Владимир Колычев - Круче не бывает
– У вас богатая фантазия, – нервно усмехнулся Павельев.
– Да, мне говорили. Зажмешь человека в угол, и сразу начинается писк, у вас богатая фантазия, у вас больное воображение.
– И воображение у вас больное.
– Может, и больное, но поверьте, оно основывается на фактах. Камера наблюдения на выезде из Битово зафиксировала машину, на которой Верховцева покидала город двадцать четвертого мая. Угадайте, какую еще машину она зафиксировала в тот момент?
– Я гаданиями не занимаюсь, – в предчувствии подвоха кисло усмехнулся Павельев. – Не мой, знаете ли, профиль.
– Хорошо, я вам подскажу. За ней шла ваша машина. Вы, Максим Евгеньевич, ехали за ней.
– Может, и ехал. Но не знал, что впереди ее машина… Хотите сказать, что не верите в случайность?
– В данном случае, нет.
– А я верю. Я два года назад по Садовому кольцу ехал. Машин масса была. Вдруг в зад ко мне кто-то въезжает. Вы думаете, кто это был? А это врезалась в меня моя законная супруга. Причем совершенно случайно. Она даже не поняла, что это была моя машина. Бровки решила немного на ходу подправить… Так что случайностями меня не удивишь.
– Не знаю. Возможно, ваша жена следила за вами. А вы следили за Верховцевой.
Павельев напряженно думал, ожесточенно массируя пальцами надбровья:
– Я не следил за ней. Я просто ехал. Но за контрольным постом увидел ее машину, она остановилась у заправки, я подъехал к ней…
– На какой заправке?
– Первой от Битово. Или второй. Да я уже не помню… Она встала на заправку, и я встал. Подошел к Асе, она испугалась. Хотела уехать, а куда? Впереди машина, сзади машина. Я ее про Сошникова спросил, а она сказала, что его Толик убил. Как в бреду говорила, лицо красное, в глазах ужас. А тут машина впереди отъехала, она как рванет за ней… Ну, я преследовать ее не стал. Зачем?
– И все-таки, какая это заправка была? – усмехнулся Круча. Он видел, что Павельев сочиняет на ходу.
– Красная с белым… «Лукойл». Могу даже показать, где мы стояли…
Павельев заулыбался. Он понял, что эту его ложь изобличить невозможно. Если заправка была оборудована системой видеонаблюдения, то записи от двадцать четвертого мая давно уже не существует. Сотрудники заправки скажут, что не видели, как Павельев разговаривает с Верховцевой, как та в панике уезжает от него, но так ведь они же и не обязаны все замечать и запоминать. Отрицание события еще не значит, что его не было вовсе.
– Значит, уехала от вас Верховцева.
– Да, уехала.
– И бесследно пропала.
– Я здесь при чем? – Павельев нарочно смотрел Круче в глаза, хотел показать, что ему нечего скрывать, но слишком уж напрягался он, пытаясь удержать на нем взгляд.
– А вы ни при чем?
– Нет, она уехала, и с концами.
– А куда едет, не сказала?
– Да нет, не говорила.
Увы, но у полковника Кручи больше не было козырей, чтобы испортить Павельеву его бездарную игру. Бизнесмен врал, изворачивался, наврал о заправке и разговоре с Асей, которая затем удрала от него. Но попробуй, докажи, что это было не так.
– Я не знаю, куда делась Ася.
– А почему вы ее не догнали? Ведь у вас же более мощная машина, чем у нее. Да и машину вы наверняка водите лучше.
– Я решил, что не надо устраивать гонки на дороге, опасно это.
– И что, вы так просто смотрели, как она увозит деньги вашего брата?
– Знаете, о деньгах я как-то не подумал, – снова соврал Павельев. И немного подумав, добавил: – А если бы я о них тогда подумал, все равно позволил бы ей уйти. Это проклятые деньги!
– Ну да, а за проклятыми алмазами вы полезли в танк! – съязвил Круча.
– Это совсем другое, – стушевался Павельев. – И вообще, я устал от вас, товарищ полковник. Давите вы на меня, и мне это очень не нравится. Поэтому я требую адвоката.
– Зачем вам адвокат? Сейчас вас допросит следователь, вы расскажете ему про ваш бзик, который затащил вас в танк, вы подпишете протокол, и, скорее всего, на сегодня ваше общение с правосудием закончится. Не думаю, что следователь оставит вас под стражей. С вас возьмут подписку о невыезде, и можете ехать… Это уже вам решать, к кому ехать, к жене или любовнице. Только вот за границу вам выезжать пока не рекомендую. Если есть какие-то на это планы, то советую воздержаться…
Круча прекрасно понимал, что за решеткой Павельева не удержать. Вряд ли суд вынесет решение о заключении его под стражу. Да и не стоит его изолировать от общества. Павельев сейчас горяченький, поэтому, оказавшись на свободе, он может наделать глупостей. На это и расчет…
Часть вторая
Глава 16
Пузатый пластиковый чемодан с громыхающим гулом проехался по ржавой поверхности длинного железного стола. Кривоносый амбал рассчитывал на эффект, но не рассчитал свои силы. Чемодан с деньгами должен был остановиться на краю стола, но он продолжил путь и, на мгновение встав под прямым углом, упал под ноги высокому, худощавому парню в кожаном плаще. Четыре миллиона долларов, сорок килограммов веса обрушились на ступню, защищенную тонкой крокодиловой кожей.
