Татьяна Полякова - Брудершафт с терминатором
Сашка уснула. Мы пили чай на кухне, то и дело поглядывая в окно, уже не скрывая своего беспокойства.
— Вроде бы машина, — прислушиваясь, заметила Екатерина Ивановна, приподнялась и распахнула окно.
Так и есть, со стороны дороги доносился шум мотора. Машина приближалась, и вскоре стало ясно — это Алексей. Мы одновременно вздохнули и, суетливо пропуская друг друга, вышли на улицу. Джип замер возле крыльца, дверь распахнулась и Алексей вывалился на землю. В первое мгновение я решила, что он пьян. Он с трудом приподнялся, опираясь на одну руку, я увидела его лицо и вскрикнула, а потом попятилась. Екатерина Ивановна бросилась к сыну и помогла ему встать. Ни о чем не спрашивая, она помогла ему добраться до кровати. Он лег, закрыл глаза и задышал ровнее.
Бровь его была рассечена, со лба на лицо стекала кровь, губы — разбиты, на скуле свежая ссадина… Но не это поразило меня. Разорванная рубашка задралась по самую грудь, и я увидела рубцы на его теле. Стало ясно: ни о какой банальной драке и речи быть не может, кто-то над ним здорово поработал. От души и явно не жалея времени.
В целом он напоминал отважного партизана после допроса в гестапо. Я стояла столбом, таращась на него, кажется, даже без мыслей, только чувствуя тяжесть в желудке и борясь с подступившей тошнотой.
— Что ж это такое? — испуганно пробормотала Екатерина Ивановна.
— Все в порядке, мать, — не открывая глаз, сказал он. — Ребро сломано, а остальное ерунда. Ангелину позови.
— Она здесь.
— Ага… Поговорить мне с ней надо.
Екатерина Ивановна взглянула на меня, нахмурилась и поспешно вышла. Я приблизилась к Алексею, он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша. Я подумала, может, он без сознания, коснулась его руки и на всякий случай позвала:
— Алексей…
— Деньги в сумке, под кроватью. Забирай их и поезжай к мужу.
Я вцепилась рукой в кресло, чтобы удержаться на ногах.
— Они… они нашли тебя? — спросила тихо. — То есть я хотела сказать…
— Дружков встретил, старых… Теперь неделю буду отлеживаться, а дружки могут заглянуть, вдруг соскучатся. К чему вам встречаться. Поняла? Бери ребенка, деньги и сматывайся.
— Это они, да? Те самые люди?
— Я же сказал, старые друзья. Кое-что не поделили. И ни к чему им знать о тебе. Все. Башка гудит, спать хочу. Матери скажи, пусть не беспокоится, со мной порядок. Да, и никаких врачей.
Дня три поваляюсь и встану. — Он отвернулся и замолчал, а когда я наклонилась к нему, стало ясно, он находится без сознания.
Я перевела взгляд на кровоточащие рубцы, сглотнула и со злостью подумала: «Хороши друзья. Ему нужен врач, это ясно. Он потерял много крови. Просто чудо, что он смог добраться до дома…» Я торопливо вышла с террасы. В кухне Екатерина Ивановна наливала в таз воды, рядом на стуле лежали чистые полотенца.
— Надо вызвать «Скорую» из райцентра, — неуверенно предложила я.
— Ты что, не слышала, что он сказал? — зло глядя на меня, спросила женщина.
— Но… Екатерина Ивановна, ему нужен врач, обязательно.
— Конечно, — кивнула она с горькой усмешкой. — Да не сделать бы хуже. Полотенце бери и лекарства. — Она подхватила таз с водой и пошла к сыну. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
Должно быть, на дорогу домой Алексей израсходовал все силы, потому что в себя он так и не пришел, только стонал время от времени. Когда мы смыли с него грязь и кровь, лучше выглядеть он не стал. Было ясно: рубцы через три дня не затянутся. Екатерина Ивановна обмотала его грудь полотенцем, стянув потуже. Выхода своему горю она не давала, держала себя в руках, но я-то видела, чего ей это стоит. Рана на лбу Алексея выглядела хуже некуда, скорее всего у него было сотрясение мозга.
— Ему нужен врач, — упрямо повторила я.
Она сердито посмотрела на меня, но заговорила о другом:
— До утра побудешь у соседей. Страшно отпускать вас на ночь глядя, мало ли что… — Выходит, наш разговор она слышала. — Бери Сашку, переночуете у Максимовых, это через три дома от нас. Пойдем огородами, чтоб никто не видел.
— Что вы им скажете?
— А им ничего говорить не надо, у них старший вроде моего Лешки…
— Екатерина Ивановна, — решилась я, — у нас есть машина, мы можем уехать вместе…
— А если на посту остановят, как объяснишь? Да и нельзя его везти, ты же видела, на нем живого места нет. Если он тебя здесь прятал, значит, не хотел, чтоб кто-то знал. Не смотри так, не дура, поняла. Он ведь мог… — Она сбилась, закрыла глаза ладонью, потом тряхнула головой и закончила:
— А он сюда ехал. Не ко мне. Чего уж там, я все понимаю, к тебе — предупредить хотел. Ну так вот, давай слушать, что он сказал. Алексей в этих делах больше понимает.
