Евгений Сартинов - Маятник мести (Тихая провинция)
Вскоре машина остановилась, послышались голоса, лай собак.
«Ворота», — понял Ремизов, но ни испугаться, ни затаиться не сумел: все силы уходили на борьбу с грузом. Ему показалось, что стоянка длилась целую вечность, но наконец грузовик тронулся и, судя по меньшей амплитуде толчков, выехал на асфальт. Алексей подумал, что теперь будет полегче, машина ехала ровней, но тут грузовик влетел в выбоину, и весь груз подпрыгнул вверх вместе с лейтенантом. Удар этой массы был чудовищен, Алексею показалось, что захрустели его кости, а в глазах поплыли цветные круги. Но он все же устоял, восстановил дыхание и попробовал выкарабкаться из-под груза камней. Сначала масса, давившая на плечи, даже не шелохнулась, на секунду проскользнул страх, что он не сможет выбраться, так и останется погребенным в этой могиле. Но Алексей отбросил прочь эту жуткую мысль и, продолжая задыхаться, тянулся и тянулся по миллиметру вверх, до звона в ушах, до кровавых пятен перед глазами.
Наконец непомерная тяжесть дрогнула и поддалась. Алексей застонал, вкладывая в этот порыв всю свою ярость и, раскидывая кирпичи, вырвался на поверхность.
Первым делом он выплюнул набившиеся в рот опилки, а выпростав из завала руки, прочистил нос и отдышался. С большим трудом вытащив из-под кирпичей ноги, Ремизов очутился наверху и тут же пригнулся. Слишком он был заметен на груженном с верхом самосвале. На его счастье, дорога на свалку не пользовалась популярностью среди автолюбителей, и машины попадались только на встречном курсе.
Холодный осенний ветер сразу освежил его, и Ремизов начал раздумывать, что ему делать дальше.
«А если самосвал не остановится, что тогда? Вывалит вместе с кирпичами, вот это будет хохма!» — подумал Алексей, но, на его счастье, машина вскоре остановилась, хлопнула дверца кабины.
— Привет, Василь!
— Здорово, Петро. Ты что, в колонию ушел?
— Ну да, в РСУ ни черта не платят, да с механиком поругался.
— А там кто, все Брызгалов?
— Он, старый черт!
— Ну, я с ним в свое время тоже хлебнул. Эх и змей!
— Да еще какой!
Под нехитрый разговор двух шоферов Ремизов кошкой выпрыгнул из кузова, перебежал кювет и скрылся в лесу.
ГЛАВА 24
А город, уже забывший и фамилию «того лейтенанта», продолжал жить обычной, суетной жизнью. Петля сокращений военного заказа все больше стягивала горло старых заводов, освоивших за сотню с лишним лет только продукцию, способную убивать. За воротами оказывалось все больше и больше людей, и только безбожно раздутые конторы никак не хотели сокращаться. В бюро трудоустройства каждый день приходили десятки людей. В июне, после выпускного бала, здесь преобладали выпускники школ. Им, без профессии и квалификации, было особенно трудно найти работу. Макеев до предела раздул бригады дворников, сотни людей ходили по улицам с лопатами и метлами, хотя результатов их усиленного труда как-то особенно не замечалось. Таким способом Спирин хотел ослабить напряжение безработицы.
Выруч ал и рынок. Он давно окупил расходы на свое строительство и хотя половину доходов приходилось отдавать компаньонам, но это были живые деньги, позволяющие производить самые необходимые расчеты и выплату пенсий в срок.
Кроме того, рынок создавал рабочие места. Трудились не только люди Нечая, сотни людей обслуживали торговлю: продавцы и дворники, электрики и грузчики — все они были нужны этому воплощению рыночной экономики.
Наряду с выгодой торговый Вавилон вносил в обиход города и свои пороки. Среди подрастающей молодежи популярными стали профессии рэкетира и проститутки. Увлечение наркотиками стало принимать характер эпидемии, в связи с ней росла и преступность. Крупных криминальных деяний было немного: большинство старых деятелей на этой неблагодарной стезе благополучно сидели в тюрьме; убийства совершались большей частью на бытовой почве или в разборках между молодняком. Своих парней Нечай держал строго, зарабатывали они вполне прилично, так что подрабатывать на стороне он им запрещал.
Зато возросло количество мелких краж. Летом — по дачам, зимой по гаражам и сараям. Процветал и сбор «шапочной дани». Горожанам приходилось охранять свои гаражи, дачи, огородные участки.
Но хуже всего была укоренившаяся в душах людей безнадежность, неверие, что возможны и другие, лучшие времена.
