Джозеф Гарбер - Бег по вертикали
Дейв сочувственно поугукал.
— Единственное место, где мне удалось найти работу, — эта дыра, — (шмыг), — а я все еще не выплатила заем за обучение, — (шмыг), — и мне кошке на корм еле хватает, — (шмыг), — а мой бывший муж тоже сидит без работы и не может платить алименты, — (шмыг), — и мне приходится еще подрабатывать секретаршей у стоматолога, — (шмыг), — а хозяин квартиры не хочет войти в мое положение, — (шмыг), — и… и…
Дейв коснулся ее руки.
— Что? Вы можете мне сказать.
— Меня то и дело похлопывают по заднице!
— Кто, Грег?
Дейв чуть не подавился. Это было ошибкой. К счастью, женщина не обратила на нее внимания.
— И он тоже. Да все они! От вшивого председателя совета директоров этой вшивой компании, когда он вдруг объявляется в этом вшивом городе, и до менеджера офиса.
Дейв скрестил руки на груди и прикрыл глаза.
«Сперва Марджи, теперь эта женщина. М-да, в „Америкэн интердайн“ своеобразная корпоративная этика».
— Она тоже изрядная сука.
— Кто?
— Менеджер офиса.
Позднее, когда ему удалось успокоить секретаршу, Дейв попросил у нее то, что хотел. Секретарша доверчиво улыбнулась и дала то, что он попросил. Он был таким понимающим, так стремился помочь, что она не подумала ничего плохого. Кроме того, на Дейве по-прежнему был пояс ремонтника с инструментами. Единственное, о чем попросила секретарша, так это чтобы Дейв вернул его ей, когда управится с делами.
Ключ.
Дейв пообещал, соврав сквозь зубы. Секретарша посмотрела на часы.
— Вы успеете до пяти? Я в пять уйду домой.
Дейв улыбнулся ей в последний раз и сказал:
— Может, и нет. Но я просто положу его вам на стол, под книгу записей. Хорошо?
— Да, конечно. Или бросьте его в средний ящик.
— Обязательно. Да, и еще: вы знаете Марджи Коэн? Она работает этажом ниже, в компьютерном отделе.
Секретарша кивнула.
— Если хотите, позвоните ей. Она хороший человек, и я думаю, она кое-что знает насчет того, как отделываться от домогательств.
— Я позвоню ей домой сегодня вечером.
И она продемонстрировала телефонный справочник с телефонами служащих «Америкэн интердайн».
Дейв повернулся, собираясь уходить.
— Вы говорите, телефонная комната на этом этаже?
— Прямо по коридору и налево.
— Спасибо. Всего хорошего.
— И вам всего хорошего.
Секретарша дала ему универсальный ключ от всех подсобных помещений «Америкэн интердайн». Если ему хоть чуть-чуть повезет, этот ключ подойдет ко всем подсобным помещениям в здании. К телефонным комнатам. К чуланам уборщиц. Ко всяческим каморкам, в которых менеджеры, электрики и много кто еще хранят то, се и прочее.
Именно такого ключа ему и не хватало.
2
Дейв изучал содержимое складской комнаты «Америкэн интердайн», когда Рэнсом в конце концов совершил нечто неподобающее.
Рация в кармане у Дейва зашипела и ожила. Из динамика послышался голос Рэнсома с его западающим в память протяжным аппалачским выговором.
— Мистер Эллиот, у меня тут кое-кто, кто хочет поговорить с вами.
Дейв напрягся. Это еще что? Очередной дешевый трюк. Небольшой прием психологической войны, нацеленный на то, чтобы лишить вашу добычу душевного спокойствия. Что-нибудь такое, что уничтожит ее уверенность в себе или заставит задаться вопросом…
— Я знаю из вашего досье, что верность не входила в число ваших личных ценностей. Ни верность знамени. Ни верность товарищам. И тем не менее я надеюсь, что вы чувствуете определенную привязанность к вашей собственной плоти и крови.
Что?!
— Папа!
Нет!!!
— Папа, ты меня слышишь?
Марк, его сын. Его единственный ребенок. Его и его первой жены. Его и Энни.
— Папа, это я, Марк.
Марк учился на предпоследнем курсе в Колумбийском университете, жил в студенческом общежитии на Западной Сто десятой улице и по меньшей мере раз в неделю приходил пообедать с отцом. Ревнивая Хелен никогда не присоединялась к ним. Она знала, что Марк — самый важный человек в жизни Дейва.
— Папа, выслушай меня.
Мальчик хотел быть философом. На первом курсе он прослушал вводный курс по философии. И его это чем-то зацепило. Он находил смысл в Платоне, актуальность в Канте и радость в Гегеле. Он сам, по собственной инициативе, без подталкивания со стороны своих профессоров, на втором курсе прочел «Бытие и время» Мартина Хайдеггера от корки до корки, все пять сотен страниц мелким шрифтом, и написал критическую статью, которую, как ни удивительно, приняли для публикации.
