто меня не видел, кроме сержанта.
— Какого сержанта? — встрепенулся Заика.
— Это я так, — улыбнулся Вадим, — шучу.
— Ну и время ты выбрал для шуток, — рассердился Ступнин, затягиваясь в очередной раз.
Стародубцев поднялся с неудобного кресла, прошелся по комнате и остановился у окна, залюбовавшись открывшимся видом.
Из задумчивости его вывел высокий, почти истерический голос Заики:
— …ты меня совсем не слушал? Я спрашиваю, что нам дальше делать?
— С кем? — переспросил Вадим.
— Да хотя бы с этим Монахом. По-моему, он стал влезать не в свои дела. Знаю я эту урлу — дай им палец, они руку по локоть откусят, — вещал Ступнин.
— Что ты предлагаешь?
— Надо его кончать, — вынес вердикт Заика, — займись этим.
— Нет, — за долгие годы совместной деятельности Вадим впервые возразил шефу.
— Что значит — нет? — искренне удивился Заика, уставившись на собеседника.
— А то и значит, что нет, — повторил Стародубцев. — Монаха нам упрекнуть не в чем. Он прав. Это наши мудаки обосрались перед ним, а мне лично он симпатичен.
— Значит, он тебе нравится, а я нет? — с обидой в голосе спросил Заика.
— Слушай, Саша, — спокойно проговорил Вадим, — не уподобляйся истеричной бабе. Я ведь тебе не жена, чтобы ты мог мне концерты закатывать. Если бы ты мне не подходил как деловой партнер, — он сделал ударение на последних двух словах, — мы давно разошлись бы как в море корабли.
— Ладно, — миролюбиво заключил Заика, — замяли.
— Лучше подумай, как пацанов из ментовки вытаскивать, — задумчиво произнес Стародубцев.
— Дюк обещал помочь, — уверенно ответил Ступнин.
— Насколько я знаю Дюка, он за спасибо ничего не делает. Сколько он запросил?
— У нас с ним свой расчет, — ответил Заика и тут же сообразил, что сболтнул лишнего.
— Какой? — не понял Стародубцев, вопросительно уставившись на шефа.
— Да так, — замялся тот, не зная, как вывернуться.
— Не хочешь — не говори, — пришел ему на помощь Вадим, — ты передо мной не отчитываешься.
Заика, обрадовавшись, что ему не пришлось ничего выдумывать, мысленно еще раз похвалил себя за удачный выбор помощника, не пытавшегося захватить власть и довольствующегося тем, что ему дают. Окажись он на месте Вадима, непременно воспользовался бы любым стечением обстоятельств, позволившим ему, Заике, прибрать все к своим рукам.
Собираясь уезжать, он спросил у помощника:
— Тебе что-нибудь надо?
— Нет, спасибо, — поблагодарил Стародубцев. — Я брату позвонил, он знает это место и обещал скоро быть.
— А-а, — понимающе протянул Ступнин, — тогда пока.
— Пока, — отозвался Вадим, глядя, как за ушедшим закрылась дверь.
И действительно, примерно через тридцать минут во двор дома отдыха въехала желтая авто-машина такси. Из нее вышел Сергей Стародубцев и распахнул заднюю дверцу перед миниатюрной брюнеткой.
Кому больше обрадовался Вадим: своему выросшему за эти годы брату, превратившемуся из мальчика с комплексами в стройного юношу с широкими плечами и самоуверенной походкой, или же этой невысокого роста девушке с ужимками школьницы и умом умудренной опытом женщины, Вадим не знал. Иногда ему казалось, что Алена так же прочно входит в его жизнь, как и Сергей.
Прислонившись к дверному косяку своего временного жилища, он с широкой улыбкой встречал гостей.
Младший Стародубцев сдержанно поприветствовал брата, не задавая вопросов, по-деловому распаковывал вещи из привезенной спортивной сумки.
Алена же, напевая какую-то модную мелодию, суетилась около старого гостиничного стола, расставляя на нем захваченную с собой закуску.
Наблюдая эту сцену, Вадим впервые за долгие годы почувствовал себя счастливым.
Покинув дом отдыха, Заика по телефону связался с человеком, которого никак не называл. Ни имени, ни фамилии, ни даже прозвища — просто «ты».
— Через сорок минут я хочу видеть тебя на новом месте, — под конец непродолжительного разговора сказал Ступнин, — я сейчас на другой тачке и один, поэтому подсядешь ко мне.
— Понял, — ответил голос из телефонной трубки.
Точно в назначенное время Заика подрулил к стоянке у здания цирка на Ленинских горах. Едва он заглушил двигатель, как распахнулась задняя дверца и на кожаную обивку сиденья опустился худощавый молодой человек в джинсовом костюме, с густой шевелюрой черных, как смоль, волос, в огромных солнцезащитных очках.
Ступнин от неожиданности вздрогнул, а молодой человек назидательно произнес:
— Сколько раз можно говорить, двери изнутри нужно закрывать.
— Я отвык ездить один, — пояснил Заика, — вот и забываю.
— А где твои ангелы-хранители?
— В мусоровку замели, — ответил владелец автомобиля и сразу перешел на другую тему: — Мне от тебя нужна услуга.
— Понимаю, — улыбнулся подсевший, — ты просто так со мной не встречаешься. Кто на этот раз?
— Вор в законе, — ответил Ступнин и, не дождавшись реакции собеседника, продолжил: — Адрес и фотографию получишь, как всегда, в телефонной будке сегодня, через… — Кинув взгляд на часы, встроенные в приборную панель, прикидывая, сколько времени ему понадобится для осуществления задуманного, закончил: — Через три с половиной часа. Держи аванс, — Заика протянул молодому человеку обычный полиэтиленовый пакет с изображенным на нем букетом роз, — здесь десять тысяч.
Оставив без внимания протянутую сумку, молодой человек спросил:
— Сколько человек охраны? На чем ездят?
— Насколько я знаю, — ответил неуверенно Ступнин, — охрана два человека, да и те не профессионалы, а бывшие уголовники, хотя пушки у них наверняка есть. А ездят они на трехсотом «мерсе»-купе черного цвета, номера сообщу через три часа, как условились.
— Хорошо, — ответил сидящий сзади и тут же выскочил из машины, прихватив с собой пакет.
* * *Вечером того же дня Фомин во второй раз побывал в больнице у Гладышева, который до сих пор не приходил в сознание. Все указания Монаха исполнялись в точности.
Сейчас, в машине Музыканта, его одолевали грустные мысли. Совсем по-иному представлялось возвращение на свободу. Прошла лишь неполная неделя с тех пор, как он сошел на перрон Павелецкого вокзала, а уже столько всего навалилось.
