Татьяна Степанова - Венчание со страхом
— Катюша, душа моя, красавица моя, погуляй пока, — мы тут сами должны, сами — своим домком, — зашептал он, вежливенько быстро выдворяя ее восвояси. — Тут мужской разговор наклевывается. Не для твоих деликатных ушек. Потом, потом все узнаешь.
Катя, вытягивавшая шею в надежде разглядеть из-за его плеча, что там происходит, услыхала, как Сергеев, сидевший за столом, басит в телефонную трубку: «Взяли, да… похоже, он… Не знаю еще… Я же сказал — не знаю! Да… Зайцева поставим в известность… потом поставим, мы тут сами пока…»
«Да что там у них? Почему он следователя прокурорского упоминает, ведущего дело Кораблина? Неужели? — Катя злилась от досады на этих помешавшихся на своей таинственности мужиков-дураков. — Неужели ЕГО взяли? Так быстро? Этого вот синяка?»
— Сейчас сами все узнаем, — заверила ее Ира Гречко. Она вставляла в машинку чистый бланк протокола допроса свидетеля. — Мне шеф одного из тех мальчишек допросить поручил. Сейчас он нам больше, чем всему хваленому уголовному розыску, выложит!
Катя притулилась в уголке и приготовилась слушать. И в который раз ей пришлось убедиться, насколько Ира — талантливый следователь.
Мальчишка в бейсболке говорил, говорил, говорил — рот у него, похоже, просто не закрывался. Может, правда, его прежде в розыске чем-то подмазали: пообещали — скажешь, мол, все — будешь как белый человек… В общем, эпизоды по ларечным кражам ложились на протокол допроса споро и быстро. Однако, судя по всему, Ире ясно было далеко не все.
— А вот киоск «Союзпечати» — он же весь бронированный, как броненосец «Потемкин», — говорила она мягко и задушевно. — Там же кругом сплошная решетка — только окошечко для подачи денег: едва руку просунуть. Туда-то как вы забрались? Кстати, ты лазил или твой приятель?
Мальчишка опустил голову.
— Не-е, там мы шестака наняли.
— Наняли шестака?
— Ну, «шестерку». Малого одного. Он как раз в окошечко пролезал — тощий и юркий.
— Юркий, значит. А когда это было? Когда киоск брали?
— Ночью в субботу.
— А юркого этого где взяли?
— Да фиг его знает — пацан какой-то приблудный! Он нас сам на Новаторах встретил. Ну, вроде подходящий. Бизон его и нанял за пятерку.
— Бизон — это, я понимаю, твой напарник?
— Угу, — мальчишка ухнул, точно совенок в дупле.
— Ну а маленький этот, какой он был? Как его звали?
— Да фига мне как! — мальчишка дернул плечом. — Что мы, спрашивали, что ли? Бизон сказал: «Хочешь заработать?» Тот: «Ну!» Дурак он, что ли? Ну, пошли на Победу. Бизон его к окошку подсадил, заслонку вытолкнул, она из фанеры, что ль… У того голова сразу пролезла, и, значит, и весь пролезет. Он нам потом дверь открыл: щеколду отодвинул — ее изнутри рукой можно просто. Да там рухлядь одна! Газеты да шары надувные. Кассы даже не было!
— И все-таки припомни, этого малого случайно не Стасиком звали? — спросила Катя осторожно.
— Да не знаю я!
— А прежде вы его с Бизоном не встречали?
— Видел как-то раз на Канатчиках. Там с мотоциклами пацаны собираются. Ну, он крутился там как-то.
Так, это было уже кое-что, хотя и смутно. Катя вопросительно взглянула на Гречко и заметила, что ей опять-таки не все ясно.
— Ну хорошо, давай теперь вернемся к коммерческой палатке «Санга», что на станции, — продолжила Ира. — Сколько всего бутылок водки вы оттуда взяли?
— Два ящика.
— Сколько-сколько?
— Два… три…
— Однако! Три. А сколько выпили?
Уши мальчишки стали рубиновыми. Заполыхали так — прикуривать можно.
— Я водку… не-а… не пью… горькая…
— Ну и молодец, что уже не пьешь. Пора в твоем возрасте, — похвалила его Ира. — Значит, все выпил Бизон?
Мальчишка помотал головой.
— Ну а кто? Куда вы столько водки дели?
— Двадцать бутылок на станции в поезд продали проводнику. Узбек какой-то, косой. А остальное…
— Ну, куда? — не выдержала Катя.
— Богомол забрал, чтоб ему лопнуть! — выпалил мальчишка.
Ира помолчала.
— И часто он вас так обирал? — спросила она наконец.
— Всегда.
— Кражи на Победе — с его подачи дела?
— Угу.
— Это тот тип в тельняшке, что ли? — снова влезла Катя.
Ира погрозила ей пальцем.
— А почему вы ему так подчинялись, Миша? — спросила она серьезно. — Почему отдавали все, что в палатках брали?
Мальчишка по имени Миша молчал, ковыряя пальцем джинсы на коленке.
