Сергей Зверев - Дикий опер
Чеченцы, пахнущая копченой рыбой дама, светловолосые русичи, располосованное горло… Слишком сложно все для банального устранения от дел одного периферийного губернатора.
Такие дела. После дел тех и думай, где чей след. А Майя говорит – «пи-и – вау!». И ведь точно заметила – именно так, а не наоборот, хотя при закрывании дверей должно быть: «вау! – пи-и». Нет? Закрывал ведь дверь Резун, верно? А не открывал! Горничная открыла – точно! «пи-и – вау!». Антон специально послушал. Закрыл: «вау! – пи-и». Получается, что Майя из-за уступа вышла в тот момент, когда Резун гостя на пороге встречал, а не когда дверь закрывал.
Вот из-за этих недоразумений и мелочных придирок Антон женщину, нужную себе, так до сих пор и не нашел. Они все, как Майя – говорят одно, делают другое, а думают третье. И при том требуют постоянного внимания к себе и участия. А Копаев разве не внимателен? Сказала одна такая, Майя: дело было так. Советник отнесся к ее словам со всем участием и внимательностью. И что вышло на поверку? Вышло наоборот. И при этом еще не известно, что она думала в тот момент, когда говорила. А вы говорите – бирюк. Да не бирюк Копаев! Он внимательный.
Дергачев приехал, как от него и требовали: небритый, развязный, в кожаной удлиненной куртке. На шее его висела золотая цепь-«веревка» толщиною с палец.
– Я его боюсь, – сказал Тоцкий, в ответ на что капитан длинно сплюнул ему под ноги и поправил на брюках мотню.
Антон рассмеялся.
«Нет, не пойдет, – решил он. – Враз расколят».
Из Москвы, помимо цепи, Дергачев привез новости. Ему позвонил Яресько и отчитался за безопасно проведенные двое суток жизни. Это радовало. Огорчало другое. Яресько после нервных потрясений не мог выйти из стресса, и это состояние сказывалось на всех жизненных функциях его организма, включая обильное потовыделение и невозможность воспроизводства. Уже на вторые сутки пребывания в квартире своей знакомой Павел Маркович лежал в постели, как бревно, и тешил секретаря директора банка ценных бумаг рассказами о хорошей погоде в столице. К окончанию вторых суток секретарь начала ощущать себя глупо. А после поставила ультиматум: либо Яресько возьмется за ум, то есть – за дело, либо пусть убирается прочь. Старший оперуполномоченный МУРа Дергачев посоветовал администратору выйти на Невский, полистать прозу и сходить к психоаналитику. И предупредил, что если он не возьмется за «дело», то есть – за ум, то у него пропадет еще и аппетит.
Звонила Майя. Спрашивала, как дела. «Нашли убийцу?». – «Почти». – «А с Дутовым разобрались?». – «С ним пока хирурги разбираются».
Переживал по поводу потери руки Дутов страшно. Проклинал всех, включая Кавказ, Следственный комитет и меткость ее представителей. Говорил на допросах, что хватать оружие не хотел. Хотел поправить пистолет на столе, чтобы тот ровно лежал. Мол, бывший военный, а в армии все либо параллельно, либо перпендикулярно. «Глок» же лежал по диагонали, и это причиняло ему нравственные страдания.
Маша Райс уехала в Омск, к тете. Уже звонила, говорила, что долетела хорошо.
– А где плохие новости? – не выдержав, врезался в монолог капитана Антон.
К плохим новостям относилось отсутствие чудом вышедшего из-под контроля управляющего гостиницей Занкиева и лжеследователя Мошкова. Как в воду канули. Что касается судьи Харлампиева, отправившего Занкиева на свободу, то судейское сообщество проявило недюжинную солидарность и встало за него стеной. Представление Генерального прокурора России было рассмотрено, как и положено, в десятидневный срок, то есть – в тот же день. Судебная коллегия в составе трех судей Московского городского суда, быть может, и разрешила вопрос Генерального по существу, однако квалификационная коллегия судей не дала на то согласия. Четырнадцать ее членов от правосудия и семь членов от общественных организаций сделали все возможное для того, чтобы на основании предоставленных на ее заседание материалов состава преступления в действиях коллеги Харлампиева не усмотреть.
«Еще не хватало, – сказал один из членов, – чтобы нас подвигли на рытье расстрельных рвов те, кто хочет использовать нас в своих конкретных сиюминутных целях. Конвергенция правосознания еще не случилась, и на данном этапе мы должны сказать твердое «нет!» всем носителям реакционной трансцендентальной правосубъектности, кто с вызывающей очевидностью новой оппозиционности попирают сами основы права»…
– Ну-ка, дай сюда, – не поверил своим ушам Копаев, забирая из рук капитана ксерокопию решения квалификационной коллегии судей.
