Андрей Анисимов - Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита
Голенев не сказал детям правды. Для их еще не установившейся психики история о происхождении звездочки могла оставить рубец на всю жизнь. Олег повидал на той войне много страшного, но и он, вспоминая этот эпизод, чувствовал, как холодеет сердце. Они ехали ночью в районе Кандагара. Два БТРа и УАЗ с военкором посередине. Олег сидел в головной машине. Внезапно водитель БТРа резко затормозил. «Что там?» — спросил Голенев. «Кажется, «кукла», товарищ капитан», — ответил водитель. Голенев знал, что означает это безобидное слово на афганской войне. Пуштуны мучили плененных, особенно офицеров, жутко. Они отрезали конечности, прижигали их, чтобы остановить кровь, потом выкалывали глаза. То, что оставалось от человека, и называлось «куклой». Живой обрубок не мог ни видеть, не двигаться. Он мог только слышать.
В тот раз духи из банды пуштунов им на дорогу и подложили такую «куклу». Старшина водитель вопросительно посмотрел на Голенева. Олег кивнул и молча вернулся в БТР. Он слышал выстрел. По негласному закону бойцы прекращали мучения товарища, если он становился «куклой».
Старшина, усаживаясь за руль, протянул капитану окровавленный клочок жесткой материи. Это был погон лейтенанта. Одну звездочку Голенев и спрятал в бумажник. А сейчас передал ее сыну погибшего афганца. Кто знает, как погиб отец мальчика…
Митя зажал звездочку в кулаке:
— Можно, я ее себе на кепку пришью?
Олег не возражал, и обмен состоялся. Он спрятал ножик в карман и попрощался с каждым за руку. Расстались они друзьями. Ни воспитательница, ни сам Голенев ни словом не обмолвились о желании бывшего афганца взять ребят к себе. Но дети почувствовали — их встреча состоялась неслучайно.
* * *До ужина у кооператоров Голеневу оставалось два часа. Для похода в гости его одежда требовала стирки. Олег зашел в магазин, купил себе новую рубашку, носки и белье. Вернувшись в свой щитовой домик на Вороньем холме, он разделся, спустился к реке и устроил одежде стирку, а себе купание. Намывшись, переплыл Глушу дважды, надел все чистое и отправился в город. Накупив полный пакет гостинцев, остановил частника.
Семейство Вислоуховых проживало в новом районе. Типичная трехкомнатная квартира хрущевской пятиэтажки. Голенев сразу определил, что Вера и ее дочь — изрядные чистюли. Полы сияли лаком, на серванте ни пылинки, а мойка на кухне и холодильник слепили белизной глаза.
Стол накрыли в гостиной. Павел и Вера посадили гостя и уселись сами. Хозяйничала Тоня. Она принесла из кухни горячую картошку, то и дело бегала к холодильнику за горчицей, морсом и прочими яствами. Олег поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы Тоня больше сидела за столом. Девушка ему все больше нравилась.
Естественно, что разговор снова вернулся к наболевшему. Открывая свое дело, Павел понимал, что бандиты его в покое не оставят. Поэтому и принял предложение Мамона сразу. Тот за двадцать процентов с прибыли брал кооператора под свою «крышу».
Голенев рассказал, как наладил в Лазоревске охрану кооператоров. Павлу Дорофеевичу идея понравилась. Но где взять людей, он не знал:
— Может, на юге еще мужики и остались. А у нас одни алкаши. Да и кооперативов мало. Многие боятся, но большинству лень. На себя работать приходится от зари до зари. И без выходных. Не веришь, минуты свободной нет…
Убеждать Голенева нужды не было. Что значит свое дело, он испытал на собственной шкуре. Павел Дорофеевич много говорить не мог, бинты мешали. Рассказывала больше Вера. Голенев узнал, что ее муж инженер. Денег всю жизнь не хватало. Павел давно начал подрабатывать на стороне. В отпуск нанимался строить дачи, ездил с бригадой на Север. Как только разрешили кооперативы, размечтался о своей лесопилке. Но оборудование и аренда помещений требовали средств. Год отработал по найму, немного скопил. Сначала организовал мастерскую по обработке дерева. Недавно они открыли магазин. Он работал в ангаре. Вера пошла торговать. Дочка занялась бухгалтерией. Тоня окончила училище, и в учете разбиралась. От заказчиков сразу отбоя не было. Когда Кащеев пристал дело ему продать — муж отказался и предупредил Мамона. Кащеев явился снова. Пока молотил в дверь, кооператор успел позвонить. Потом его били до потери сознания. Из ангара его вынес сам брат Мамона, Дениска, и спрятал у себя.
— Спасибо ему, конечно. Но нам это все не нужно. Мы хотим честно работать и за это иметь все самое необходимое. — Закончила Вера.
Олег слушал женщину и понимал ее сердцем. Ему в доме этих работящих, упорных людей все было ясно. Он разделял их желание жить по-человечески своим трудом. Он добивался того же.
