Данил Корецкий - Принцип карате
Колпаков вспомнил, что, поставив блок, подумал — все, дело сделано, но противника положено добивать, и он не смог остановиться… Или не захотел?
— Видите ли… — промямлил он. — Все происходило очень быстро… И потом нож…
— Но вы обладаете специальной подготовкой, отличаетесь завидным хладнокровием и отменной реакцией — об этом тоже писали, а мой подзащитный был нетрезв, заторможен и вряд ли представлял для вас серьезную опасность и мог напугать!
— Правильно! Зачем калечить? — выкрикнула Пинкина, и судья сделал ей замечание, но она не успокоилась. — Нету такого закона, чтоб руки обламывать!
— Скажите, вы могли обезоружить подсудимого другим способом? — продолжал адвокат. — Не причиняя существенного вреда?
— Дал бы в зубы — и все дела! — процедил подсудимый, сверля Колпакова ненавидящим взглядом. — Я еле на ногах стоял!
Судья постучал связкой ключей по столу.
— Не знаю… Одно дело сейчас обсуждать, другое — там…
— У подсудимого есть вопросы?
— Чего спрашивать! Ну ладно, тут я виноват, сам с ножом бросился, а в больнице? Этот бородатый коновал нарочно напортачил, все бандитом обзывал и в землю грозил вогнать… Жаль, нету его здесь, вот кому охота вопрос задать! Да хрен с ним, руку все одно не вернешь!
— Так пусть платят обе за инвалидность! — возмущенно вскочила Пинкина, и судья опять постучал по столу.
Потом выступал прокурор. Он говорил об опасности хулиганства, о гражданском долге, о праве любого человека пресекать преступные проявления и заключил, что, обороняясь от вооруженного преступника, Колпаков вправе был причинить ему вред, тем более что травматическая ампутация руки вызвана медицинскими осложнениями и предвидеть такого результата Колпаков не мог.
Логичные и правильные доводы прокурора Колпакова не успокоили — сам-то он знал: можно было использовать любой из десятка менее жестоких приемов, и рука Пинкина осталась бы на месте.
Он не стал ждать оглашения приговора и, выходя из зала, чувствовал обжигающий спину взгляд.
В коридоре Колпаков опустился на жесткую деревянную скамейку. Руки и ноги дрожали, так дрожала голова Гарандина после ошеломляющего удара.
Он чувствовал, как прогибаются, хрустят, ломаясь, кости, рвутся с треском, словно плотная мешковина, связки, выворачиваются суставы, и почти осязаемо представил у себя в руках оторванную конечность. Его замутило, и он поспешно выбежал на улицу.
Как же так… Он ведь не изверг, не злодей, мать растила его добрым, он не мучил животных, никогда не обижал слабых, не умел бить в лицо, никому не причинял вреда… Неужели только потому, что не мог причинить?
Его любили товарищи, хорошо относились учителя в школе, уважали преподаватели в институте. О нем прекрасного мнения сослуживцы матери, соседи, общие знакомые. Кто поверит, что он способен мимоходом, для забавы искорежить жизнь совершенно незнакомому человеку?! Да он бы и сам этому не поверил! Не поверил?
Колпаков прислушался к себе.
Еще пять лет назад — пожалуй. Но потом… А ведь Гончаров прав — он действительно изменился! Сейчас идея добить противника, вывести его из строя любой ценой не вызывает внутренних возражений, напротив — кажется мудрой и правильной, поскольку воплощает основной принцип карате. И искалеченный Пинкин — результат его нового мировоззрения. В реальной действительности идея оказывается менее привлекательной, чем в постулатах Системы…
Этот взгляд — беспомощный, ненавидящий взгляд искалеченного человека… Такой же, как у инвалида на костылях в ДФК…
Колпакова прошиб холодный пот. Неужели все-таки Одуванчик — материализация его ночных кошмаров? Плод давних опасений, причина загнанного внутрь комплекса вины, не дававшего покоя несколько лет после того злополучного последнего их похода в «штат Техас»? Желтая майка с крупной цифрой 7 на спине… Крепкий быстрый парень, какого цвета были у него волосы? Перехлест пяткой в спину, чуть выше поясницы… Что может быть у Одуванчика?
Он вспомнил, как тот качался между костылями, приволакивая ноги. Травма позвоночника?! Нет, не может быть, совпадение… А Пинкин? Пинкин — преступник, у него был нож, и, окажись ты менее проворным, раз — и кишки наружу! Тогда бы твоя мать плакала сейчас в зале суда! Недаром прокурор сказал: «… обороняясь, имел право причинить вред…»
Но прокурор не знает, что все было кончено, когда ты блокировал руку, этого не знает никто, кроме тебя! Почему же ты не остановился? К чему обманывать себя?
