Владимир Гриньков - Король и спящий убийца
– К черту! – рявкнул Мартынов. – Никаких коридоров! Я его забираю! – Обернулся ко мне: – Пошли, Евгений!
Он был возбужден и решителен. Но на Орехова это нисколько не подействовало.
– А забрать ты его с собой не можешь, – сказал он. – Потому что вот… – Он двинул по столу какую-то бумажку.
– Что это? – недружелюбным тоном осведомился Мартынов, не делая ни малейшей попытки приблизиться к столу.
– Постановление об аресте Колодина Евгения Ивановича. Он арестован. Ты это понимаешь? И если ты попытаешься вывести его за пределы прокуратуры…
Он не договорил, но и так все было понятно. Для меня это – побег, для Мартынова – соучастие. Я слышал, как Мартынов скрипнул зубами. Так бывает, когда человек испытывает чувство бессилия.
– Что за чушь? – зло сказал он.
– Давай выйдем в коридор, поговорим, – опять предложил ему Орехов.
– Да я этого парня знаю год! – взорвался Мартынов, и в дверь тотчас заглянул милиционер. Заглянул и тут же исчез. – И все, что ты на него сейчас пытаешься повесить…
– Я ничего на него повесить не пытаюсь. За ним тянется хвост из всяческих несоответствий и нестыковок. Это по алекперовскому делу.
– Что за чушь! Ты его в убийцы записал, что ли?
– Не в убийцы, конечно. Но есть странности просто необъяснимые.
Орехов посмотрел на меня, и я понял, что он хочет слышать объяснение этим странностям. До этого он не решался говорить при мне, а вот теперь пошла игра в открытую. И если я не смогу ничего ему объяснить, он закатает меня за решетку, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
– Алекперов отправился на встречу вот с ним. – Орехов кивнул в мою сторону. – И никому не сказал, куда едет. Ни заместителю своему, Касаткину, ни жене – никому! А вот ему он звонил! – Он опять показал на меня. – И он-то был в курсе! – Очередной кивок в мою сторону. – И как раз там, в кафе, убийцы Алекперова и поджидали!
Сказать, что я был изумлен – значило не сказать ничего. И Мартынов, кажется, был шокирован не меньше моего. Он повернул голову и посмотрел на меня. У него было лицо испытавшего немалое потрясение человека.
– Нет, ты погоди, – пробормотал он после невыносимо затянувшейся паузы. – Ты хочешь сказать, что Колодин навел убийц на Алекперова?
– Пока я говорю только о фактах, – сухо ответил следователь. – А факты таковы: в день гибели Алекперов договорился с Колодиным о встрече, сам Алекперов никому об этой встрече не сказал. Когда он приехал в этот ресторанчик, убийцы его уже поджидали. Меня интересует следующее: откуда они знали, что Алекперов там появится?
Он посмотрел на меня вопросительно-строго.
– Я никому ничего не говорил!
Мой ответ, кажется, чрезвычайно расстроил следователя. Он даже развел руками и выразительно взглянул на Мартынова: мол, ты же видишь, я к этому парню со всей душой, а он вместо благодарности держит меня за дурачка.
– Никому ничего не говорил! – упрямо повторил я. – И вообще, нам с Алекперовым нечего было делить.
– Ну как же, – возразил следователь. – Дружбы между вами не было. Сначала покойный вообще хотел прикарманить вашу программу, еще тогда, год назад, потом, когда у него ничего не получилось, он вроде бы пошел на попятный, но руководителем программы хотел видеть не вас, а вдову Самсонова…
– Это обычные житейские неурядицы, и предполагать, что из-за них может произойти убийство…
– А вы даже не представляете себе, из-за каких мелочей иногда убивают, – спокойно ответил Орехов.
– Ладно, посмотрим, – пробормотал Мартынов. – Я пойду к начальству.
– Это угроза?
– Нет, предупреждение. Я никогда ничего не делаю за спиной.
Мартынов вышел. Мы опять остались вдвоем.
– Продолжим, – предложил следователь.
– Я отказываюсь давать показания.
– Причина?
– Ваши действия незаконны!
– Орган, надзирающий за полнотой и правильностью выполнения законов, – это прокуратура, – сказал следователь таким тоном, будто читал лекцию. – А вы в прокуратуре и находитесь, напоминаю вам.
Я отвернулся, чтобы не видеть его оскорбительно надменного лица.
– Хорошо, – сказал Орехов. – Я предоставлю вам время подумать.
Вышел, вызвал милиционера. Тот вошел и сел на стул у двери. Следователь оставил нас вдвоем. Он вернулся часа через два.
– Ну как? – осведомился он, взглянув на меня с прищуром. – Теперь можем беседовать?
Я зло дернул плечом.
– Напрасно вы так.
