Джадсон Филипс - Детектив США. Книга 2.
Он провел меня в просторный холл и открыл одну из дверей.
— Я думаю, нам тут будет удобно.
Мы прошли в небольшую комнату, то ли кабинет, то ли библиотеку. Два окна выходили на Семьдесят Четвертую улицу. Одну из стен занимали полки с книгами. На других висели картины, изображающие сельские пейзажи. У камина, в котором потрескивали горящие поленья, стояли два кожаных кресла. Обстановку дополняли письменный стол, заваленный книгами и бумагами, и большой глобус, стоящий на полу у окна, Прокейн подошел к электрической кофеварке и наполнил две чашечки.
— Сливки и сахар? — спросил он.
— Только сахар.
— Пожалуйста, присядьте.
Я выбрал одно из кресел у камина, он передал мне чашку и сел напротив.
— Я полагаю, мистер Грин ввел вас в курс дела.
— Он рассказал мне то, что знал, — ответил я. — Но не упомянул об одном важном обстоятельстве.
— Каком именно?
— Он не сказал о том, что вы по всей видимости лучший вор этого города.
Прокейн холодно улыбнулся.
— Шесть или семь лет назад, работая в газете, вы интересовались моей особой, не так ли?
— Да.
— Но, к удивлению, не написали обо мне ни строчки.
— Потому что я не нашел ничего, кроме слухов.
— А теперь вы хотели бы узнать некоторые конкретные факты?
— Да.
Прокейн повернулся к огню и задумался.
— Ну что ж, мистер Сент-Айвес, — он широко улыбнулся, — будем откровенны. Я — вор.
Глава 5
Первый раз Абнер Прокейн преступил закон в двадцать пять лет. Он служил в армии и украл грузовик с американскими сигаретами, чтобы продать их на черном рынке Марселя. Сигареты он продал некоему Кожемесу и, если бы не Кожемес, сейчас сидел бы в тюремной камере, а не в мягком кресле у камина. Так, во всяком случае, думал сам Прокейн, Кожемес научил Прокейна красть только деньги, причем у тех, кто не мог сообщить об этом в полицию. Каждой краже предшествовала тщательная подготовка. Информация о будущей жертве стоила недешево, но Прокейн никогда не скупился, так как выручка с лихвой окупала вложенный капитал.
— Воровство ассоциируется у меня с живописью, — говорил он, глядя на один из пейзажей: обветшалый амбар, окруженный раскидистыми деревьями. — Оно вызывает у меня ощущение… завершенности.
— Это ваши картины? — спросил я.
Он кивнул. Я более внимательно всмотрелся в пейзаж. Прокейн рисовал летом, и ему очень точно удалось передать игру света и тени.
— Должно быть, эти дневники вам очень дороги, — сказал я.
— Скорее, это журнал, а не дневник, — заметил Прокейн. — Дневники ведут лишь девочки-подростки, и то до тех пор, пока реальность жизни не разрушит их розовые мечты.
— И как выглядит ваш журнал?
— Это пять тетрадей по сто страниц каждая в черных коленкоровых переплетах. Такие можно купить в любом писчебумажном магазине.
— Как это произошло?
По лицу Прокейна пробежала легкая улыбка.
— Вероятно, я оказался в положении сапожника, дети которого бегают без сапог. У меня есть маленькая ферма в Коннектикуте, — он указал на картины. — Эти пейзажи я рисовал там. Прошлый уик-энд я провел на ферме, а вернувшись, обнаружил, что меня обокрали.
— Где вы держали тетради?
— В старом сейфе. Его установил еще прежний владелец дома. Я уже давно собирался заменить его, но… — он пожал плечами.
— Сейф взломали или открыли замок?
— Они открыли замок и через дверь вошли в дом без всяких трудностей.
— Разве у вас нет системы сигнализации?
— Есть, но вор сумел отключить ее. Или воры.
— Когда они позвонили вам? Почему-то мне кажется, что вор был не один.
— Мне тоже, — кивнул Прокейн. — В среду утром мужской голос известил меня о том, что я могу получить мой журнал в обмен на сто тысяч долларов. В качестве посредника он предложил вас и особо указал, что ваши услуги будут оплачены из этих ста тысяч и составят десять процентов от общей суммы. И добавил, что с вами я могу связаться через Майрона Грина. Меня это насторожило, так как я только что стал его клиентом, Дело в том, что я с большим недоверием отношусь к подобным совпадениям.
— Полностью с вами согласен. А что он обещал сделать с тетрадями в случае вашего отказа?
— Он сказал, что передаст их в полицию.
