Кирилл Казанцев - Галера для рабов
Неожиданно случилось то, чего никто не ожидал. Казалось, контролировали ситуацию. Пассажиры спустились вниз, держась друг друга. Костровой, оправившись от потрясения и неловкой ситуации, в которую сам себя загнал, вновь назначил себя старшим. Никто не возражал – какое ни есть, а полицейское начальство. Он вел людей, как Крысолов с дудочкой. Вереница пассажиров протащилась по левому борту к корме. Каждый посчитал своим долгом сунуться на камбуз, и Виолетта Игоревна, изыскавшая немного воды в тазике, десять раз вздрагивала, когда в проем всовывалась новая физиономия. На палубу, где были каюты, вошли с кормы и потихоньку продвигались к носу, осматривая каждое помещение. Полковник бормотал, что они обязаны что-то найти, а заодно убедиться в отсутствии встроенной шпионской аппаратуры. В коридоре «бизнес-класса» царил полумрак, толика света поступала лишь из открытых кают, где были иллюминаторы. И вышло так, что люди рассредоточились, стали куда-то пропадать, кто-то находился в коридоре, другие потрошили каюты. Успели осмотреть лишь часть помещений, и пока это делали, притупилось чувство опасности. Снова потрошили ящики, шкафы, ковырялись в окантовке иллюминаторов, выкручивали неработающие осветительные приборы. Желтухин и полковник возились в каюте под номером шесть (она располагалась примерно в середине коридора) – Костровой выдирал с мясом вентиляционную решетку, бормоча, что именно в таких местах обычно разводятся «вредные насекомые». Желтухина привлек сливной бачок в туалете. Где-то в коридоре и примыкающих помещениях бубнили люди, с треском волоклась по полу кровать. Никто не следил за ходом времени. И вдруг послышался надрывный женский голос. Полицейские бросились к открытой двери, полезли в коридор одновременно, отпихивая друг друга. Из пятой каюты, расположенной напротив, выглядывали озадаченные Зуев и Вышинский. В полумраке было трудно разобрать что-то вразумительное. Полковник включил фонарик, реквизированный на капитанском мостике. Яркий свет озарил пространство коридора – от шестой каюты до кормы. Из дверей на этом протяжении высовывались возбужденные, испуганные физиономии: хлопала глазами Маргарита Юрьевна, трясся от страха Аркадьев, недовольно бубнил Бобрович.
– В чем дело? – раздраженно рыкнул Костровой. – Евгения Дмитриевна, это вы там что-то затеяли? Змею нашли?
– Полковник, ступайте к черту, – огрызнулась женщина. Она стояла в конце коридора, прикрывалась от света и опиралась на косяк перед дверью двенадцатой каюты, в которой, видимо, и пребывала до недавнего времени. – Можете не верить, но своим ушам я привыкла доверять. Я четко слышала, как стонала женщина!
– Чего чего? – недоверчиво протянул Зуев. – Вы что там курите, Евгения Дмитриевна?
– Блин, а я решила, что мне померещилось… – со страхом пробормотала Статская.
– Да вы спятили, дамы? – зарычал полковник, устремляясь вперед. И встал как вкопанный.
Теперь уже все присутствующие отчетливо услышали, как где-то неподалеку жалобно застонала женщина. Воцарилась суматоха, полезли в коридор Зуев и Вышинский, их расталкивал Желтухин, оказавшийся в самом хвосте. На этой палубе была какая-то странная акустика, трудно понять, откуда проистекали стенания. Полковник сунулся в восьмую каюту, Вышинский в седьмую, смертельно перепугав торчащего из нее Аркадьева. Затопали дальше. Возле девятой мялась блондинка, напротив нее, из каюты под номером десять, возбужденно пыхтел Бобрович. Евгения Дмитриевна не сходила с места, от нее исходила смертельная бледность, она нервно обнимала себя за плечи. Покосившись на нее, полковник повернул в одиннадцатую, распахнув ногой полуприкрытую дверь.
– Что там? – люди уже толпились, выстраивались в очередь.
– Ну, ни хрена себе… – тихо вымолвил полковник. – Обнаружено тело молодой женщины…
Сдавленно вскричала блондинка, усиленно потел Аркадьев, массируя свое чиновничье сердце.
– Впрочем, шутка, – добавил полковник. – Не такая уж она молодая.
– Да пропустите же, дайте пройти! – рычал Желтухин, расталкивая теснящихся людей.
Взорам ввалившихся в каюту пассажиров предстало драматичное зрелище. На большой кровати, посреди скомканного покрывала, валялась, разбросав конечности, Полина Викторовна Есаулова и издавала те самые душещипательные звуки. Ее глаза безостановочно блуждали, губы шевелились. Она пыталась приподняться, но падала – руки не держали.
– Помогите… – прошептала она посиневшими губами. – Где я?..
