Татьяна Степанова - Тот, кто придет за тобой
– И, по-вашему, теперь при дележе наследства не все достанется матери Ковнацкого?
Кассирша кивнула довольно мрачно. Катя в душе поаплодировала Чалову – мастер, что говорить. Три главных вопроса – и столько информации на «протокол», и не надо, оказывается, ничего «схватывать на лету». Выходит, чему-то и розыск доблестный может у следствия поучиться.
Хотя вся эта информация пока что относится к тем, другим версиям убийства, а не...
Стоп, но в связи с посещением этого печального места Гавриловым перед его кончиной пока что и версии никакой толком еще не озвучено. Даже не выдвинуто.
Так, одно лишь смутное ощущение: тут что-то нечисто.
– Извините, что перебью вас. Примерно неделю назад сюда, в офис, к Платону Ковнацкому приходил мужчина. Не клиент. – Катя не могла так долго ждать!
– Я не помню, у нас немало народа побывало за эти дни. – Ускова повернулась к Кате.
– Он приехал на машине с шофером.
– К нам почти все на машинах приезжают.
– Они беседовали.
– У нас многие рыдают тут, приходится в чувство их приводить, прежде чем они образцы по каталогу начинают выбирать.
– Вот этот мужчина, – следователь Чалов, не проронивший ни слова в ходе этого женского диалога, достал из кармана пиджака снимок.
Снимок висящего в петле мертвеца. Самый первый снимок, сделанный в квартире на месте происшествия, когда они – следственно-оперативная группа – только вошли, еще ничего там не трогая, не осматривая, еще не обрезая веревки.
Реакция кассирши... Кате показалось даже, что если Чалов рассчитывал именно на такую ее реакцию, то это... это запрещенный прием в работе с очевидцами.
Ускова наклонилась над снимком, глаза ее расширились, щеки снова побледнели – любопытство, ужас... Она сразу узнала Валентина Гаврилова, несмотря на то что в его лице, как и в лице Платона Ковнацкого там, в зале с запачканным кровью полом, уже мало осталось узнаваемых черт.
– О боже...
– Так он был здесь?
– Да, да... дня за три до свадьбы мадам.
– И они беседовали с Ковнацким?
– Да, да, вдвоем... там, в кабинете.
– Но вы слышали, о чем шла речь?
– Я... нет, я не слышала.
– Но вы слышали, о чем шла речь? – повторил Чалов.
– Я... какой ужас, кто же его так... И его тоже убили, как и хозяина?
– О чем они говорили между собой? – в третий раз спросил следователь Чалов.
– Я поняла, что он знакомый Платона... Он, Платон, когда увидел его, выглядел не то чтобы удивленным, но... он сказал: «Сколько лет, сколько зим, Валя, какими судьбами?» Они сразу прошли туда, в кабинет. А я подумала, что раз он не клиент, а приятель... у меня как раз чайник вскипел, и я сделала им кофе, поставила чашки на поднос. Я услышала только несколько фраз. Этот человек, которого хозяин назвал Валей... у него был такой голос... и это так не вязалось с его обликом, таким приличным, лощеным... его костюмом... Я услышала, как он сказал: «Кто-то копается в старом дерьме... Не с твоей ли подачи, Могильщик? Не ты ли начал болтать?» А хозяин ему – «то дело прошлое» и...
– И что?
– И он распахнул дверь, а там я с подносом и чашками. И он... он взял у меня поднос. И мне пришлось уйти оттуда. А этот тип бросил мне вдогонку что-то вроде – занятный дизайн у вас тут... богатство выбора – вот что особенно впечатляет.
– В смысле?
– Он на наши образцы указывал... на гробы. И засмеялся неприятно так. Над такими вещами вообще-то не смеются, понимаете?
Глава 20
ИЗ ОКНА ТРОЛЛЕЙБУСА
– Мам, ты куда сегодня? Как всегда, на рынок и потом прогуляешься? – спросил сын по телефону утром.
И Светлана Сергеевна Дынник – в прошлом судья и член судебной Коллегии, а ныне пенсионерка – ответила: «Да, сынок».
Собралась, оделась, но не взяла с собой вороха полиэтиленовых пакетов, которые обычно напихивала в дамскую сумку, чтобы в магазине или на рынке «не платить за дурацкий мешок».
У дома на остановке она села в маршрутку, идущую на Ленинский проспект. И по пути начала прикидывать – где же в их районе ближайшая церковь?
Даже выйдя на пенсию, Светлана Сергеевна считала, что не дошла еще до той стадии, когда женщины ее возраста, ее образования, положения и круга начинают вдруг интересоваться всеми этими делами – звонить друг другу и спрашивать: «А когда родительская?», «А когда вербное?» или откровенно хвастаться: «А я, знаешь, в церковь заскочила по дороге, свечки поставила, так вот там такая энергетика...» И вообще «попы стали все сплошь молодые и образованные» и «сегодня в церкви было на удивление много народа».