Я подхватила спящую Сашку на руки, накрыла одеялом и вслед за Екатериной Ивановной вышла из дома. Соседи встретили нас приветливо, точно не видели ничего особенного в появлении ночных гостей. Нам с Сашкой постелили в чулане.
— Славка завтра утром вас на своей машине до райцентра довезет, — сказала Екатерина Ивановна на прощание, — я договорилась. — Она посмотрела на спящую Сашку, потом осторожно поцеловала ее и пошла к двери. Возле крохотного окошка на столе стояла свечка в поллитровой банке, я хотела зажечь ее, но передумала: свет мог помешать ребенку. Легла рядом с Сашкой, но сон не шел. Странно, то, что будет со мной утром, не очень-то занимало меня. Я думала об этой женщине, о ее сыне, и мне все труднее было представить, что через несколько часов я уеду и, возможно, никогда больше не увижу их.
Я поднялась и выглянула в окно, в крошечном стеклянном квадратике было видно звездное небо. Полнолуние, ночь ясная, оттого на улице было почти светло. Я надела кофту, чувствуя легкий озноб, посмотрела на дочь, она спала крепко, свернувшись калачиком, осторожно вышла из комнаты. Открылась дверь, и я увидела хозяйку.
— Пойду узнаю, как дела у Екатерины Ивановны, — прошептала я, испытывая чувство неловкости — в самом деле, от нас чересчур много хлопот. Женщина кивнула без малейших признаков раздражения.
— Вернешься, в окно стукни. За девочку не беспокойся, присмотрю.
Я бросилась к дому Екатерины Ивановны. Дверь была не заперта, что меня удивило, я распахнула ее и увидела мать Алексея. Она сидела на стуле напротив двери.
— Ты, — сказала она тихо и вроде бы вздохнула.
— Не спится, — пряча глаза, сказала я, сходила в кухню, взяла стул и устроилась рядом с ней.
— Может, и не приедут, — где-то часа через три сказала она, в окно медленно вползал рассвет, и теперь я хорошо видела ее лицо, глубокие морщины возле глаз, седые волосы, выбившиеся из-под платка, и руки, которые она держала на коленях, сцепив замком. — Шла бы ты спать, — вздохнула она.
— Я не хочу, — ответила я, и это было правдой.
— Давай-ка чаю попьем. — Екатерина Ивановна поднялась и, тяжело ступая, направилась в кухню.
Мы пили чай молча, избегая глаз друг друга, пока она вдруг не спросила:
— Со Славкой не поедешь? — Спросила так, точно ответ уже знала и он ей, в общем-то, не требовался, оттого я ответила коротко:
— Нет.
Больше вопросов она не задавала, но по тому, как посмотрела на меня и как кивнула, вроде бы поразмышляв над моим ответом, я поняла: она мне все простила, наше появление здесь, своего избитого сына и мою упорную нелюбовь к нему. Я была ей благодарна за это, потому что в глубине души знала, что без этого ее прощения я не смогла бы жить.
* * *Почему-то мне казалось, что неведомые враги непременно должны появиться ночью. Темнота, рев машин, ослепительный свет фар, топот, крики… или шорох, лютый страх и мурашки по спине, едва различимые шаги и рука, тяжело опустившаяся на мое плечо. В общем, все страшное случается ночью. Наверное, оттого я почувствовала облегчение, когда поднялось солнце, запели петухи, заскрипел колодец возле соседского дома, женский голос неподалеку кричал: «Цыпа-цыпа», а я подумала: «Ну, вот и утро», точно ожидала от судьбы отсрочки.
Я ждала их ночью, а они явились днем, и в их приезде не было ничего необычного, а уж тем более страшного. Я возвращалась от Максимовых, где все еще находилась Сашка, и увидела две машины, они двигались по деревенской улице малой скоростью, притормозили возле колодца, дверь первой открылась, и мужчина обратился к соседке, которая набирала воду:
— Таганова Екатерина Ивановна где живет?
— А вот дом, — кивнула та.
Я бегом поднялась на крыльцо, влетела в кухню, где Екатерина Ивановна готовила обед, она повернулась и спросила:
— Что? — Положила полотенце, которое держала в руках, и вздохнула:
— Явились? — Я кивнула, она вышла на крыльцо, шикнув мне:
— Сиди в сенях и не высовывайся, если что — в огород и к Максимовым.
В сенях я встала возле окна, надеясь, что за тюлевой занавеской меня не увидят.
Между тем машины замерли возле джипа Алексея, двери распахнулись, и из них не спеша вышли люди. Я насчитала пять человек, выглядели они спокойными, но за их неторопливыми движениями ощущалась угроза.