— Вы бы этого не хотели?
— Нет, мистер Сент-Айвес, я этого не хочу, — он встал, взял мою пустую чашку и вновь наполнил ее ароматным напитком, не забыв положить кусочек сахара. — Я первый раз вижу профессионального посредника, — сказал он, передавая мне полную чашку.
— Возможно, и в последний, — ответил я. — Мне еще не приходилось дважды встречаться с одним и тем же клиентом.
— Я хотел бы знать, существует ли в вашей профессии определенный моральный кодекс?
— Так же, как и в вашей. Правила я устанавливаю сам и не требую их неукоснительного выполнения. В противном случае никто не стал бы прибегать к моим услугам. Но, если бы эти правила не охраняли интересы человека, который нанял меня, я бы тоже остался без работы. Пока на меня никто не жаловался.
— Я плачу сто тысяч долларов, чтобы уберечь от посторонних глаз подробности моей личной жизни.
Я покачал головой.
— Вы платите эти сто тысяч, чтобы не попасть в тюрьму. О том, что вы — вор, знают многие, но не могут этого доказать. А вот тетради это докажут. Я не могу дать вам обещание не заглядывать в них после того, как они окажутся у меня. Для этого я слишком любопытен. Но уверяю вас, что никому не расскажу о том, что я их прочту. Не знаю, удастся ли мне убедить вас поверить мне на слово, но другого выхода нет.
— Я понимаю, — вздохнул Прокейн и взглянул на часы. — Уже десять сорок пять. Он сказал, что позвонит в одиннадцать, чтобы передать вам инструкции, — он помолчал. — Вы всегда работаете один?
— Теперь, да, — ответил я. — Дважды я пытался работать с напарниками, и оба раза неудачно.
— Кожемес, француз, о котором я вам рассказывал, учил меня действовать в одиночку. Но предупреждал, что возникнут некоторые заманчивые проекты, от которых придется отказываться потому, что они непосильны для одного. Я помню, как он говорил: «Найди кого-нибудь и подготовь его к делу, как я нашел и подготовил тебя». Два года назад я последовал его совету. Теперь у меня есть помощники, мужчина и женщина. Они прекрасно знают свое дело. При необходимости вы можете рассчитывать на них.
— Буду иметь это в виду.
В молчании мы дождались телефонного звонка. Прокейн снял трубку, сказал: «Слушаю», — и тут же передал ее мне. Неизвестный на другом конце провода первым делом поинтересовался, есть ли у меня требуемая сумма.
— Я ее достану, — ответил я.
— Тогда слушай внимательно, а еще лучше запиши, что я тебе скажу.
— Говорите.
— На Девятой авеню, между Двадцатой и Двадцать Первой улицами есть прачечная-автомат, работающая круглосуточно. Ясно?
— Да.
— Ты возьмешь одну из дорожных сумок с эмблемами авиакомпании и положишь в нее деньги.
— Девяносто тысяч.
— Да, девяносто тысяч. Я даю тебе десять процентов от всей суммы. Это значит, что ты работаешь и на меня. Так?
— Так.
— Ты положишь деньги в сумку.
— В каких банкнотах? По пятьдесят, двадцать или десять долларов?
— По сто и пятьдесят, — ответил незнакомец. — Главное, чтобы они не были новыми. Ровно в три часа ты войдешь в прачечную. В пять минут четвертого положишь сумку в барабан одной из сушилок. Все равно, в какую. Там их шесть. Понятно?
— Да.
— В шесть минут четвертого ты бросишь в нее десятицентовик. Она будет крутиться двенадцать минут. Еще через минуту остановится единственная работающая сушилка. В ней ты найдешь пять тетрадей, завернутых в одеяло. Ты успеваешь за мной?
— Конечно.
— Тебе даются четыре минуты, чтобы убедиться, что тетради подлинные. Еще через минуту ты должен уйти. Тебя это устраивает?
— Вполне.
— И не вздумай класть в сумку нарезанную бумагу или ждать, пока остановится сушилка с деньгами.
— Я не пользуюсь такими методами.
— Да, я знаю. Поэтому я и выбрал тебя. Но хочу предупредить, что я снял ксерокопии, они читаются ничуть не хуже оригиналов.
— И что вы собираетесь делать с копиями?
— Если получу деньги, то сожгу, если же нет — перешлю в полицию.
— А где гарантия, что копии не окажутся в полиции, даже если вы и получите деньги.
— Тебе придется поверить мне на слово, Сент-Айвес, — ответил незнакомец, и в трубке раздались короткие гудки. Я пересказал Прокейну полученные инструкции.
