Дж. Коннолли - Слоеный торт
– Чуть, нет, ровнять, да, – лопочу я на англо-чилийском языке. – Лорд Хьюго говорить стричь чуть, isa dix, миллиметр. Нет, чуть. – Я на пальцах показываю, сколько нужно срезать. Он интересуется, говорю ли я по-английски.
– Нет, сеньор. Испанский. Я есть говорю…
– Ты попал, дружище.
– Говорю я есть испанский? Да? Чили?
– Это где-то за Хибер-Пасс. А теперь послушай меня. Заткнись, ты, сальный ублюдок. Понимать меня? Закрой пасть, не то обрею, как барашка.
– Да, ровнять. Dix миллиметр. Хорошо.
– Закрой свой рот. Ни хера ты не понимаешь, идиот гребаный.
В соседнем кресле Коуди распыляется по поводу того, что зря все-таки вернули узкоглазым Гонконг, что в назначенный день следовало послать этих долбаных коммунистов к чертям собачьим. Пусть, мол, выращивают свой рис. Папаши одобрительно кивают. Один даже снисходит до того, что со словами «Побольше бы нам таких, как Хьюго, и в мире было бы больше порядка» пожимает ему руку. Дженкинс соглашается со всем. Думаю, он не протестовал бы, даже если бы лорд Хьюго приперся бы в его дом и на его глазах за один присест поимел и его жену, и дочку-подростка.
– Ровнять, я ровняю, мы ровняем, ты ровняешь, – бормочу я.
– Кончай болтать, придурок, – шипит мой мастер.
Я подбираю состриженные локоны и поднимаю их к свету, чтобы измерить длину.
– Ровнять isa dix миллиметр, да?
– Да. Достал уже. Возьми и посмотри сам.
Теперь я вижу, что именно Коуди выгадывает из этой вылазки в лагерь столпов общества. Он, задрав ноги, восседает в кресле, его обхаживают по высшему разряду, моют шампунем, стригут, бреют, подают горячее полотенце, делают маникюр и полировку. А он разглагольствует по целому списку тем, включая закон и порядок. С важным видом Коуди заявляет, что, по его личному мнению, чтобы решить эту проблему, необходимо проводить жесткую линию, особенно в отношении мошенников и наркоторговцев. Тут же призывает вернуться к лагерям, ссылкам и каторжным работам. Старшее поколение одобрительно кивает. Мой парень достригает последние пряди. В общем, вышло неплохо. Заканчивая, он что-то бормочет себе под нос.
Дело сделано. Чтобы расплатиться, мы с Коуди возвращаемся в магазин. Пользуясь тем, что платит мой друг, я набираю на его счет дорогуших шампуней, лосьонов и всякой ерунды фунтов на сто. Он сохраняет самообладание. Вытаскивает из кармана портмоне из змеиной кожи и расплачивается хрустящими, свеженькими двадцатифунтовыми купюрами. Всего двести пятьдесят соверенов. В спешке мы покидаем заведение. Коуди сует в потную ладошку Дженкинса десятку, я же пихаю своему цирюльнику двадцать семь пенсов мелочью и расплываюсь в широкой чилийской улыбке.
– Лорд Хьюго, был рад встрече с вами. Заглядывайте почаще.
Что за сделка?
Я трижды занес в телефон номер Тэмми под тремя разными именами, а оригинал припрятал в надежном месте. А вдруг я потеряю трубку, или она вдруг возьмет, да и сотрет все номера? На всякий случай ее номер я даже накарябал карандашом на стене за диваном. Мне часто доводилось терять телефоны подружек, и это сводило меня с ума. Только этот номер я не намерен потерять ни при каких обстоятельствах. Я уже собираюсь нажать зеленую кнопку вызова, чтобы дозвониться новой знакомой и назначить долгожданную встречу и… Мой дружок напрягается при одной только мысли об этом. И вдруг, словно по волшебству, телефон сам начинает трезвонить. На дисплее отображается номер Джина.
– Привет, Джин. Как дела?
– Отлично. Ты где?
– На углу Довер-стрит и Пиккадилли.
– Не морочь мне голову. Где это?
– Джин, ты что, не знаешь, где Пиккадилли?
– Только в «Монополии». Знал бы – не спрашивал.
– Это в Вест-Энде.
– Если я когда-нибудь еще задам тебе этот вопрос, просто ответь: «Вест-Энд», договорились?
– Ладно, Джин.
– Твои друзья хотят сегодня вечером переговорить с нами. Я не приеду за тобой, это слишком долго. Бери такси и приезжай сам. Станция метро «Хайбери» в Ислингтоне.
– Тогда уж быстрее добраться на метро.
– Вот и добирайся, черт подери.
Иногда Джин подвержен резкой смене настроения. Сейчас он Розовая пантера, через минуту же – крокодил Снэппи. Издержки общения с Джимми Прайсом. Я слышу, как он закуривает сигарету.
– Где мы с тобой встретимся, Джин?
– Там рядом со станцией есть бар.
– Как он называется?
