Владимир Колычев - Томится душенька на зоне
— Может, потому что не хотела верить?
— Почему?
— Потому что не любит. Или мало любит… Да и вообще, какая у вас любовь? Знали друг друга с детства, решили в любовь поиграться. И заигрались… Или ты один заигрался, а она остыла… У нее ведь и до тебя любовь была. Игорь — симпатичный парень. Она сейчас о нем даже не думает… И о тебе тоже не думает. Утешил ее в трудный момент, и хватит с тебя…
— Утешил, говоришь?.. Да, наверное, ты права, — кивнул, соглашаясь, Никита.
Кому как не ему знать, как в трудный момент люди нуждаются в утешении. Сам по себе арест — это сильнейший стресс. А Женю еще и обвинили в том, чего она не совершала. К тому же она женщина… Словом, стресс в кубе. А тут Никита, который ей просто нравился… Она говорила, что любит его. Возможно, в тот момент она даже свято верила в это. Потому что очень-очень нуждалась в крепком мужском плече. Но потом поняла, что ее любовь была игрой воспаленного воображения…
— Мне надо ее увидеть, поговорить с ней, — сказал он в раздумье.
— Увидишь, поговори. Только она где-то в Подмосковье живет. У ее мужика дом свой… Пойми, она живет с ним. И тобой совсем не интересуется!
— И все равно мне надо поговорить с ней…
Его слова звучали уже не так уверенно.
— Сходи к ее родителям, — нехотя посоветовала Катя. — Может, они дадут адрес… Но я бы на твоем месте не унижалась.
— А я все равно схожу…
Никита мог бы отправиться к родителям Жени прямо сейчас. Но останавливала мысль о том, что она живет с каким-то мужиком… Он, конечно, постарается ее найти. Но не сейчас…
* * *Анатолий Данилович вернулся домой среди ночи. Евгения слышала его шаги. Еле ходит, ноги волочит. Видно, что устал очень.
Она набросила халат, вышла к нему. Он изможденно посмотрел на нее, улыбнулся через силу.
— Лица на вас нет, — сказала она.
Скорей интуитивно, чем осознанно Евгения взяла его под руку и подвела к дивану в каминном зале.
— В спальню подниматься надо. Я вам здесь постелю…
— Да, хорошо… Только стелить ничего не надо. Плед принеси, и ладно…
Она разожгла камин, уложила выбившегося из сил Анатолия Даниловича. Но уходить к себе не спешила. Вдруг ему что-то понадобится…
Он, казалось, заснул. Но, открыв глаза, не удивился тому, что Евгения рядом с ним.
— Ты иди спать. Иди. Со мной все в порядке…
Евгения вернулась в свою комнату, но засыпать не торопилась. Ей показалось, что Анатолий Данилович неспроста гнал ее от себя.
Спустя время она тихонечко спустилась вниз. В зале горел свет.
Анатолий Данилович сидел на диване спиной к ней, рассматривал какой-то предмет, находившийся у него в руках. На стол он положил его с гулким стуком. Похоже, что-то тяжелое и металлическое. Затем пролистал какие-то бумаги, лежавшие на столе…
Она могла только догадываться, что происходит. Эдик толкнул деда на уголовное преступление. Сам заказал убийство конкурента, а теперь с помощью Анатолия Даниловича пытается уйти от ответственности. Старик должен был связаться с криминальными авторитетами, чтобы те помогли ему лишить жизни наемника, убившего банкира и представлявшего теперь опасность для его внука… Возможно, он исполнил свою миссию, возможно, киллера больше нет в живых. Но что за предмет рассматривал сейчас Анатолий Данилович? Что за документы он листал?..
Старик медленно поднялся, так же неторопливо вышел из комнаты. Евгения к этому времени была уже в своей комнате. Как знала она, что Анатолий Данилович поднимется к ней. Так и оказалось.
Убедившись в том, что девушка спит, он спустился на первый этаж, а затем и вовсе вышел из дома.
Сначала она увидела его через окно. Старик шел в глубь сада. В одной руке у него болтался какой-то пакет, в другой — садовая лопата. Евгения была не просто заинтригована, она была околдована любопытством. И как завороженная осторожно последовала за стариком.
Он долго срезал дерн под самым дальним в саду деревом, еще дольше, с перерывами копал яму, в которую и уложил свой пакет. Закопал, разбросал остатки земли, место захоронения аккуратно накрыл дерном. И только затем, еле живой от усталости, побрел домой…
* * *На Эдика противно было смотреть. Он был похож на морскую свинку — маленький, вонючий… Нет, от него самого пахло хорошим дорогим парфюмом, но как смердила его душа.
— Женька, привет!
Евгения оторопела от его наглости. Никакая она ему не Женька. И не имел он права, проходя мимо нее, провести рукой по ее талии.
