Владимир Кочергин - Судьбы, как есть
Расстроенный отъездом жены Владимир, чтобы как-то отвлечься, еще рьяней взялся за службу, объявив сам себе казарменное положение, пока не приехал счастливый комполка Дронов, кстати, подаривший за это время его жене серьги с бриллиантами. Поселил себя Владимир в казарме, поставив кровать в своем кабинете командира разведывательной роты. А объяснял он перед взводными и старшими начальниками свое поведение просто:
— Надо быть ближе к солдату, надо навести уставной порядок в роте, а потом расслабляться.
Дронов понимал, что сложно смотреть в глаза человеку, который его когда-то выручил, который добросовестно служил у него в полку, а он, как предатель, спит с его женой и не просто с женой, а с классной женщиной, неутомимой труженицей в постели и такой красавицей. Хоть он себя и ругал за это, но вновь и вновь думал, как бы поскорей встретиться с Мариной. Он мечтал о возможности вновь увидеться с этой женщиной.
Через две недели после осенней проверки Цветков идет на повышение, заместителем начальника разведки дивизии, а это майорская должность, это трамплин в академию. И Дронову стало полегче, Цветков вышел из его подчинения. Он со своей потерянной совестью оставался в своей семье, и на предложение Марины бросить жену и сойтись с ней, он не согласился, ссылаясь на контракт службы в округе. А она после этого разговора больше и не настаивала, так как и Дронова, тоже особенно и не любила.
Марина приезжала и уезжала еще два раза. Владимир с этим стал свыкаться и даже был рад, когда она уезжала. Наступала тишина в квартире, да такая нужная после всех этих никчемных наездов:
— Язык твой — враг твой, — говорил он Марине и страдал от этого сам. Сколько раз после серьезных стычек он пытался уйти и вернуться уже за разводом. Но стоило Марине заулыбаться, а еще и поласкаться, он сразу все прощал. «Да когда же это все кончится?» — думал он, и снова на ночь мир. Хорошее настроение способствовало службе.
Дочка Танечка, как уехала после первого приезда, так и ни разу ее с собой Марина не привозила. Комдив в ноябре месяце подписал рапорт Цветкова о зачислении его кандидатом в Академию имени Фрунзе.
Цветков начал потихоньку готовиться к поступлению в Академию.
Глава 10Артем Шмелев. Дед и отец.
Когда Артему позвонила Людмила и сообщила о возвращении Виктора Зеленина из Чечни, то Артем, наконец, успокоился. Не случайно в его душе поселилась вторая тревога, как только Людмила рассказала ему о том, что связь она держит с Зелениным через какого-то Кузьмича. Ну, слава Богу, мой друг жив!
И опять Артем стал вспоминать другого Виктора, своего отца, и с ним еще одного Виктора — деда своего.
Виктор Шмелев смотрел на воду, на серебряные блики и думал: «Как далеко еще до встречи с Настей, до 16 часов он умрет от нетерпения увидеть ее, ту, которая появилась в его жизни так неожиданно и так притянула своей чистотой и добрейшей улыбкой».
А в ста сорока одном километре на север вдоль западного побережья острова, в поселке Мгачи, проживает его первая любовь Люба Хлебникова, которая, как только Виктор уехал в Александровскую ремеслуху, стала крутить роман с местным погранцом. Она захомутала его так, что тот не поехал домой после окончания службы на материк к родителям, а остался на Сахалине, где родилась у них двойня, мальчик и девочка. Предательство Любки Виктор переживал мучительно, но благо, преподаватель по двигателям раскусил его хандру и увлек его в мир музыки, приведя однажды его к себе домой. После ужина и разговоров Игорь Исаакович Сомин — так звали преподавателя — играл на семиструнной гитаре и пел такие песни, которых Виктор никогда раньше не слышал, но они так затронули его душу, и особенно звуки гитарных струн, что, когда он возвращался в общагу, понял, что есть вещи посильней тяги к Любке.
Давно он не был в родных краях шахтерского поселка Мгачи, где родился и вырос. Это севернее на тридцать шесть километров от Александровски. Он вспомнил, как с шестого на 7 ноября 1937 года забрали его отца. С вечера у него разболелись зубы. Хоть ему было всего девять лет, но эту ночь он запомнил навсегда. Отец пришивал подошвы на новые валенки. Отец — Виктор Игнатьевич — был немногословен, много читал, разбирался в политике, с двадцатого года в рядах КПСС. С матерью они жили очень дружно, он всегда ласково называл ее Аннушка. В шахте в забое Виктор Игнатьевич не работал. Сначала он был конюхом, потом — начальником конюшни, а коней было много, их готовили к работе, поили, кормили, чистили, опускали в шахту для коногонов таскать тележки с углем. А потом отца избрали заместителем секретаря парткома и дали должность завхоза. Он был очень горд, что его заметили. Был отец, как рассказывала мать, очень честен и ответственен. Говорил частенько так:
— Люди — это большая забота, Аннушка. Ты к ним с душой, и они тебе ответят тем же.
Однако донос на него все-таки нашлось, кому написать.
