Александр Чернобровкин - Время - ноль
– Ну и как – получилось? – подковырнул Сергей.
– Мать говорит, перемахал немного, – серьезно ответил Дрон. – Хороший был предок, царство ему небесное. Помер, когда мне четырнадцать лет было, замерз пьяный, перепутал сугроб с кроватью... На зоне кто как кайф ловил: кто бухал, кто кололся, почти все чифирили, а я пивком душу отводил. Редко удавалось, зато помнил долго.
– А кого ты... за что сел?
Игорь долго дул на пену в бокале, точно колдовал над ней – рассказывать или нет. Тихо и грустно произнес:
– Молодой был, дурной... Жила тут одна... Больше не живет.
Замолчал он надолго.
Чтобы отвлечь Дрона от неприятных воспоминаний, Сергей рассказал о службе в Афганистане. Выбирал такие эпизоды, которые, догадывался, нравились Дрону. Тот внимательно слушал, склонив голову к правому плечу.
– Лихо воевали, – решил он. – Жаль, я туда не попал...
Действительно, жаль. Это в мирной жизни Дрон не помещается, задевает многих плечами, а там был бы на своем месте. Заметно в нем спокойное, осторожное бесстрашие. Остался бы на сверхсрочную и провоевал до сих пор, если бы не погиб: слишком крупная мишень. Выходит, Сергей и Игорь поменялись судьбами. Одного вырвали из мирной, а второго не успели втолкнуть в военную жизнь.
Пиво пили часа три. Дрон выдул дюжину бокалов и умял с полсотни пирожков. Сергею хватило пяти бокалов, и от них так разморило, хоть под столиком укладывайся. Еле дотянул до «курятника»
Разбудил Толик Шиша.
– Спишь, Афганец? Подпрыгивай, а то ночью делать будет нечего!
Он водрузил на стол бутылку водки.
– Садись, кишки пополоскаем... Видок у тебя, будто неделю на подушке припухал!
Сергей пошел в ванную, умылся по пояс холодной водой, почистил зубы – выдавил в рот пасты из тюбика, пылившегося на прибитой к стенке полочке, и растер пальцем – и помыл голову. Держал ее под струей долго, пока не заныло от холода темечко и не пошли по телу мурашки. Теперь можно и на водку налечь.
– А Дрон где? – спросил Толик, разливая на двоих.
– По делу пошел, а по какому – не докладывал.
– Не говорил, когда вернется?
– Да как-то умолчал. Ты же знаешь, какой он разговорчивый.
– Дрон – это Дрон, – согласился Толик, катая по столу скрученную водочную пробку.
Выпив, Сергей поинтересовался:
– За что он сидел?
Шиша потер указательным пальцем перебитую переносицу, а потом указал им через открытую балконную дверь на угол соседнего дома:
– Видишь тот дом?
– Ну.
– Жила в нем самогонщица, разведенка. Мы к ней втроем приваливали. Семнадцатилетние пацаны, получили стипендию в ПТУ и решили отметить. Много нам надо было тогда?! Мы с корешем отрубились, а Дрон – видел, какой он? ему тогда ведро ставь! – к хозяйке начал подъезжать. Она и сама подпитая, раздевается, стерва, наголо и говорит: «Сопляк, не тебе со мной спать!». И ушла в другую комнату...
Наверное, похожа на ту самогонщицу, к которой заходили в день знакомства. Казалось, что именно она и была жертвой Дрона.
– ...Просыпаемся утром, а она мертвая на койке лежит и между ног бутылка вколочена...
– Много дали?
– Восемь, как малолетке... На зоне он еще одного замочил. Добавили и подняли на строгий режим, отправили на север сорокаметровую «пшеницу» косить пилой «Дружба-2»: ты на себя тянешь, напарник – на себя. Там от третьего квакнул, но не докопались начальники, не шибко рыли: зеком больше, зеком меньше.
Выпили по новой, закусили.
– Жаль, что он свалил, – сказал Шиша. – Дельце надо провернуть, а без помощника не управлюсь. – Он ожидающе посмотрел на Сергея.
– Поможем, – ответил тот. – Что делать?
– Мозги вправить типу. Ты отвлечешь, я ударю.
– Я могу добавить.
– Нет, там надо одним ударом, без лишнего шума.
– А свалишь?
– Свалю. – Толик достал из кармана кастет.
Аккуратно сделанная, увесистая вещица. Немецкая, с орлом и свастикой. Там, где кастет упирался в ладонь, была вставка из черного дерева, чтобы не сушило руку при ударе. С другой стороны – ударная планка с четырьмя гранеными шипами, порядком стертыми: погулял кастет по черепушкам.
– Красивая игрушка.
– Вот и поиграем, – пообещал Толик, оскалив в нехорошей улыбке металлические зубы.