Спирин также получал от жизни свою долю мелких радостей и крупных неприятностей. Удалось быстро достроить три жилых дома и вселить труда людей, но строительство трех других никак не могло сдвинуться с нулевого цикла. Все упиралось в финансы, и хотя деньги губерния выделила, они странным образом сумели раствориться в сейфах крупнейшего в регионе коммерческого банка. Когда взбешенный Спирин в буквальном смысле слова взял за грудки управляющего Энского филиала этого банка, то тот признался, что пустил деньги в оборот, прокручивая их под большие проценты, и сделал это не без давления со стороны.
— У нас в городе есть такой Нечаев, — объяснил финансист, поправляя помятый Виктором пиджак, — вы, может быть, знаете его. Это страшный человек. Он угрожал мне, собственно, даже не мне, у меня одна-единственная дочь, в шестом классе учится. Вы понимаете? Деньги будут, но через три месяца.
Вернувшись от банкира, Виктор вызвал по телефону Нечая, назначил встречу через полчаса и, высадив из машины Виталика, помчался на рандеву, горя желанием поставить на место этого зарвавшегося уголовника.
Нечай приехал на новой машине, черном джипе «Чероки». Выслушав обвинения Спирина, Геннадий спокойно пожал плечами, достал, по своему обыкновению, сигареты, и не спеша ответил:
— Мне же надо было покрыть убытки от передачи вам моего одноразового борделя. Ты, Витя, не переживай. Деньги я отдам, правда, без навара.
Спирина взбесил не смысл сказанного, иного он и не ожидал, а тон заявления энского мафиози.
— Я тебе не Витя, а Виктор Николаевич! — с яростью в голосе попробовал он поставить на место зарвавшегося наглеца. — И ты не забывай кто ты, и кто я!
В ответ Нечай усмехнулся своими бескровными, тонкими губами, поправил привычным жестом челку и спокойно, без эмоций ответил:
— А ты часом не забыл, кто тебя сделал Виктором Николаевичем? Если б ни я, ты бы до сих пор на побегушках у Гринева был. Забыл уже, кто тебя в это кресло подсадил? Я ведь могу и напомнить.
Он вытащил из кармана небольшой репортерский диктофон и нажал на одну из кнопок. Опешивший Спирин услышал как бы отдаленный, но явно свой голос.
«… — Говоря про людей, способных на многое, вы имели в виду прежде всего себя? Я правильно понял?
— Конечно…»
Тут Нечай выключил диктофон и сообщил господину мэру:
— Здесь все наши разговоры, можешь не сомневаться.
Виктору показалось, что его горло сдавила тугая петля. В первый раз в жизни отчетливо кольнуло сердце. Он явно недооценил этого, как он считал, простоватого уголовника.
— Ну и сволочь же ты! — с чувством сказал Виктор, рванул узел галстука и добавил пару слов матом.
— Ого, господин мэр умеет ругаться! — рассмеялся Геннадий и, вытащив из кармана куртки еще один диктофон, глянул на кассету: вращается или нет. — Это надо зафиксировать для потомков.
Затем он рассовал по карманам аппаратуру и примирительным тоном сказал:
— Ладно, не дуйся. Свои люди, сочтемся. Можешь успокоить своих строителей, через три месяца деньги будут, Виктор Николаевич.
Последние слова он сказал уже не издеваясь, а обычным, даже уважительным тоном. Умение сохранить чувство меры было едва ли не главным талантом Нечая. Не стоило доводить господина градоначальника до белого каления и наживать себе еще одного врага.
Возвращаясь в город с места встречи, Спирин думал о том, что уже никогда не обратится за помощью к этому человеку, как бы ни повернулась судьба. Но жена его, Лариса, часто крутила на видике один старый фильм про Джеймса Бонда. Название его господин мэр забыл, а зря. «Никогда не говори никогда». Простая истина.
ГЛАВА 25
У Нечая жизнь текла менее хлопотно, чем у его астрологического близнеца. Хорошо отлаженная машина рэкета давала солидный доход, еще большую прибыль он получал от обычной торговли. Во многом этому способствовал главный бухгалтер торговой империи Нечая, Василий Ильич Шишкин.
Для Энска он был личностью легендарной. Невысокого роста, с благообразной внешностью и умными глазами, Василий Ильич много лет возглавлял единственную в городе швейную фабрику, небольшую, но постоянно ходившую в передовиках. Грамоты и поощрения, красные знамена и ордена — все это щедро сыпалось на передовое предприятие. Шишкин сумел оснастить фабрику новейшим импортным оборудованием, работать там было очень выгодно: и деньги, и почет. Гром грянул внезапно. Шишкина арестовали прямо в Москве, на выходе из министерства. На суде ему дали десять лет с конфискацией за хищения в особо крупных размерах. Оказалось, что энская фабрика была небольшим звеном в огромной цепи подпольного цехового бизнеса, а сам Шишкин одним из организаторов этого синдиката.