– Твою мать!
А нервы у всех на взводе, напряжение между продавцами и покупателями такое, что в тишине было слышно, как потрескивает наэлектризованный воздух.
Краем глаза Юра Павельев увидел, как его закадычный дружок Артур вскидывает автомат. «Не надо было брать на стрелку оружие», – обжигающей молнией пронеслось в сознании.
Но ведь и у мезинских стволы, скорострельные «узи», и если они сейчас откроют огонь…
Павельев тоже вскинул свой автомат, но ствол «узи» с той стороны стола уже смотрел на него, а палец жал на спусковой крючок.
Грохот автоматной очереди разорвал обманчивую тишину. И тут же это страшное соло утонуло в оглушительном хоре выстрелов. Павельев к этому времени уже бежал к спасительному, как ему казалось, столбу, что поддерживал потолок огромного и пустого склада. Что-то ударило его в бок, затем в ногу, обжигающая боль растеклась по всему телу, скручивая его в бараний рог, но все-таки он успел добежать до столба, спрятаться за ним.
Нет, Юра Павельев не струсил, он всего лишь хотел занять удобную позицию, чтобы оттуда уже открыть огонь по врагу. И не его вина в том, что его подрезали на лету. Две пули в нем, и они отключают его сознание. Он должен стрелять, но слабеющие ноги уже не держат тело, свет меркнет перед глазами, веки наливаются свинцом, уши закладывает звенящая тишина…
Он старался не потерять сознание. Нельзя ему терять над собой контроль. Нога прострелена, пуля в боку, если он сейчас лишится чувств, то истечет кровью. Да и пристрелить его могут, мезинские – за то, что он враг, свои – за то, что струсил. А жить хочется, очень хочется…
Сквозь звон в ушах прорывался перестук выстрелов, но вдруг все стихло. Юра перестал бороться за жизнь: зачем превозмогать себя, если сейчас к голове приставят пистолет и нажмут на спусковой крючок. Это все, конец всему… Но никто не подходил к нему. В ушах перестало звенеть, а в нос ударил запах пороха. И силы вдруг появились, чтобы поднять свое тело и осмотреться. С одной стороны стола лежали трупы врагов, с другой – тела своих. Костя Самокат стонал, держась руками за простреленный живот, но рана в груди ничем не прикрыта, из нее пульсирующими струйками выплескивалась кровь. Кто-то из мезинских конвульсивно сучил ногой и скреб по бетонному полу ногтями, пытаясь уцепиться за ускользающую жизнь, остановить ее…
Юра обессиленно опустился на пол. Из него тоже уходила жизнь, но шансы удержать ее все-таки есть. Немеющими руками он вытащил из джинсов кожаный ремень, перетянул им бедро выше колена, чтобы остановить кровь. Из раны в боку тоже вытекала кровь, но не так сильно, как из ноги. В животе какая-то каша, кипящая на открытом огне, жить не хотелось, так было больно, но все-таки он поднялся на ноги.
Надо помочь Косте. Он уже не стонет, но еще дышит, и с каждым вздохом из груди выплескивается струйка крови. Но зачем возиться с ним, если он уже не жилец?.. Да и нельзя его оставлять в живых, ведь он может рассказать братве, как струсил Юра Павлин. А это позор…
Если не считать Самоката, свои все мертвы, из мезинских живы двое: один бьется в предсмертных конвульсиях, другой стонет, стекленеющими глазами глядя на Юру. Да это же тот самый тип, который стрелял в него… Автомат валялся где-то на полу, но под курткой в кобуре ждал своего часа «ТТ». Юра достал ствол, передернул затвор, точным выстрелом добил одного, затем второго. Немного подумал и наставил ствол на Костю. И его пристрелить надо. Чтобы не мучился. И чтобы не сдал его Ишиму…
Но стрелять Юра не стал. Взгляд вдруг зацепился за лежащий на полу чемодан. Большой пластиковый кейс выдержал удар, не разбился, не раскрылся – деньги по полу собирать не надо. Тяжелая ноша, но ведь там деньги, четыре миллиона – этого хватит на всю жизнь. А еще в кармане у мезинского старшака в мешочке из мягкой прорезиненной ткани лежали ограненные алмазы. Целый год ушел у Ишима, чтобы скопить эту партию товара, обработать его, найти покупателя, готового взять камушки по реальной цене. И теперь все это богатство может достаться Юре. Если, конечно, он найдет в себе силы не умереть…