В девять гость посмотрел на часы и поднялся. Ему очень не хотелось уходить, потому что Тоня зацепила его сердце, но Олег никогда не злоупотреблял гостеприимством хозяев:
— Спасибо. Все было очень здорово. — Он протянул им бумаги.
— Что это? — Спросила хозяин.
— Это наш договор о купле-продаже. Спрячьте его. Вам так будет спокойнее.
Они стали спорить. Он настоял:
— Мне документ не нужен. Придет время, вернете мне деньги. До встречи.
Неожиданно Тоня поднялась следом:
— Мама, я Олега провожу немного?
— Правильно, дочка. В темноте наш гость еще заблудится…
Голенев достал гребенку и причесался. Он это делал всегда, когда хотел скрыть смущение.
На улице посвежело. На черноморском побережье такие вечера наступают к середине сентября. Олег с наслаждением вдохнул прохладный воздух и взял Тоню под руку. Микрорайон остался позади. Начались старенькие улочки глуховских окраин. В деревянных домах уже зажгли лампы, и на подоконниках тенью обозначились горшки с геранью и гортензиями. Прохожие им почти не встречались. Подросток проехал на велосипеде, бабка набирала ведро воды возле колонки.
— Скучный у нас городок… — Тоня не то спрашивала, не то извинялась за свой город.
— Не знаю. Мне кажется, скука живет не в городах, а в самом человеке. Мне нигде скучно не было. Трудно было, больно было, иногда обидно было, а скучно никогда.
— Похоже, вы правы. Я тоже так чувствую.
— Давай на «ты». Помнишь, когда прощались, у тебя получилось…
Она покраснела:
— Хорошо. Будем на «ты». — И взяла сама его под руку: — А на войне страшно?
— Вернешься, вроде страшно. А там не замечаешь. Война — это работа, и работа грязная…
— Вы их убивали?
— Они нас, мы их…
— За что? Они же просто хотели жить по-своему, на своей земле…
— «Духи» были разные. Кочевники пуштуны варвары и прирожденные убийцы, их мне не было жалко. Другое дело, афганские таджики, народ культурный, с богатыми традицими. Они строители, в них стрелять грешно.
— Зачем стрелял?
— Я был солдатом. А у солдата профессия такая — воевать и не думать.
— А кто должен за вас думать?
— Наверное, политики…
— Политики такие же бандиты, как Кащеев. Они думают только о себе.
— Не все. Мой друг Постников о себе совсем не думает.
— Дядя мэр — чудной. Только знаешь, мне кажется, его убьют.
Голенев остановился и сжал ей руку:
— С чего ты взяла?
— Не знаю. Он как белая ворона. Таким выжить трудно.
— Будем надеться, ошибаешься. — Он обнял ее за плечи, привлек к себе и они пошли рядышком: — Мне очень хорошо с тобой.
— Мне тоже. Приходи к нам завтра.
— Приду. Только не устраивайте банкета. А то мне неловко.
— Мы же все равно что-то едим.
— Я сказал банкета…
— А если мне хочется для тебя что-нибудь вкусное сделать?
— Хорошо, сделай. Теперь пошли назад.
— Почему? Еще рано.
— Твои будут волноваться. Они недавно пережили бандитский наезд.
Он проводил ее до дверей, заглянул внутрь, подождал, пока она поднимется и хлопнет дверью.
На Вороний холм добрался пешком. Новое удивительное чувство испытал бывший афганец. Старенькие дома, щербатый асфальт, покосившиеся заборы наполнились новым удивительным светом. Город преобразился, стал своим и близким, как когда-то в детстве. Хотелось петь, но нарушать тишину ночи не решился. Поднявшись к своему домику, открыл дверь и уселся на пороге. Зверски потянуло курить. Но вспомнив Леньку Касаткина, он подумал о своей голове. Явиться завтра к Тоне обритым наголо ему вовсе не хотелось. Вздохнул и пошел спать.
* * *Утром приехал Постников. Его глаза светились, а на щеках пылал румянец. В таком приподнятом настроении Голенев помнил Тишу, когда он еще только мечтал о цементном заводе, и они ночами до хрипоты спорили о будущем. И вот это будущее наступило.
Мэр пригласил Олега полюбоваться на разгрузку техники. Турки привезли первую партию механизмов. Кран пришел в разобранном виде и занимал три железнодорожных платформы. Когда они приехали, разгрузка уже началась. Акция и впрямь выглядела внушительно. На тракторах и бульдозерах стояли красочные эмблемы французских и немецких фирм. Вся техника сияла свежей краской и радовала глаз новизной. Вели разгрузку турецкие рабочие в ярких оранжевых спецовках. Голенев отметил, что никакой суеты и лишних движений никто не совершает. Каждый на своем месте. Перемещался один бригадир. Он оказывался там, где по ходу разгрузки возникали проблемы, и тут же их улаживал.
