Уильям Холланд - Московские сумерки
– Может, именно такая реальная помощь и поможет разыскать преступников, убивших Хатчинса, – подал реплику Мартин.
– В нашем деле, Мартин, сначала ставятся задачи, а под них уже подбираются исполнители, особенно когда расследуются убийства. И наше дело – выявить у советских их секреты и помешать им раскрыть наши.
– В таком случае я рад, что не занимаюсь вашими делами.
– Хорошо, остыньте немножко. От Нас ждут сотрудничества в этом расследовании, так давайте же сотрудничать. Прикиньте, чего бы мы добились без компромиссов, Бирман, если пустить дело на самотек. Так давайте спокойно отнесемся к тому, что на организацию работы фокусников потребуется какое-то время – на то, чтобы приехать сюда из Штатов и на всякое такое прочее. Ну что там еще нам предстоит сделать?
– Кого послать на беседы со свидетелями? – спросил Таглиа.
– Я сам поговорю с ними, – вызвался Бирман. – Я уже побеседовал, но с иностранцами – это два японца. Они подтвердили все, что говорили в КГБ и что отражено в докладной записке. Похоже, они говорят правду. Немец и финн уже уехали. С ними побеседуют наши люди за рубежом, но нового я не жду. Нет-нет, в рассказах свидетелей лжи явно не содержится. Просто я их поглубже покопаю.
Он сел на диван и откинул руки на спинку.
– Я думаю, здесь и впрямь замешана женщина, – сказал он чуть погодя, прикрыв глаза, будто так четче можно разглядеть правду. – Сотрудники КГБ написали, что Чарльз был с женщиной, а теперь смотрят за нами и ждут, что мы будем предпринимать. Они хотят посмотреть, можно ли у нас еще что-то выведать.
– Вы полагаете, что они заманили Хатча в кафе в два часа ночи и прирезали его? – спросил Мартин.
Бирман открыл глаза и сказал:
– А вы полагаете, что он просто так оказался в кафе, когда туда ворвалась банда и случайно ухлопала его? По случайному совпадению. Так я и поверил!
Бирман, похоже, обиделся, что кто-то – в данном случае Мартин – мог подумать, будто оперативного сотрудника Центрального разведывательного управления можно сбить с толку такой нелепицей, как понятие «совпадение».
– Да, но зачем им надо было все так усложнять? Почему бы не пырнуть его ножом в темном переулке, или у нее на квартире, или…
– Он бы, в конце концов, принял меры предосторожности, – ответил Бирман. – Как говорится, даже бездарного собрата по искусству нужно критиковать осторожно, щадя его самолюбие, несмотря на то, что он туп и мало что соображает в искусстве. Конечно же, шумное наглое нападение на Хатчинса отводит всякое подозрение от КГБ.
– Этот аспект нападения, кажется, не прорабатывался – заметил Мартин. – Или же я не улавливаю подозрительности в тоне вашего голоса?
– Это профессиональная ревность, – ответил Бирман. – Вы должны им намекнуть на наши сомнения. Работу они провернули ловко и не оставили нам ни малейших зацепок, чтобы мы могли выразить какие-то подозрения официально. Хитрая и тонкая работа.
– 18 —
27 января – 3 февраля 1989 года,
Комитет госбезопасности
Целую неделю люди Чантурия следили за Максом Градским. Тот не показывал носа из дома, но мог вести телефонные разговоры, поэтому сотрудники КГБ обратились за санкцией на установку в его домашнем телефоне подслушивающего устройства. Разрешения они не получили, но все же к тому времени путем неофициального подслушивания удалось кое-что узнать. Градский звонил трем иностранным гражданам – двум финнам, работающим на реставрации гостиницы «Метрополь», и немцу – представителю западногерманской станкостроительной фирмы в Москве. Градский говорил с ними иносказательно, тщательно подбирая слова, явно имея в виду, что его могут подслушать. Уже одно это могло свидетельствовать о важности этих разговоров. Градский сообщал о переносе встреч и о задержке поставки товара.
– Чего он замышляет? – спросил Чантурия.
– Весьма вероятно, хочет продать ворованное оборудование, – предположил Орлов.
– Скорее наоборот – купить оборудование, – возразил Белкин.
– Купить?
– Я сужу так по его манере разговора, – Белкин говорил терпеливо, как педагог, растолковывающий ученикам трудный вопрос. – Папаша этого дитяти – первый заместитель министра общего машиностроения. Его министерство тратит ежегодно сотни миллионов в твердой валюте на закупки оборудования у иностранных компаний. Несколько слов, сказанных где нужно, могут указывать, кто получит контракты. Разве им не хочется быть с Максом Градским на дружеской ноге?
