Наталья Александрова - Змеиный поцелуй
Они вышли в коридор и направились к еще одной из бесчисленных лестниц.
– Тут у нас есть кафе, – проговорил журналист, с любопытством разглядывая Лену, – вот там мы и посидим.
Действительно, ниже этажом, несмотря на поздний час работало небольшое кафе. Николай усадил Лену в самый угол, подошел к буфетчице, бойкой веселой тетке лет пятидесяти, и через минуту принес две чашечки отвратительного кофе и две больших рюмки соответствующего коньяка.
Лена с удивлением посмотрела на коньяк и твердо проговорила:
– Я на работе не пью.
– А я пью, – отозвался Николай с сальной улыбкой и одним махом осушил свою рюмку.
Затем он придвинулся ближе к Лене и профессионально-задушевным голосом осведомился:
– И кто же ты такая, интересно?
– Я же вам сказала – лейтенант Синицына, ответила девушка без прежней уверенности, – и пожалуйста, обращайтесь ко мне на «вы».
– Тогда документик покажите, пожалуйста, насмешливо проговорил журналист, – или дома забыли документик? Девочка, кого ты хочешь обмануть? Да я старый газетный волк, я людей насквозь вижу! Что, я мента не узнаю? Мент, он и в юбке мент!
Лена на мгновение смешалась.
Николай повернулся к буфетчице и крикнул:
– Лерочка, сделай мне еще пятьдесят грамм!
Воспользовавшись этим мгновением, Лена выплеснула свой коньяк в стоявший рядом с ней аквариум.
Николай снова повернулся к ней, увидел пустую рюмку, и в его взгляде мелькнуло уважение.
– И даме тоже сделай! – крикнул он через плечо.
– Ну, так кто же ты такая, лапочка? – снова спросил он, понизив голос. – Колись по-быстрому! Дочка этого профессора?
– Как… как вы… как вы догадались? – Лена очень натурально изобразила удивление.
– Котик, – Николай улыбнулся снисходительно, – поживешь с мое… я ведь – газетчик, а это значит – и психолог, и детектив; и писатель, и все в одном, так сказать, флаконе…
«Ну, распустил хвост! – подумала Лена. – Так, глядишь, и что-нибудь полезное выболтает».
Вслух она сказала:
– Значит, у вас не только три имени, но и профессии тоже три?
– Гораздо больше, солнышко, гораздо больше! – промурлыкал Николай, положив ладонь ей на руку.
Лена осторожно высвободила руку из липких пальцев журналиста.
В это время, призывно виляя бедрами, к их столику подошла барменша и поставила на столешницу две полные рюмки.
– Спасибо, Лерочка, – Николай всем корпусом повернулся к тетке и увесисто шлепнул ее пониже спины, – спасибо, цветок душистых прерий!
Одна ты понимаешь ранимую душу журналиста!
– Уймись, ты, ранимая душа, – беззлобно усмехнулась тетка и вернулась к себе за стойку.
Воспользовавшись тем, что Николай отвлекся, Лена вылила вторую рюмку в аквариум и сделала вид, что пьет.
Журналист повернулся к ней и с уважением уставился на пустую рюмку в ее руке.
– А ты молодец, – проговорил он, – обогнала старого газетного волка… надо нагонять…
С этими словами он лихо опрокинул вторую рюмку. Глаза у него несколько затуманились.
– Чур, теперь я заказываю, – Лена встала и, старательно изображая несколько нетвердую походку, задевая столы и чуть не уронив подвернувшийся на пути стул, направилась к бару за следующей порцией горючего.
Барменша взглянула на нее с любопытством, но ничего не сказала и налила коньяк.
Вернувшись к столу, Лена поставила коньяк перед журналистом и села, имитируя легкую степень опьянения.
– Ну что, зайчик, – заговорил Николай, подняв рюмку, – решила, говоришь, за папочку вступиться? Брось, дохлое дело! Тем более что выборы давно прошли… поезд ушел, ту-ту!
– Не в выборах дело, – возмущенно проговорила девушка, – дело в его добром имени!
– Доброе имя! – журналист оглушительно захохотал, откршувшись на спинку стула и прикрыв глаза. – Доброе имя! Да мы, котик ты мой пушистый, живем уже даже не в двадцатом, а в двадцать первом веке, а ты все еще мыслишь категориями девятнадцатого!
Лена, пользуясь тем, что Николай, увлеченный своими разглагольствованиями, не следит за ней, выплеснула в аквариум следующую рюмку. Ей показалось, что рыбки ведут себя как-то странно плавают по синусоиде и постоянно натыкаются на прозрачные стенки.
– Доброе имя! – повторил корреспондент, отсмеявшись и проглотив свой коньяк. – Надо будет запомнить, ребятам расскажу это ведь смешнее любого анекдота!
– У отца больное сердце! – с чувством проговорила Лена. – Он после вашей статьи тяжело болел!