– Какая разница? Сойдешь с гребаного поезда, поднимешься по лестнице, выйдешь на улицу и увидишь. Упрешься прямо в него.
– Во сколько встречаемся?
– Через двадцать минут. В половине пятого.
– Там, наверное, грязно и отвратительно.
– Нам что, встречаться в автоматической прачечной?
– Но забегаловки у метро всегда такие.
– Иногда, сынок, ты ведешь себя как педик.
– В смысле? Странно? Или как? Спорим, я оттрахал больше…
Он уже отключился. Я захлопываю крышку телефона. Вот так у нас всегда: тебя оскорбляют – ты оскорбляешь. Если через двадцать минут я спрошу Джина, что он имел в виду, он либо сочтет, что я заточил зуб, либо пошлет куда подальше. Черт с ним. У меня на сегодня грандиозные планы.
Спустя тридцать минут я в баре. Как и сказал Джин, он прямо перед входом в метро. Довольно оживленное и чистое место. Только никакого Джина там нет. Я жду пятнадцать минут. Вбегает Морти и сообщает, что Джин вместе с Микки-Железякой застряли в пробке. Сейчас они свернут на кольце и будут здесь с минуты на минуту. Мы выходим на улицу. Через секунду подъезжает «BMW» Джина. За рулем Микки. Преодолевая вечерний поток машин, мы направляемся в сторону Холлоуэй-роуд. Джин поворачивается и объясняет, что договорился встретиться с «деревенскими» в их гараже, в Эдмонтоне. Мы просто поглядим на товар и выясним, сколько они за него хотят. В общем, обсудим детали. Им не терпится дать делу ход. У меня на коленях стоит чемоданчик с набором мужских туалетных принадлежностей, вставших Коуди в стольник фунтиков. Джин искоса оглядывает мою «косметичку» и удивленно приподнимает бровь. М-да, сейчас не самое подходящее время выяснять, что он имел в виду, обозвав меня педиком.
Все молчат. Говорить-то, в общем, и не о чем. Джин прослушивает запись Джонни Кэша «Жизнь в Сан-Квентине». Микки-Железяка ни хрена не умеет водить машину. Он управляет так, будто сидит за рулем танка. Только я не хочу быть тем человеком, который откроет ему на это глаза. Он всегда молчит, не говорит ни слова и беспрекословно выполняет все распоряжения. Но за преданностью и полным повиновением скрываются беспощадность и садистские наклонности. Микки напоминает мне андроида из какого-нибудь научно-фантастического фильма, у которого неисправная проводка вызвала сбой коммуникационной цепи. Меня усадили за спиной Микки, так что я вынужден созерцать его мощный затылок. Да уж, об такую башку сломается даже железный прут, причем отдача еще и отобьет тебе руки. Шеи у него практически нет. И при всем при том у парня крохотные, словно у ребенка, поросячьи ушки. Микки – из бывших военных, а все бывшие военные, которых мне доводилось встречать, поголовно алкаши. Все они покидают ряды вооруженных сил в надежде поступить на службу в какое-нибудь элитное охранное агентство и сопровождать звезд шоу-бизнеса или других важных персон. Однако половина из них в лучшем случае устраиваются охранниками в круглосуточный супермаркет и получают мрачную униформу, длинный рабочий день и монотонное патрулирование полок со спиртными напитками. Некоторые перебиваются случайными заработками. И у них еще хватает наглости смотреть на тебя свысока, словно они лучше, чем есть на самом деле.
Если не повезет и ты попадешься в лапы Микки после того, как он уже опрокинул десять пинт спиртного в одно лицо, берегись! Он затравит тебя историями о старых счастливых временах, проведенных в Ирландии в его любимом полку. То были лучшие деньки его жизни. Как они кололи чертовых Пэдди! А как поддавали фениям! Заодно дрючили и протестантов! Все они одинаковые, эти ирлашки. Вечно роются в дерьме. Микки до смерти утомит рассказами о том, как по субботам они с ребятами развлекались, устраивая погромы в домах аборигенов. В общем, Железяка – редкостный зануда. Но в любом случае сегодня вечером его присутствие будет как нельзя кстати.
В Эдмонтоне мы сворачиваем с кольцевой дороги и въезжаем в промышленную зону. Микки притормаживает, чтобы прочитать напечатанные на роликовых воротах цифры. Отыскав нужную, останавливает машину и слегка кивает Джину. Мы выходим. Парни осматриваются, обследуют улицы, крышу здания и пустырь, находящийся по другую сторону забора из колючей проволоки. Все выглядит довольно мирно. Микки думает, что снова вернулся на Фоллс-роуд. Удовлетворенные результатом Джин и Железяка лезут обратно в салон и, порывшись под передними резиновыми ковриками, возвращаются с нарочито оттопыренными куртками. У Мика невероятно довольное выражение лица. Мол, хочешь получить – могу устроить. Он уже готов дать отпор любому. Железяка коротко подмигивает мне. В сопровождении этих двоих я чувствую себя немного увереннее. С трудом представляю, как стал бы договариваться с «Бандитос» в одиночку.