— Пожалуйста, папа. Это очень важно.
«Рэнсом, сукин ты сын, как ты посмел втягивать в это моего мальчика? Ты за это заплатишь. Я об этом позабочусь».
— Послушай, па.
Дейв, сомневавшийся в том, что сам он хоть раз после окончания колледжа произнес слово «философия», с энтузиазмом поддерживал научные штудии Марка. Если другие отцы искоса смотрят на стремление сына посвятить годы обучения предмету, не славящемуся своей пригодностью для коммерческих целей, — что ж, значит, они дураки.
— Я здесь, внизу. Мама летит сюда. Она будет здесь через пару часов.
«Я тебя убью, Рэнсом. Я тебя убью и вымою руки в твоей крови».
— Папа, ты должен выслушать. Агент Рэнсом все мне рассказал. Он показал мне документы, па.
Что там еще за ужасная ложь?
— Это уже случалось с другими людьми, па. Ты не единственный. Тебе было всего двадцать-двадцать пять. Они давали тебе препараты. Во Вьетнаме, па, еще до моего рождения они давали тебе препараты.
«Я тебя зарежу, Рэнсом. Я тебя сожгу. Рэнсом, Рэнсом, тварь ты этакая, не будет предела тем мучениям, которым я тебя подвергну».
— Это был эксперимент, па. Они не знали, что из этого выйдет. Но оказалось, что у этого препарата долгосрочный эффект, папа. Даже после стольких лет у людей случаются срывы. Они начинают сходить с ума, па. Хотя прошло уже столько времени. Военные пытаются замолчать это. Они пытаются собрать в одном месте всех, кому давали эту гадость. Они говорят, что могут это лечить. Они говорят…
«Что? Что они говорят? Должно быть что-то еще хуже. Что-то такое, что, как надеется Рэнсом, заставит меня сорваться».
— …папа, они говорят, что препарат воздействует на генетику. Они говорят, что им придется обследовать и меня тоже. Они говорят, что, возможно, именно поэтому мама… именно поэтому у мамы были все эти проблемы.
Энжела. Возлюбленная студенческих лет. Жена. Единственный сын. Два выкидыша. Продолжительная депрессия. Пристрастие к спиртному. Развод. Затем курс лечения у психолога, повторный брак, две чудесные дочки и счастливая жизнь с другим мужчиной.
— Папа, тебе мерещится всякое, но это не твоя вина. Это тот препарат, па. Эта дрянь все годы сидела в твоем организме. Они показали мне документы. И документы других людей тоже. Это случалось и до тебя. Что-то происходит с твоим телом, когда ты приближаешься к пятидесятилетию. Препарат пробуждается. Тебе начинает мерещиться, что тебя преследуют, на тебя набрасываются с ножами и пистолетами. Ты начинаешь верить, что все вокруг против тебя. Потому ты нападаешь на них, пока они не напали на тебя. Ты пытаешься нападать на всех. Это проблема с сознанием, па, но они говорят, что могут это вылечить. Если ты придешь к ним, они смогут это вылечить. Если же нет, то тебе станет хуже. И скоро, па, очень скоро. Пожалуйста, позволь им вылечить тебя. Этот препарат заставляет тебя видеть то, чего нет. Он заставляет тебя желать причинять вред людям. Папа, ради бога, позволь агенту Рэнсому помочь тебе. Он здесь ради этого, па. Он твой друг. Он пришел, чтобы помочь.
Тяжесть пистолета в руке была приятной. Скос рукояти успокаивал. Дейв погладил спусковой крючок. Тот двигался плавно. Дейв провел большим пальцем по предохранителю и переключил пистолет с полуавтоматического режима на автоматический. С каждой секундой он чувствовал себя все лучше.
— Разве ты не чувствуешь гнева, па? Разве ты не чувствуешь, что ты совершенно вне себя от гнева?
Прямо в точку, черт побери.
3
Он хотел убивать, убивать и убивать.
«В конечном итоге, джентльмены, намного полезнее уничтожить дух врага, чем уничтожить его тело».
Он не мог дождаться того мгновения, когда начнет стрелять.
«Так говорил старина профессор Роберт-зовите-меня-Робом».
Он был на третьем этаже.
«А еще он говорил: „Сделайте это — и все остальные задачи станут намного проще“». Он шел сквозь багровый туман.
«Именно этого, приятель, и хочет Рэнсом».
Туман начал рассеиваться.
«Ты еще поднеси ему себя на блюдечке с голубой каемочкой».
Вскоре все озарил свет предельной ясности.
«О господи! Ты что, не понимаешь, что он с тобой делает?»