Отец много читал, изучил главные труды Ленина и Маркса. Знал про все Съезды ВКПБ и о чем на них говорилось. Учил первым сына Витьку и его старшую сестру Веру читать и писать еще до школы.
Около десяти часов вечера сильно залаяла собака. Отец вышел и встретил троих человек в военной форме, двое в солдатских шинелях были, а один в черном тулупе и с офицерской сумкой. Солдаты шли с винтовками за плечами. А так как Витька маялся зубами, то всю эту картину обыска в квартире и увода отца он слышал и видел. Конечно, тогда он больше думал о том, как бы уснуть, чтоб не чувствовать больной зуб.
Солдаты перевернули в доме все вверх дном. Перелистали все книжки, лазали в погреб, кладовку, на чердак. Набрали в мешок письма, газеты, какие-то листки, тетрадки. Закончили рыться за полночь. Потом лейтенант дал команду собираться и — на выход.
Когда отец оделся, то сказал:
— Аннушка, я ни в чем не виноват, я чист перед партией и народом, я скоро вернусь. Это недоразумение.
Мать все-таки причитала, и просила, и умоляла лейтенанта не забирать мужа, мол, утром он сам придет и разберетесь с ним, что да к чему.
Но его забрали в ноль часов двадцать минут 7 ноября 1937 года.
Знал бы тогда Витька, что когда он притворился спящим и его поцеловал перед уходом отец в последний раз, то рванулся б ему на шею, обнял бы его и, может быть, что-то и изменилось. Но, увы, ничего не изменилось и по сей день. Отец канул, как в воду. Только в местной газете, через десять дней, он прочитал, вернее, ему в школе сунули пацаны газету, где в правом верхнем углу на второй страничке была фотография отца и еще трех дяденек и заголовок: «Враги народа». Отец обвинялся в сговоре с мировым капитализмом, пособничестве врагам трудового народа. Арестован за контрреволюционную агитацию.
Виктор усмехнулся про себя и подумал: «Нет, не мог мой отец быть плохим человеком. Мама говорила, что это сосед Травин, на него донос написал. Но никто доказать этого не мог, сколько бы она ни ходила в правление, ничего ей в течение десяти дней не говорили. А потом появилась местная газета. Они обвинялись, а какая мера наказания — не говорилось.
Виктор глубоко вздохнул и достал папиросу, не сразу зажег спичку и снова вспоминал свое, уже теперь безотцовское, детство. Как тяжело было заканчивать в тот тридцать седьмой год школу. Учеба не шла, да и учителя, как сговорились, смотрели косо. Да и он сам как будто стал старше за эти полгода. А в следующий класс осенью его еле-еле притащила сестра, которая, не смотря ни на что, училась хорошо да матери во всем помогала. Благодаря ей он все-таки закончил семилетку. Аж до прошлого 1947 года, десять лет, мать все ждала отца. Как только с материка приходили катера, а она умудрялась об этом узнавать, всегда бежала на пристань и встречала прибывших. Возвращались фронтовики, много было калеченых, инвалидов. Возвращались после победы, бывало, и те, кто прошел через лагеря ГУЛАГа и тюрьмы, те, кого забрали в 37-м и в 38-м годах. И она ждала, ждала до сорок седьмого года. От тяжелой работы в шахте в годы войны простудила ноги, заработала ревматизм.
В 1943 году встретила в Александровске своего старого знакомого детства и юности Николая Козыриса, с которым, как было решено их родителями на Рождественке, где они тогда проживали, планировалась свадьба. Но вмешался тогда в их дружбу влюбленный в Анну Дербеневу Виктор Игнатьевич Шмелев и, как шмель, налетев на церковь, увез ее тогда из-под венца. А Анна этому была только рада и счастлива, любила-то она Виктора, а не Николая. Но это длинная и другая история. Видно, как говорила мать, хоть и женат был Козырис на другой, а как только по ранению пришел в конце сорок второго с фронта, все не забывал Анну и встрече очень был рад. Даже сказал: «Анна, я разведусь, если ты скажешь «да», и женюсь на тебе». Но мать сказала: «Нет, я буду ждать Виктора, он вернется!».
После той встречи с Козырисом они с матерью все-таки стали поддерживать связь. Позже Козырис помог Виктору поступить в ремесленное училище в Александровске, которое он закончил с отличием в сорок шестом году, а в первую же свою навигацию стал ходить в море мотористом на рыболовецких судах. В шестнадцать лет Виктор начал свою самостоятельную трудовую деятельность. Начинал с дрифтеров, где были установлены одноцилиндровые двигатели, потом буксирный катер, дальше МРС (малый рыболовецкий сейнер), а теперь он мотористом на знаменитой рыболовецкой шхуне «Ольга». Молодой капитан шхуны Валентин Иванович Аксененко уважал его за трудолюбие, честность, безотказность в любой другой работе. Когда вытаскивали невод, Виктор не сидел в машинном отделении, а часто помогал команде на палубе. Команда любила его еще и за то, что играл он на гитаре и пел, а как развернет меха гармошки, так душа разворачивалась и сворачивалась.