Но это она считала раньше, и когда ей говорили об этом подруги – в основном вдовы, уже успевшие схоронить мужей, – она сочувственно кивала, поддакивая, а про себя думала: «Бедные, а что им остается делать?» Со своим мужем она развелась много лет назад и редко о нем вспоминала, вычеркнув эту страницу из жизни.
И другую страницу, как ей казалось, она тоже жирно зачеркнула, замазала краской. Но неожиданно запретная картинка начала проступать, и слова...
Слова, что повторяли все они...
В суде...
И не только в суде...
Он ей позвонил и сказал...
Адвокат позвонил судье...
Ростислав Ведищев – ей, Светлане Дынник, через столько лет, словно с того света.
Но он же не умирал.
Умирал-то не он.
Умерли другие...
И вот сейчас, в это утро, когда позвонил сын и когда за окном все обещало восхитительный летний день во всей своей сияющей солнечной наготе и безмятежности, Светлана Сергеевна Дынник решила отправиться в церковь.
Сколько раз ее подруги твердили, что «там становится легче» и «что-то словно отпускает».
Что отпускает?
Что отпускает там и почему?
Добравшись до Ленинского проспекта, Светлана Сергеевна дождалась троллейбуса номер 62 и, только усевшись сзади в пустом салоне, поняла, что совершила ошибку. Мысленно представив проспект, она не обнаружила там церквей. Может быть, просто не знала, потому что никогда не ходила прежде? У Первой градской больницы есть что-то похожее на часовню...
Вспомнила, если проехать на Якиманку – там красивая старая церковь, как раз напротив французского посольства, говорят, что на Пасху туда ходит дипкорпус.
Какая разница куда?
И что она там, интересно, станет делать? Купит свечки и поставит? Возьмет и напишет в записочках «за упокой»... Но ведь самоубийц не поминают...
И там, куда они попадают, уже никого не интересует степень их вины... С этим следовало разбираться раньше – в суде... А там, куда они попадают после, они прокляты, и никого уже не интересует, по каким причинам они лишили себя жизни.
Но ведь налицо разные причины...
Но и с этим следовало разбираться раньше.
Кому? Судье?
А что это вообще такое – судья?
«Господи, прости меня, – неожиданно для себя подумала Светлана Сергеевна Дынник. – Господи, сделай, чтобы все стало как раньше. И чтобы не было этих ужасных мыслей... как сегодняшней ночью... и таких вот звонков. Все ведь в прошлом. И ты знаешь, что это и было-то всего один раз, всего однажды, потому что я тогда...»
Троллейбус, пытавшийся объехать припарковавшийся на остановке в нарушение всех правил внедорожник, неожиданно резко затормозил. И его дуги соскочили с проводов.
Все произошло, как обычно происходит при таких вот сбоях: водитель чертыхнулся, открыл кабинку, открыл переднюю дверь, оставив закрытыми другие двери троллейбуса, чтобы никто из торопыг-пассажиров не вздумал выскочить на проезжую часть.
И длинные троллейбусные дуги, как усы гигантского насекомого, закачались в воздухе прямо напротив окна, и внезапно Светлана Сергеевна Дынник, не веря своим глазам, увидела...
Уже со сломанными шейными позвонками, затягивая петлю все туже и туже тяжестью своего тела, он висел там. И смотрел прямо на нее, потому что глаза его... вот они закрылись...
Умер, не умерев...
Видел, не видя...
Следил неподвижным взором за ней, застывшей за окном троллейбуса.
Дуги описывали полукруг, плавно вращались...
Машины мчались...
А он качался в своей веревочной петле.
Не тот, о чьей смерти ей сообщил адвокат.
Другой, тот, кто умер гораздо раньше.
И давно уже сгнил в своей безымянной могиле за стенами тюрьмы...
В нос ударила смрадная тяжелая вонь. Наверное, так несло из того чертова колодца, который она не удосужилась тогда посмотреть в натуре, а только на снимках из уголовного дела... Но нет, труп там еще не успел разложиться до такой степени... Но вода уничтожила все улики, и это так облегчило задачу...
Водитель троллейбуса, пытавшийся за тросы поставить на место «башмаки» дуг на электрические провода, с удивлением увидел, как по пустому салону мечется прилично одетая женщина с дорогой сумкой и аккуратной прической и колотит в среднюю дверь с криком: «Выпустите меня, я хочу выйти!!»
Он отвернулся, занятый своей работой, – через минуту поедем, подождите, до чего же нервные люди эти пассажиры.
Глава 21
КОМПАНЬОН
– Валерий Викентьевич, там этот похоронный агент приехал, компаньон Ковнацкого.