— Так он же псих, — буркнул он нехотя. — Он нам с самого первого раза сказал: я в дурдоме свой, у меня справка. Глаза вот вам выдавлю, кишки из вас выпущу — а мне за это ничего не будет. Только на коечку снова уложат, укольчики поколят, а потом снова отпустят. А вы всю жизнь после меня не мужики будете!
Катя напрягла слух: что этот недомерок плетет такое?
— Та-ак, не мужики… Ты, я вижу, Миша, личность взрослая, просвещенная, — Ира говорила веско и внушительно. — Значит, Богомол запугивал вас своей справкой из психдиспансера и заставлял под угрозой расправы совершать кражи. А что еще он делал?
Мальчишка наклонился низко, уперся взглядом в свои кроссовки.
—Я уже этим вашим… ну… сказал я уже…
— Тебе он что-нибудь предлагал делать?
— Не-а… показывал только… Говорил, если что — тогда вот где вы у меня будете… поимею, мол, во все дыры. Он же псих — подкараулит где-нибудь! Говори потом, что ты не… — мальчишка заливался краской все гуще.
— Эксгибиционист чертов, — шепнула Ира Кате. — Сейчас они в розыске ему покажут кузькину мать.
— А того мальчишку, ну, «юркого», вы к Богомолу не водили? — спросила Катя.
— Не-а.
— А случайно, как думаешь, не мог он на него наткнуться… на свалке, например?
«Бейсболка», сойдя со скользкой темы, оживилась:
— А чего? Конечно! Богомол-то по ночам, если не нажрется, то, как упырь, бродит. Бессонница у него, говорит…
— Вполне могло случиться, что Стасик попался в лапы к этому развратному алкашу, — сказала Ира, когда мальчишку увел к себе в кабинет один из инспекторов по делам несовершеннолетних. — Прозвище-то у него какое — Богомол!
— Интересно поглазеть, как Сергеев и Селезнев с ним там сейчас беседуют, — заметила Катя.
Ира только зловеще усмехнулась.
Они посидели, подождали. Катя, сгорая от нетерпения, хотела было уже идти в розыск: авось там дверь прикрыта неплотно! Но тут Саша Сергеев пришел в их кабинет сам. И был он хмурый и мрачный.
— Ну что, признался Богомол? — спросила его Катя в лоб.
— В чем? А… а вы откуда его кличку знаете?
— Мы все знаем, — Ира облокотилась о машинку. — Ну, убийство Стасика — его рук дело?
Сергеев тяжко вздохнул. Катя видела по телевизору, как в передаче в «Мире животных» так вздыхают африканские буйволы перед тем, как погрузиться в прохладные воды озера Танганьика. Но тут озера не было — были лишь тесный, заставленный вещдоками кабинет да старенький стул. Сергеев плюхнулся на него, заставив угрожающе заскрипеть.
— Мы его пока на тридцать суток по указу задержим. Забьем в камеру как «бээмжэ». Пусть внизу посидит-подумает, может, что припомнит. Соучастие в кражах и 210-я статья у него на лбу отпечатаны — вовлечение несовершеннолетних, да…
— Да развратные действия прибавь, — продолжила Ира. — А убийство?
— Уперся пока рогом. Не я — и все. Ну ладно, пусть пока посидит. Времени впереди много.
— А он действительно ненормальный? — спросила Катя.
— Психопат. В справке, что он всем под нос тычет, записана только психопатия. С этим диагнозом живут по сто лет и все дурачками прикидываются, а сами нормальней нас с вами.
Катя видела: Саша ни в чем уже не уверен. С момента, когда он рапортовал в трубку, что «похоже, взяли», прошло всего два часа, а тон его уже изменился. Синяк, видно, оказался парнем тертым, да еще и справка эта из психдиспансера…
— Саш, там ведь есть такая экспертиза… по микрочастицам… — сказала она робко.
— Дождь шел, Катюша. — Начальник розыска дотянулся до чайника и налил себе холодного чая в фаянсовый бокал. — Пообедать, значит, мы так и не успели… После убийства шел дождь, поняла? Все смыло. Все следы. Все, кроме крови его… Богомола я этого, конечно, догола раздену, ей-богу. Всю его рваную рухлядь, ту, что на нем и все шмотки, что в логове его в подвале отыщем, повезем на биологическую экспертизу. Хотя… — он как-то безнадежно махнул рукой.
— Признание, Саша, давно уже не царица доказательств, — назидательно заметила Гречко. — Мне, как следователю, да и Зайцеву в прокуратуре, все эти ваши любимые чистосердечные не нужны. Ты, милый мой, доки ищи. Доки по делу. Вещественные.
Сергеев усмехнулся.
— Одно меня, девочки, радует, — молвил он напоследок. — Алиби у Богомола — гражданина Синеухова Тимофея Борисовича — на ту ночь нет, как он ни вертелся там у нас ужом, а ничего путного не придумал — раньше надо было сочинять. И со Стасиком пути его пересечься вполне могли. Ведь в киоск-то на Победе, по всему видно, этот малец лазил. Лазил он, царствие ему небесное, хотя и двумя днями раньше.
