Сергей Рокотов - Слепая кара
— Это мой муж, — объяснила Марина. — Бывший.
— А ты была замужем?
— А как же? Почти целый год. Вообще-то, эту фотографию надо снять, только я сама себе на ней нравлюсь. Редко удачно получаюсь на снимках. А с ним мы почти год как в разводе.
— А почему развелись? — заинтересовалась Наташа.
— Ай, долгая история. Ясно одно — я ничуть об этом не жалею. Больно падкий до чужих баб. Красавец мужчина, от женщин отбою нет. А мне такой не нужен, терпеть не могу разврат. Беру пример со своих родителей — они так любят друг друга. А этот любит только себя да свои минутные радости. Родители его — из новых русских. И черт с ним, пошли они куда подальше, такие мужики. Пойдем лучше в столовую.
Столовая — это была комната метров тридцати со старинной мебелью, бронзовой люстрой и ковром на полу. Резные шкафы были украшены всевозможными сувенирами, привезенными, очевидно, из разных заморских стран, — статуэтки Будды, китайские головки, раскачивающиеся в разные стороны, чучело крокодильчика, куклы во всевозможных нарядах, разнообразная посуда. На стенах висели две большие картины с итальянскими пейзажами. Наташа приоткрыла рот.
Такого она нигде не видела.
— Садись в кресло и жди меня. Я скоро.
Марина вышла, а Наташа осталась сидеть в старом мягком кресле, продолжая с изумлением оглядывать комнату. Потолки в квартире были метра четыре, не меньше. И атмосфера, сам запах какой-то необычный — книжной пыли, старины и чего-то очень вкусного. Да, такой уют создается поколениями… Такого ни за какие деньги не купишь. Покойный Эдик жил куда роскошней, но насколько же убогой была его дорогая обстановка по сравнению с этим удивительным миром…
Вошла Марина с подносом в руках. На подносе стояли бутылка «Мартини», пакет апельсинового сока, яблоки и апельсины, — А теперь, Наташа, давай выпьем за нашу чудесную встречу, — сказала Марина, расставляя принесенное на круглом столе. — Я люблю все необычное, удивительное. Вот и наша встреча из разряда фантастики.
Она налила в бокалы «Мартини» и апельсиновый сок.
— Давай, Наташа! За нашу встречу и, надеюсь, дружбу! — провозгласила Марина.
Они выпили по бокалу, потом еще. Закусывали фруктами и болтали о всякой ерунде. Наташе стало легко в обществе Марины. Она почувствовала себя непринужденно, к тому же и вино подействовало. Развязался язык и у нее.
— У тебя так здорово, Марина. Мне так нравится здесь. Как же непохоже живем мы, если бы ты знала…
— А как вы живете?
— Да как? Коммуналка, я же говорила. «Хрущевка».
Мать, отчим, младший братишка и еще соседка Вера Александровна. У нас была бы отдельная квартира, мне мама говорила, но папа погиб, он был шофер, разбился насмерть.
— Сочувствую, — нахмурилась Марина. — Знаешь, мы благодаря моему бывшему мужу года полтора назад тоже чуть не погибли. Он любил лихачить, а водить толком не умел. Пошел на обгон на трассе, и, если бы не водитель встречной машины, был бы лобовой удар. Стасик вышел на встречную полосу, а тот водитель резко подал вправо, и они упали в кювет.
Слава богу, все живы остались, повезло крупно. За искалеченную машину пришлось заплатить. И самое интересное, это было в мой день рождения. Это он мне такой подарочек сделал. Но то, что он мой день рождения чуть в день смерти не превратил, Стасик даже не понял.
— А когда у тебя день рождения? — спросила Наташа.
— У меня-то? Пятнадцатого октября.
— Какого?
— Пятнадцатого. Пятнадцатого октября.
— А года какого?
— Семьдесят шестого. Ты что, хочешь сказать — Да.
— Интересные дела, — повела головой Марина. — Да, тут без пол-литра не разберешься.
Она налила по бокалу «Мартини», добавила соку, подняла свой бокал и долго глядела на Наташу.
— Да… Однако… — произнесла Марина. — Слушай… А не сестры ли мы с тобой, часом?
Наташа вздрогнула. Ей почему-то стало страшно.
Она сама не понимала почему. Менялся привычный уклад жизни, все становилось зыбким и неопределенным, происходящее сейчас казалось сном, и, напротив, сном казалось все происходящее до этого вечера, а именно этот вечер — пробуждением ото сна. От всего этого кружилась голова, путались мысли Где правда, где явь? Ее жизнь в «хрущевке» с вечно озабоченной матерью и домогающимся ее отчимом или этот вечер в огромной комнате с бронзовой люстрой, четырехметровыми потолками и всякими диковинами в резном шкафу?