Он помахал в воздухе той самой бумагой, которую демонстрировал Мартынову, – постановлением об аресте.
– Вот про это я мог бы и забыть, – сказал он. – Подумаешь, патрон. Не отправлять же из-за него человека в тюрьму.
Мое поведение, видимо, совершенно его расстроило, потому что он бросил бумагу на стол и сказал, склонившись ко мне:
– Ты будешь сидеть! Это я тебе гарантирую! По алекперовскому делу или вот по этому, – он хлопнул рукой по листу бумаги, – но будешь обязательно! И в твоих же интересах…
Я услышал, как распахнулась за моей спиной дверь, но не видел вошедшего. Только заметил, как вытягивается лицо моего собеседника. В его глазах появились растерянность и беспокойство. Какой-то шум раздался за моей спиной, и только тогда я обернулся. Хорошо, что следователь не видел моего лица в этот миг.
Это был Дима. Точнее, сейчас это был не Дима, а начальник президентской охраны. Лицо, знакомое миллионам. Человек-легенда. Всесильный и беспощадный. Карауливший меня милиционер попытался встать, но один из сопровождавших Диму «охранников» бесцеремонно толкнул служивого, и тот опять упал на стул. Сопровождавших было трое. Здоровенные детины – они в процессе съемок изображали агентов президентской охраны. И сейчас держались так, будто работали перед видеокамерами. Даже бутафорские проводки не забыли прицепить за ухом. Мне стало по-настоящему страшно. Не за себя, за них. Но Дима чувствовал себя вполне уверенно.
– А, вот ты где, – бросил он в мою сторону.
Прошелся по кабинету походкой хозяина, даже руки за спину заложил для пущего эффекта, и в конце концов оказался перед столом следователя, а тот уже вскочил и стоял, не смея пошевелиться, и даже, как мне показалось, не дышал.
– Так что – патрончики подбрасываем? – осведомился у следователя Дима, качнувшись с каблука на носок и обратно. – Известный фокус. Только его с умом надо применять. А ты не за того взялся.
Пауза и крик:
– Ты знаешь, что эту программу любит президент?! И в обиду этих ребят не даст!
Орехов обмер. Он побледнел столь стремительно, что следующей фазой должна была стать полная остановка сердца. Но умереть ему Дима не дал. Сказал, от крика переходя к спокойному тону:
– Я его забираю. А с тобой еще буду разбираться.
Я похолодел. Побег. В чистом виде. Вот сейчас я себе срок зарабатываю стопроцентно. Вместе с ребятами, естественно.
– Зачем же? – не своим голосом сказал я. – Пусть господин следователь завершит свой допрос. А когда он закончит, я вернусь домой.
Я хотел, чтобы Орехов сам меня отпустил. Сам! Ведь его уже напугали, и он мог бы это сделать, я очень надеялся. Если отпустит сам, с меня уже и спроса никакого. А уж если не отпустит – значит, не судьба. И мы будем бороться.
Но у Димы было иное мнение.
– Заткнись! – бросил он через плечо, даже не обернувшись в мою сторону.
А стоявший за моей спиной парень врезал мне по шее. Дима этого не видел, а следователь видел, и скорая расправа произвела на него впечатление.
– А с твоим шефом я поговорю, – посулил следователю Дима, и чтоб было доходчивее, даже погрозил тому пальцем.
На Орехова больно было смотреть. Вид человека, секунду назад понявшего, что на его карьере можно ставить крест, – зрелище не для слабонервных. Он еще пытался что-то сказать, но его слова уже не имели значения. Меня вывели из кабинета и повели по коридору. Работники прокуратуры наблюдали за стройной процессией, опасливо выглядывая из дверей своих кабинетов. Я с ужасом представил себе, что с нами будет, если вот прямо сейчас кто-то из них прозреет и поймет, свидетелями какого грубого надувательства они являются. Но никто нас не остановил и даже не задал ни единого вопроса. Дежуривший на входе в здание сержант при нашем появлении вытянулся в струнку и отдал честь. Дима даже не удостоил его взглядом.
У подъезда стоял правительственный лимузин. Я даже замедлил шаг от неожиданности – такой машины у нас не было – и с сомнением посмотрел на своих спутников. Но один из них, тот, что шел сзади, бесцеремонно толкнул меня в спину.
– Да что ж ты делаешь? – зашипел я.
Но на него это не произвело никакого впечатления. Все так же бесцеремонно он втолкнул меня в обшитый дорогой кожей салон. Дима сел впереди, рядом с водителем, коротко бросил:
– Едем!
Но впереди были еще ворота. Когда мы подъехали, металлическая решетка дрогнула и покатилась в сторону, освобождая нам путь. Я видел, как Дима усмехнулся – едва заметно, одними уголками губ.