– А разве медведь станет гадить в своей берлоге? —
заметил Чантурия.
– Макс таким путем помогает нужной компании продать оборудование министерству, – ответил Белкин. – Другие фирмы при этом отсеиваются, а фирма-победитель подкинет кое-что.
Ни у кого из старших по званию офицеров не хватило духу признать, что сынок первого заместителя министра, по всей видимости, выбалтывает иностранцам по отцовскому телефону сведения, составляющие государственную тайну (любой разговор с иностранцем считался делом государственной безопасности), поэтому предложение прослушивать этот телефон было отвергнуто. Но в то же время было разрешено провести обыск в городской квартире Макса. Она находилась вовсе не на Берсеневской набережной в доме 20/2, где, согласно прописке, он проживал вместе с родителями и сестрой. Опросив его приятелей, сотрудники КГБ выяснили, что Градский снимал холостяцкую квартиру неподалеку от Арбата.
При обыске арбатской квартиры обнаружили записные книжки с доброй сотней адресов и фамилий иностранцев, проживающих в Москве, а также более чем с двумя сотнями русских женщин.
– Ну и о чем это говорит, черт побери? – сказал Чантурия на совещании сотрудников отделения. – Макс Градский знаком со множеством иностранцев – это я еще могу понять. А вот к чему все эти женщины?
– Мужчины и женщины обычно собираются ради одного дела, – заметил Татарин, – любви. Давайте потолкуем с его приятельницей Светой, этой переводчицей.
В беседе сотрудников отделения Чантурия с офицером госбезопасности, курирующим институт, где работала переводчицей Светлана Калинина, ничего подозрительного не выяснилось. Она была членом КПСС, аккуратно посещала партийные собрания, была с товарищами искренней и открытой, работала много и хорошо, пользовалась уважением руководства института.
Чантурия решил поручить побеседовать со Светланой Орлову, сыграв на ее честности и открытости. Тот любил такие беседы. Светлана ему рассказала все, что знала.
– Тимур был прав, – доложил о результатах Орлов. – Там любовь.
– Она любит Градского? – удивился Чантурия. – Что за блажь у хорошей женщины? Понимаю теперь, как справедлива поговорка «Любовь зла, полюбишь и козла».
– Ну, это не совсем та любовь. Она скорее носит деловой характер.
– Она что, спит с ним?
– Да нет же. Просто деловые связи, бизнес.
По интонации, с какой Орлов произнес эти слова, Чантурия догадался, что тот не видит большой разницы между этими двумя занятиями.
– Расскажи поподробнее, что там у нее, – попросил Чантурия. На сердце у него стало грустно.
Орлов начал рассказывать. Светлана занималась тем, что знакомила западных бизнесменов с Максом Градским, а тот, в свою очередь, сводил их с молодыми москвичками, стремящимися обеспечить себе достаточно высокий уровень жизни – такой уровень, который в Москве доступен лишь людям с настоящими деньгами (это означало – с деньгами западных стран, иначе говоря, с твердой валютой), то есть высокопоставленным чинушам, уголовным элементам и, конечно, иностранцам. Вот Макс Градский и устраивал за соответствующую мзду встречи между смазливыми москвичками и страждущими иностранцами.
Чантурия лишь горестно покачал головой.
– Что за жалкое занятие, – тяжело вздохнул он. – Ты проверил ее показания?
– Нет еще. Но я в них не сомневаюсь.
– Я тоже. Ешь твою мать, тоже не сомневаюсь. Ну ладно, проверь.
Чантурия решил перепроверить, чем занимается Градский, побеседовав с выбранными наугад девушками из адресных книжек Градского. Они по-разному восприняли свое разоблачение: одни перепугались, другие отнеслись к нему более или менее спокойно. Но все подтвердили слова Светланы Калининой.
Настало время снова поговорить с Максом Градским.
Узнав, какие показания дали девушки, Градский уже не вспоминал свои байки, но остался по-прежнему самонадеянным и высокомерным. Зачем он пришел на день рождения официанта? Макс лишь пожал плечами.
– Официант из «Узбекистана» знает многих девушек и немало иностранцев. Ну а теперь, если вы намерены арестовать меня, найдите, что я сделал такого противозаконного, – нагло ответил он.
– А вы читали 226-ю статью Уголовного кодекса? – спросил Чантурия, взяв со стола небольшую книжечку в сером переплете и пролистав ее. – Сводничество с корыстной целью. Наказывается лишением свободы на срок до пяти лет.