Напротив нее сидела ее копия, родившаяся в один день с ней, будущая актриса, дочь профессора МГУ, рассказывала про свои репетиции и спектакли, про кинопробы, про неверного мужа, а она слушала ее, раскрыв рот. И Наташе казалось, что все, о чем рассказывала Марина, происходило с ней самой.
Она тоже подняла свой бокал и, не чокаясь с Мариной, выпила залпом. Выпила и молча глядела на свою собеседницу.
— Так что же ты по этому поводу мыслишь? — спросила Марина.
— А ничего. Я сижу с тобой здесь, в этой комнате, и мне очень хорошо. Мне просто хорошо, понимаешь, Марина? Я сейчас поняла, что мне очень редко было хорошо в жизни. Только при жизни отца, только дома у Виталика и сейчас. А я прожила двадцать с лишним лет. И, выходит, мне почти всегда было плохо. Разве так должно быть?
— Да нет, конечно. Но ты так странно говоришь.
Мне вот почти всегда было хорошо. Почему нам должно быть плохо? Мы молоды, красивы, Наташа, почему нам должно быть на этом свете плохо? Ты знаешь, самым большим оптимистом из всех людей, которых я знала, был мой дед Сергей Владимирович, а он пять лет провел в лагерях. Если бы ты знала, как он ценил жизнь, как умел радоваться каждой секунде жизни! Ему было восемьдесят семь лет, когда он умер, и последними словами его были, знаешь, какие: «Маришка, нас никто не слышит, послушай забавный анекдот. Только не очень приличный…» Вспомнил анекдот, рассмеялся и умер. Прямо при мне, вот здесь, в своем кабинете. И папа в общем-то такой же, но у него бывают минуты тоски, тогда его лучше не трогать. А вообще, мы все оптимисты. Такова наша покровская порода. И мама такая же, никогда ни на что не жалуется. Но мы с папой стараемся ее не обижать, мы знаем, какая она ранимая.
Наташа уютно устроилась в кресле и слушала Марину, боясь упустить хоть слово. У нее кружилась голова, от выпитого вина раскраснелись щеки, происходящее казалось сказкой.
— Ты не куришь? — спросила Марина.
— Нет.
— Я вообще-то бросила. Но сейчас хочется закурить. Пойду возьму у мамы, я знаю, где ее сигареты.
У нас курит только она.
Марина принесла пачку «Мальборо», положила на стол.
— Дай мне тоже, — попросила Наташа.
Марина протянула ей сигарету. Щелкнула зажигалкой.
От глубокой затяжки голова у Наташи вообще пошла кругом. Она пробовала курить, тогда ей не понравилось, но теперь, в этой обстановке, и курение казалось ей приятным занятием. Комната наполнилась ароматным дымом, две абсолютно похожие девушки, примостившись друг напротив друга в мягких старых креслах, затягивались сигаретами и думали каждая о своем.
— Ты бы про себя что-нибудь рассказала, — попросила Марина. — А то я все болтаю и болтаю, рта тебе не даю раскрыть. Что у тебя за проблемы, которые мешают твоему счастью?
— Мне бы не хотелось сейчас об этом говорить, Марина. Я не хочу омрачать такой чудесный вечер.
Может быть, потом как-нибудь.
— Загадками говоришь. Но… неволить не стану, захочешь, сама расскажешь, не захочешь — не надо. Но, мне кажется, нашу дружбу надо продолжать. Такие удивительные встречи далеко не с каждым происходят.
— Конечно, конечно, — поддержала Наташа. — Это просто чудеса…
Вечер пролетел, словно одно мгновение. Наташа поглядела на часы — шел уже двенадцатый час. Она стала собираться домой.
— Пойду я, Марина, — вздохнула она. — Времени сколько…
— Слушай, оставайся ночевать у меня, — вдруг предложила Марина. — Тебе до работы рукой подать.
Зачем тебе уезжать?
Наташа задумалась. Действительно, зачем ей ехать домой, в этот клоповник, где горящие похотью глаза Николая не дают ей спокойно дышать ни минуты?
Зачем ей из этой сказки возвращаться в свою серую быль? Она подумала и согласилась. Позвонила домой.
Подошел Николай.
— Маму позови, — резко произнесла Наташа. Слушать его голос было отвратительно. У нее забилось сердце от охватившей ее жгучей ненависти.
— Загуляла… Загуляла, — куражился Николай. — Мать спит, умаялась за день. А где это ты? С любовником небось?
— Передай ей, что я ночевать не приду.
— Ага, понятненько, по рукам пошла, недотрога…
— Заткнись, сволочь! — не выдержала Наташа и бросила трубку.
Марина, вытаращив глаза, глядела на нее.
— Не спрашиваю ничего, — сразу сказала она.
— Не надо спрашивать. Я сама тебе все расскажу.
Только, если можно, давай еще выпьем. Я не могу так…