Безрукий Пинкин, Одуванчик с поврежденным позвоночником, умерший Иван Фомич, которого все считают твоей жертвой, и надо сказать, ты видел своим опережающим зрением возможность инфаркта у полного, апоплексически красного проректора… Не много ли для доброго и вполне приличного молодого человека?! Что скажет мать? Что скажут другие люди?
Впервые в жизни Колпаков находился в состоянии, близком к обморочному. И ничего не мог с собой поделать. Он даже не думал, что тут можно что-то сделать, ибо все связанное с Системой казалось страшным и отвратительным.
Результаты регистрации инструкторов карате удивили членов федерации: на эту роль претендовали пятнадцать человек. Изучившие кустарные самоучители, когда-то где-то нахватавшие вершков, спешно переквалифицировавшиеся борцы, боксеры, а то и просто резкие спортивные ребята, умеющие высоко подбросить ногу или сильно ударить кулаком.
Все они считали, что освоили новый спорт достаточно и могут тренировать других. Однако квалификационные занятия показали прямо противоположное: низкий уровень базовой техники, полное незнание методики проведения тренировок, у некоторых — недостаточность физической подготовки. Обычные плоды поспешности и самонадеянности.
Встал вопрос: как с ними быть? Габаев, боящийся утратить исключительность и последовательно выступающий против увеличения числа инструкторов, предлагал разрешить тренерскую работу только Котову, который действительно выглядел лучше прочих.
— А остальных разогнать к чертовой матери! — выразился он с обычной грубой прямолинейностью, но конкретных мер не предложил.
Между тем каждый из новоявленных «инструкторов» имел группу преданных неофитов и вовсе не собирался сворачивать занятия, каким бы ни было решение федерации. С другой стороны, федерация не видела реальных возможностей закрыть самодеятельные секции.
Поэтому было принято компромиссное решение: обеспечить контроль за деятельностью зарегистрированных секций и повышение мастерства их руководителей.
«Сенсей» не возражали, правда, Котов сказал в кулуарах с кривой усмешкой: выучил, мол, их на свою голову, теперь они меня учить хотят!
Ту же мысль, но в более обтекаемой форме он повторил и своим бывшим ученикам, доверительно сообщив, что все эти годы не стоял на месте, сейчас успешно работает в «контакт», поэтому не следует ставить его на одну доску с остальными.
— Контактное карате запрещено, — ответил Колпаков, дав ясно понять, что не собирается прошлые заслуги Котова переносить в сегодняшний день.
А Габаев держался с ним уважительно и, отозвав в сторону, долго о чем-то беседовал, стреляя по сторонам черными, блестящими, как маслины, глазами.
Через некоторое время Колпаков, зайдя в зал после тренировки, увидел напряженную спину замершего в прямой стойке Габаева и услышал глухие удары — Кулаков мерно и методично, как в мешок с опилками, бил его в грудь и живот.
Потом они поменялись ролями, бородач напрягся, а Григорий несколько раз вонзил в него кулак так, что в кимоно на уровне солнечного сплетения образовалась перекрученная вмятина.
— С ума посходили?
— Очень полезная штука. Гена. Во-первых, закаляет волю, учит переносить боль, держать удар. Во-вторых, развязывает руки в реальном бою: если удар не очень опасен, можно принимать его на корпус и контратаковать, не затрачивая времени на защиту.
— В каком «реальном» бою? Ты где воевать собрался? Не знаешь, что правила запрещают настоящие удары?
— Это не для правил, для себя. И ребят на тренировках приучать буду — пригодится. И ничего страшного тут нет, смотри!
Он сделал партнеру знак приготовиться, мощно ударил. В животе у Кулакова екнуло.
— А головой об стенку не пробовал? Еще не хватало покалечить друг друга!
— Не волнуйся, шеф, все будет в норме. Методика тренировок предполагает учет индивидуальных особенностей. Вовке ничего не сделается, да и мне тоже, мы ребята неслабые.
Он изо всей силы начал бить себя в грудь, грудная клетка загудела, как барабан.
— Так делают гориллы. Или орангутанги, — съязвил Колпаков, но у Гришки была толстая кожа.
— Вот видишь, шеф, сама природа подсказывает… Кстати, почти во всех новых группах практикуют контакт. И ничего!
— Ты меня удивляешь. С нарушениями правил нужно бороться, а не перенимать их! И можешь быть уверен — мы заставим всех тренироваться как положено!