– А с больным сердцем нечего лезть в политику, – назидательно проговорил Николай, – политика – это потяжелее, чем большой спорт!
Требуется абсолютное здоровье, как у космонавта…
Язык бравого журналиста уже слегка заплетался. Чтобы закрепить и усилить достигнутый эффект, Лена принесла еще две рюмки и чуть не силой влила коньяк в Николая.
Неожиданно он рассмеялся:
– А она тоже хорошо пила… прямо как ты…
– Кто? – удивленно спросила девушка.
– Ну, она… та баба, которая… ух, шикарная телка! Не моего… блин… поля… ягода…
Он говорил уже с заметным трудом, и Лена подумала, не переборщила ли она с дозой алкоголя, но вдруг журналист оживился и снова повторил:
– Шикарная телка!
– Да про кого ты говоришь? – переспросила Лена.
– Тс-с! – Николай огляделся по сторонам и приложил палец к губам. – Она велела никому… ни одной живой душе не говорить, что эта статья заказная… про профессора, блин…
Неожиданно он уставился на Лену и выпучил глаза:
– Так это же про папашку твоего! Ну, блин, история!
– Расскажи, что за история? – тихо переспросила Леня, придвинувшись к журналисту. – И про какую женщину ты говоришь?
– Крутая баба! – повторил Николай.
– Ну что ты все одно и то же твердишь – крутая да шикарная! Имя-то у нее есть, у этой твоей крутой и шикарной?
– А как же? – Николай состроил обиженную гримасу. – И имя, и отчество… вот только я… забыл.
– он прижал пальцы к виску, и по его лицу пробежала судорога – видимо, с таким напряжением пытался он вспомнить забытое имя, – отчество такое… особенное…
– Теодоровна? – подсказала Лена.
– Во-во! – журналист обрадовался. – Точно, вспомнил, Ольга Теодоровна! Надо же такого папочку заиметь! Нет чтобы просто, как у людей Федоровна… «Только, – говорит, – никому, ни одной чтоб душе…» – Николай испуганно прижал ладонь ко рту. —Ну вот, а я тебе про нее рассказал… ну, тебе можно, ты человек не посторонний…
Вдруг глаза Николая расширились, он с изумлением смотрел на что-то у Лены за спиной.
Девушка обернулась и проследила за его взглядом.
Николай смотрел на аквариум.
На него действительно стоило посмотреть.
Одна рыбка явно решила покончить жизнь самоубийством. Она раз за разом разгонялась и выскакивала из воды, потом шлепалась обратно и начинала все сначала.
Еще одна золотистая рыбка на самом дне аквариума стояла на голове. Это выглядело особенно уморительно, потому что несчастная рыба не могла удержать равновесие и раскачивалась, как дерево на ветру.
Две крупные бархатистые темно-коричневые рыбы дрались из-за крошки корма, остервенело налетая друг на друга и стараясь нанести друг другу тяжелые увечья.
«Самая настоящая пьяная драка, – виновато подумала Лена, – что я сделала с бедными непьющими созданиями!»
– Во дают! – удивленно проговорил Николай. – Что это с ними? Ну прямо как люди! А может, это они перед землетрясением?
– Каким еще землетрясением? – на этот раз удивилась Лена.
– Ну, в этой, в Японии лягушки и рыбы землетрясения предсказывают… как начинают беспокоиться – все, надо спасаться!
– Ну, мы-то не в Японии, – отмахнулась Лена, здесь никаких землетрясений не бывает. Ты лучше не отвлекайся, расскажи про эту Ольгу!
– Про какую Ольгу? – Николай недоуменно замолчал. – Ах, про эту, про Теодоровну! Да чего там рассказывать, обычное дело! Заказуха! Только она почему-то конспирацию разводила… ну просто цирк! – Николай хрипло рассмеялся. Подумаешь! Заплатила, правда, хорошо… Всей работы на три часа – а пять штук зеленых заработал…
– Она тебе заплатила за такую заметочку пять тысяч долларов? – удивленно переспросила Лена.
– А что? – Николай приосанился. – Между прочим, отличный материал получился… всем, кто читал, понравилось… пришлось, конечно, две штуки выпускающему отдать, чтобы он другой материал снял и мою заметку поставил… ну, да это святое дело. Бог велел делиться…
– Всем понравилось? – возмущенно повторила Лена. – А как ты думаешь – профессору это понравилось? Облил приличного человека грязью – и нисколько не жалеешь!
Николай пригорюнился и проговорил, подперев щеку кулаком:
– Ну почему все так не любят журналистов?
Чем мы хуже других людей? Папашка твой, между прочим, сам виноват, нечего было в политику соваться, если сердце больное! И вообще, не бывает дыма без огня! Почему он не обратился в газету, не потребовал дать опровержение? Видать, рыльце-то у него было в пушку, не иначе!