Сергей и Толик сидели под тополями на траве метрах в ста от входа в кооперативный гараж. Трава, забитая тополиным пухом, казалась седой. В теплом безветренном воздухе отчетливо были слышны голоса людей, выходивших из ворот. Болтали, в основном, о машинах, дорогах, гаишниках.
Ждать пришлось около получаса.
– Вот он катит, – сказал Толик, провожая взглядом коричные «Жигули-восьмерку». – Подойдем к нему, спросишь что-нибудь. И сразу топаем дальше.
Дорожка между двумя рядами боксов была бетонированная. С обеих сторон над ней нависали фонари, похожие на журавлиные головы. В одном боксе выпивали трое мужчин, стоя вокруг багажника, на котором была разложена закуска. Из предпоследнего справа вышел кряжистый мужчина в светло-сером костюме, судя по материалу и покрою, импортном. Мужчина остановился у приоткрытой двери, полез в карман за сигаретами.
– Этот, – шепнул Толик.
Видный мужик, наверное, за бабу чужую получит. Сергей достал папиросу, шепнул Толику:
– Когда прикуривать буду, – и громко заговорил, повторяя недавно слышанный рассказ автовладельца. – Представляешь, замаскировались они в кустах, я думал, парочка шуры-муры крутит, проехал километра два, смотрю гаишник палочкой машет...
Они как раз поравнялись с мужчиной, который достал коробок спичек и собирался прикурить.
– ... Пришлось червонец отдавать, – закончил Сергей и обратился к мужчине: – Огоньку не дадите?
– Дадим, – снисходительно произнес тот, протягивая зажженную спичку, спрятанную в ладонях.
Сергей, добираясь до огня, вставил папиросу в отверстие между большим и указательным пальцами. Руки мужчины пахли душистым мылом.
– Знать надо, где «фару» ста... – начал мужчина, но, заметив размах Шиша, смолк и дернул руками, чтобы прикрыться.
Не получилось: Сергей крепко держал их. Над его склоненной головой хрустнула кость, ладони мужчины ослабли, Сергей еле успел выдернуть папиросу с тлеющим кончиком. Он сделал несколько быстрых затяжек, раскуривая, подхватил оседающее, тяжелое тело за отвороты пиджака и толкнул в приоткрытую дверь. Первая щека у мужчины была вспорота. Обнажилась белая кость, заливаемая кровью. Красными были и шея, и воротник белой рубашки. Толик закинул в бокс ноги «клиента», закрыл дверь.
– Порядок, – подытожил Шиша, оглядев безлюдную дорожку.
Когда отошли на порядочное расстояние, Сергей поинтересовался:
– За бабу его?
– Нет. Кооператор, делиться не хотел, – ответил Толик и, как бы извиняясь, что втянул в такое дело, объяснил: – Должок у меня был одному... типу, с которым кооператор не хотел рассчитываться. Ну и...
– Сказал бы раньше, я бы ему сам врезал. У меня с кооператорами свои счеты.
– Тогда все путем... Подваливай послезавтра часам к двум в пивняк, что возле вас, отметим это дело.
– Подвалю, – пообещал Сергей. С деньгами туго, а выпить на дурняк – никогда не помешает.
В пивном баре за угловым столиком сидели Толик Шиша и Игорь Дрон. Столик был загроможден бокалами, тарелками с пирожками, вареными яйцами и лещом, порезанным большими кусками. Дрон и Шиша выглядел уставшими, будто сидели здесь с утра, хотя Игорь налегал на пиво и пирожки с аппетитом. Толик опустил руку под стул, на котором сидел, и достал оттуда початую бутылку водки. Налив Сергею полный стакан, предложил тост:
– За нее и за него – за удачу и успех!
Вчера утром Валерки подмели все сьестное в доме, ночью вернулись без добычи и сильно напуганные, видимо, чуть не попались, и девки тоже пришли без заработка, если не считать синяка, полученного Светкой за то, что влезла на чужую территорию, поэтому Сергей за последние два дня почти ничего не ел. И теперь с жадностью набросился на пирожки и леща.
– Жить можно! – перекусив, произнес он облегченно.
– А это, чтоб жить было весело, – сказал Шиша и, протянув руку под столом, положил Сергею на бедро пачку денег. – Твоя доля. За работу в вечернюю смену, – со смешком закончил он.
Солидная пачка, сотни три, не меньше. Чтобы не показаться жадным, уменьшил:
– Две сотни?
– Пять.
Сергей удивленно присвистнул.
– Пять сотен за один удар – не хило! Я бы согласился с утра до вечера ударять. Или с вечера до утра.
Толик принял шутку всерьез.
– Могу устроить.
Дрон глубокосидящими глазами смотрел на Сергея поверх бокала и тихо дул на уже осевшую пену, будто не решался пригубить пиво, пока не услышит ответ.