Перечел и убедился: Дергачев трезв.
Он переломил документ вчетверо и, зло прищурясь, спрятал его в карман.
– Я это сохраню, – пожевав губами, вытянул из кармана жвачку. – Я всегда говорил, что одна голова – хорошо, а две – уже некрасиво. Что спрашивать с того, у кого двадцать один член. Я это сохраню.
– Ты не пойдешь на «стрелку» с кавказцами, – огорошил Антон Дергачева.
– Тогда я зря волок на себе эту цацку, – заключил Дергачев, трогая цепь.
– Туда пойду я.
– Тогда ты цепь бери.
Антон рассмеялся:
– Правильные пацаны с «рыжьем» уже не ходят, по нему узнают барыг.
И Копаев вспомнил о цепи. Кажется, он давал задание Тоцкому проверить цепь Резуна?
И майор признался, что ничего интересного в цепи нет. Она изготовлена не на заводе, а кустарным способом. Клеймо имеет, но ничего общего с клеймом установленного образца нет. Но, самое главное, цепь действительно девятьсот девяносто девятой пробы. В таких изделиях цыгане хранят честно заработанные на реализации наркоты деньги.
– Проведи обыск в любом цыганском особнячке, – заметил Тоцкий, – и после долгих часов раскопок обязательно будут обнаружены килограммы золота девятьсот девяносто девятой пробы в изделиях кустарного промысла.
– Цыганская цепь на шее губернатора? – усомнился Копаев. – Он не барон, часом?
– Может, в карты выиграл? – предположил Дергачев, и все засмеялись.
Смешно сказал.
– Что же я, зря приехал? – огорчился Дергачев.
– Нет, не зря. Сейчас сядешь в камеру. Одному мне, что ли, клопов кормить?
Глава 12
Да, Резун звонил в четыре часа по местному времени в офис Жорникова. Да, он разговаривал с ним. Сыщик Дергачев первое задание выполнил. В камере сидели двое – директор компании по лову и переработке рыбных ресурсов «Северный промысел» Жорников и представитель одного из преступных сообществ Москвы – Куджо, более известный на Петровке, 38 как Дергачев Игорь.
– Не слишком – Куджо? – засомневался Антон.
– Всегда было впору, – гарантировал капитан, из чего становилось ясно, что неуловимого Куджо знает если не вся Москва, то ее часть – точно.
Куджо в течение первой четверти часа объяснял Жорникову, кто он такой и по какому случаю оказался в одной с ним камере, вторую четверть разъяснял тяжкие последствия в результате отказа сотрудничать и давать информацию и последующие полчаса, уложившись, таким образом, в шестьдесят две минуты, слушал.
Пикантность ситуации заключалась в том, что в камере было темно, а Дергачев, выпросив под честное слово ящик пива у специалиста из отдела «К», привез из Москвы микрофон со звукопередающим устройством под стать тем, коими пользуются дикторы центрального телевидения для организации программы. Маленький микрофон, вставляемый в ухо, соединяется с передающим устройством посредством провода телесного цвета. Разговаривая в камере с Жорниковым, Дергачев организовывал для следователя и майора целый спектакль по радио. Для подобных бесед такое устройство удобно, и есть возможность записывать каждый звук в разговоре. Для выполнения же второй задачи устройство было бесполезно. Прийти к кавказцам с микрофоном в ухе и передаточной коробкой под курткой – беспросветная глупость, на которую не решился бы ни один человек старше десяти лет. К Бараеву нужно идти с пустыми карманами.
Оружие тоже исключалось. По давно заведенным правилам правильные пацаны с железом на «тёрки» не прибывают. С железом прибывают отморозки и «пиковые», и вот именно это и вселяло в Тоцкого недюжинное опасение. В десять часов утра следователю Следственного комитета России МУРа придется идти на заброшенный завод, запруженный чеченскими уголовниками, имея в резерве лишь интеллект.
Но другого пути встретиться с главой чеченского сообщества, возможно, причастным к убийству Резуна, не было.
Риск заключался еще и в том, что вместо авторитетного головореза, перекроившего всю организационно-штатную структуру областной администрации, на завод мог приехать другой.
До встречи оставалось совсем мало времени. Отдавая последние распоряжения, Копаев заодно слушал и доклад Дергачева о проведенной беседе с Жорниковым в камере.
– Мне, право, неудобно, что все так случилось… – сказал Жорников.