– Во хрень… – потрясенно пробормотал Костровой. Его словно гвоздями прибили к полу. – Вы правы, Желтухин, в жизни каждой женщины, по-видимому, наступает момент…
– А чего это с ней? – сипло проговорила Маргарита Юрьевна.
– Господи, неужели некому помочь Полине Викторовне? – возмутилась работница прокуратуры и бросилась к кровати. Она пыталась приподнять женщину, ахнула. – Боже правый, да у нее такая шишка на макушке.
Пострадавшая плохо понимала, что происходит вокруг, кто все эти люди. Она сидела на кровати, тупо качаясь, зрачки носились по кругу. Но постепенно приходила в себя. Желтухин сбегал за полотенцем, смочил его минералкой из неработающего мини-бара, приложил к пострадавшей голове. Вышинский откопал в тумбочке флакон с аспирином, скормил потерпевшей несколько таблеток. Женщину поддерживали, не давали упасть.
– Вы помните, что случилось, Полина Викторовна? – упорно интересовалась Евгения Дмитриевна. – Как вообще могло что-то случиться, если мы все находились неподалеку?
– Я не знаю… – слабым голосом шептала женщина. – Ничего не понимаю, плохо помню… Вы все пошли по каютам, а я осталась в коридоре, здесь, недалеко от заднего выхода. Позади меня стоял Глуховец, он что-то все бурчал, бубнил… Он тоже не хотел никуда заходить, трындел, что это бесполезно, что мы все пропали…
– А где Глуховец? – вдруг вздрогнул Зуев. Люди начали лихорадочно переглядываться. Министр здравоохранения регионального пошиба в компании отсутствовал.
– В засаде? – неуверенно пошутил Вышинский.
– Хрен с ним, – отмахнулся Желтухин. – Придет. Что же получается, Полина Викторовна, вас Глуховец огрел по черепу?
– Нет, не уверена… Он не мог меня ударить, зачем бы он стал это делать? Он ведь еще не окончательно выжил из ума… Мне кажется, в какой-то момент мы остались одни… Хотя я не уверена, было темно… Он вдруг начал хрипеть, словно хотел что-то сказать, а ему горло заткнули… Я стала оборачиваться… О, боже мой…
Из дальнейшего невнятного лопотания выяснилось, что Полина Викторовна не успела толком ничего рассмотреть. Только обернулась – и словно кокосом по голове. Она не сразу потеряла сознание (возможно, и не теряла вовсе), помутилось в голове, но она еще что-то чувствовала. Помнила, как уже падала – ноги подкосились, но ей не дали упасть в коридоре, какая-то сила подняла ее в воздух, зашвырнула в каюту. Женщина совершила беспосадочный перелет до койки, где и растянулась. Пыталась подняться, но ничего не вышло. Сколько времени прошло, пока она тут лежала и исходила стонами? Откуда ей знать? Может, минута, две. Поначалу она стонала тихо, потом добавила громкости…
– Дерьмо, вот и начинается… – прошептал, как-то обмякнув, полковник.
– Неожиданно, да, Федор Иванович? – ядовито бросил Вышинский. – Да уж, это вам не наркотики подбрасывать.
– Хрен им, не дождутся, – скрипнул Желтухин. Он как-то подобрался, в глазах зажглись лучики хищного света. – Уж теперь мы не дадим им спуска, господа. Это явно кто-то из членов команды, больше некому. Вы еще недостаточно рассвирепели?
Полину Викторовну с трудом подняли, она отвратительно себя чувствовала. Женщина кое-как передвигалась. Ничего страшного в полученной травме не было, но ей требовался отдых и покой. Бобрович заявил, что в десятой каюте, которую он недавно посетил, относительно приличный замок и более-менее порядок. Женщину перевели через проход – у нее по-прежнему разъезжались ноги, доставили в указанное место.
– Ложитесь, изувеченная вы наша, – хмуро приказал Желтухин. – Но прежде запритесь и не вздумайте никому открывать. НИКОМУ, вы уяснили? Открывайте только в том случае, если убедитесь, что за порогом не один человек, а как минимум двое, а лучше трое. И неважно, кто это – члены команды или пассажиры. Вы понимаете, что я вам говорю, или повторить?
– Я не тупая, Желтухин, – бормотала Полина Викторовна, судорожно нашаривая ручку замка. У нее уже закрывались глаза. – Я никому не открою, не беспокойтесь… Боже, я просто не в состоянии буду никому открыть…
– А зачем вы это сказали, Желтухин? – насупился полковник, когда за женщиной закрылась дверь. – Ну, про то, что двое или трое…
– Не знаю, Федор Иванович, – задумчиво пробормотал майор. – Хрень какая-то в голове вырисовывается… Глуховец не появился? – вскинул он голову и начал скользить желчным взглядом по бледным подобиям человеческих лиц.