Он заметил ее недовольный взгляд, приторно улыбнулся.
— Ох, извини! Я не хотел тебя обидеть!
Он приехал к деду благодарить его за чудесное избавление от уголовной ответственности. Месяц еще не прошел с тех пор, как Анатолий Данилович раздобыл вещественные доказательства, посредством которых его можно было прижать к стенке, а он уже свободно разгуливает по Москве…
Евгению тошнило от этого самодовольного болвана. Мало того, что сам натворил бед, он еще и деда своего подставил… Не смогла она удержаться от любопытства — темной ночкой раскопала захоронение, обнаружила в нем пистолет в целлофановом пакетике, стреляные гильзы и кипы бумаг — чистосердечное признание гражданина Рахманова, протоколы допроса. Она три года провела за решеткой и знала, что без этих улик уголовное дело против Эдуарда Варшагина рассыплется как городошная пирамида. Так и вышло.
Она слышала, как старик разговаривал с Эдиком по телефону. И уже знала, что убийца Рахман покончил жизнь самоубийством в тюремной камере. Гибель исполнителя заказа, пропажа важнейших улик… Как Анатолий Данилович смог провернуть столь сложную комбинацию, это осталось за кадром. Но то, что его внук ушел от ответственности, факт известный.
— Ты меня не обидел, ты меня разозлил, — презрительно скривилась Евгения.
— Да ладно тебе… Кто старое помянет, тому в глаз…
— Я обязательно это запомню… Анатолий Данилович в кабинете, не заставляй его ждать.
— Ничего, подождет немного… Я спросить хотел, у тебя с ним как, серьезно?
— В каком смысле?
— Ну, может, он замуж тебя зовет?
— Может, и зовет… — сказала она, но только для того, чтобы позлить банкира.
— А может, за меня пойдешь? Я молодой, не женатый.
— Лучше за твоего деда, чем за тебя!
Легче было представить себя в объятиях Анатолия Даниловича, нежели в постели с этим тошнотворным хомяком. Впрочем, замуж за старика она не стремилась — ни раньше, ни тем более сейчас, после того как узнала, что по его вине погиб человек… Рахман был наемным убийцей, преступником, но это мало оправдывало Анатолия Даниловича. Внешне Евгения не изменила своего отношения к старику, но в душе она уже не ощущала прежнего уважения к нему…
— Какая же ты вредная!.. Ну, ничего, и не таких ломали…
Она знала множество нехороших черт в характере Эдика, и одной из них была стремительная перемена в настроении. Если у него что-то не получалось, он быстро перескакивал с милости на гнев. Так и сейчас, столкнувшись с откровенным пренебрежением с ее стороны, он уже обозленно кривил губы.
— Это угроза? — нахмурилась она.
Он не ответил. Поджав губы, стал подниматься по лестнице.
Евгения не стала подслушивать разговор. И без того было ясно, о чем пойдет речь.
Но после того, как Эдик ушел, Анатолий Данилович сам позвал ее к себе в кабинет.
Начал он издалека.
— Как настроение?
— С утра было хорошее.
— А сейчас?
— Как Эдика вашего увидела, так на селедочку что-то потянуло… Меня когда тошнит, на соленое тянет…
— Не нравится он тебе, не нравится…
— Сволочь он. И вы сами это знаете.
— Ну, не знаю… Он обещание дал… Сказал, что исправиться хочет.
— Он уже в том возрасте, когда, сами знаете, что его может исправить…
— Не хотелось бы. Он у меня единственный внук… Он мне как сын… А блудный сын особенно дорог… Но я не о том хотел с тобой поговорить. Он жениться на тебе хочет.
— Вину свою загладить? — пренебрежительно усмехнулась Евгения.
— Вину?! Почему ты думаешь, что вину?
— А кто меня изнасиловать пытался? За это, между прочим, в тюрьму сажают. Ну, в цивилизованных странах…
— В тюрьму?! Нет, в тюрьму Эдику не надо. Хватит, что Софья там… Значит, не хочешь за него замуж?
— Уж лучше в петлю…
— Он богатый, у него много денег…
— Ну, деньги — это хорошо. Но не такой же ценой.
— А за меня бы пошла? — неожиданно спросил Анатолий Данилович.
— Замуж? — оторопела Евгения.
— Что, не гожусь в мужья? — всем своим видом он показывал, что шутит.
Но глаза выдавали серьезность его намерений.
— Да нет, годитесь… Только я вам не нравлюсь. Я же некрасивая…
— Ну, не знаю. Ты всем нравишься…
— А вам?
— И мне тоже… Да и не в том я возрасте, чтобы красотою любоваться. Мне родственная душа нужна. А ты мне подходишь. Мне с тобой легко… Можешь не отвечать. Вижу, что не хочешь. Да и не надо. Мне семьдесят четыре года, тебе двадцать три. Полвека разницы…
