Александр Чернобровкин - Время - ноль
– Ну ладно, покупай сапоги, только не плачь...
Инна еще немного повсхлипывала и, не вытерев слез, помогла раздеть себя, а в постели окончательно утешилась, словно бы выпрашивала прощения, будто это она не хотела давать деньги, а не наоборот. Потом положила голову ему на грудь и, весело посмеиваясь, рассказала последние сплетни общежития.
Сергей слушал в пол-уха, поглаживая ее волосы, решал, кому отдать долг из оставшихся пятидесяти рублей.
– Кушать хочу, – сообщила вдруг Инна.
– Там в сумке колбаса есть, тушенка домашняя.
– Надоело всухомятку. Давай в ресторан сходим? – предложила она и поцеловала Сергея, чтобы не мог возразить. – Мы ведь так давно не были...
Давно: неделю назад. Впрочем, еды до стипендии хватит, а денег раздать долги – нет. Один раз живем...
Сергей недолюбливал рестораны. Обычно сидел насупленный, смотрел, как танцует жена, потягивал не спеша сухое вино и завидовал модно разряженным мальчикам, раскованным и нахальным, с карманами, набитыми папимамиными деньгами. Мальчики никогда не слышали слово «надо», зато хорошо постигли сладость слова «хочу!». В Афганистане они были бы не просто «молодыми», а чмошниками, всю службу размазывали бы сопли двумя руками и прятались за чужие спины. А здесь Сергей был «молодым». Нет, скорее танком в окружении «волг» и «жигулей». Пусть они нарядные и комфортабельные. пусть кидают надменные «зайчики» яркой облицовкой на тусклую броню, но внутри, где-то там, поближе к выхлопной трубе, у них поигрывает беспокойная мыслишка: ну, как рявкнет двигателем, лязгнет гусеницами – и пойдет ровнять налево-направо. Тогда не то что колеса – крышу от асфальта не отскребешь. Поэтому заноситься – заносились, но немного подтягивали вожжи, когда удалецки проскакивали рядом.
– Гринченко, ты почему такой скованный? – спросила Инна. На людях она всегда называла его по фамилии. – Веди себя свободнее, не обращай ни на кого внимания. В ресторан приходят отдыхать – вот и отдыхай.
Не умел он отдыхать. Когда-то, будучи студентом техникума, научился, но за службу позабыл, привык к удовольствиям попроще и покруче, в компании надежных, закаленных парней. Зато Инна здесь была своя. Ресторан, гульбище – ее стихия, она – жена для победителя, для главного героя на празднике жизни. Сергей был героем, но на другом, который уже отгремел. Инна не поняла этого. И теперь расплачивалась. Ничего, наступит еще один в его темном переулке. Жена поможет. Ведь есть у нее самая важная для Сергея черта характера – подгоняла все время, не жалела. Никогда. И он был благодарен ей за это и закрывал глаза на многое. Но не на все...
10
Сергей втянулся в спокойную, размеренную жизнь с Мариной. Умела она создать домашний уют, тепло, в котором даже тоска была не за тоску, расползалась, как промокашка в воде. Марина готовила, убирал, стирала и в промежутках успешно сдавала экзамены, а он, пока были деньги, с утра уходил в пивнушку и просиживал там до вечера. Стипендия вскоре кончилась, пришлось идти на заработки.
У ворот хладокомбината толпилось десятка полтора мужиков, в основном бомжи и алкоголики. От них тянуло цветочным одеколоном, наверное, только что похмелились. Приятный запах немного приглушил вонищу, которая исходила от, казалось, гниющих зданий комбината. Чуть в стороне от ворот сидели на ящиках трое, молча покуривали. Сергей узнал в них свою прежнюю бригаду. Бригада – громко сказано, просто частенько подрабатывали вместе три человека – один копил на машину, второй – на кооперативную квартиру, а третий, аспирант, сводил концы с концами, обремененный женой и грудным ребенком, – они и взяли Сергея к себе в декабре прошлого года, когда, доведенный до точки безденежьем и долгами, пришел сюда. Как зовут «коллег» и где они живут не знал, пользовались кличками, как будто занимались чем-то типа обмывания трупов и не хотели, чтобы об этом даже случайно узнали знакомые, или подчеркивали, что работа временная, они не хуже других, днем квалифицированную выполняют. Аспиранта почему-то называли Студентом, трудился он всегда в перчатках и любил подолгу мыть руки, наверное, в мединституте учится. Будущий кооператор кличку имел собачью – Жучок, постоянно что-то жевал, и не было неприятней напарника на выгрузке мяса: складывалось впечатление, что Жучок незаметно откусывает от замороженных туш. Будущий автолюбитель звался Бугром, любил в начале смены рассказывать анекдоты, а в конце – матюкаться. Он сразу узнал Сергея, радостно пожал руку.
– Опять пришел, Афганец? Нам тебя здорово не хватало, приходилось всякую шваль брать, ханыг чертовых. Ни пить, ни работать не умеют, только языками молотить. Жаль, что раньше аборты запрещали... А с тобой мы ух сколько наворочаем! Сегодня, кстати, консервы будем выгружать, тушенку австралийскую. Говорят, ее из кенгуру делают! – Он рассказал анекдот о кенгуру, довольно глупый, даже сам не засмеялся, как обычно. – Ладно, потрепались – пора за дело. Давайте паспорта, пойду оформлю.
С оформлением осложнений не было. Их бригаду брали в первую очередь, потому что вкалывали ударно. И всегда ставили на самую выгодную разгрузку – на ту, где можно не только заработать, но и украсть. Кому-то Бугор отдавал пятую часть навара за это.
– Пошли, други, – позвал вернувшийся Бугор, что-то шепнул вахтеру на проходной и зашагал к разгрузочной площадке, где стояли два серо-синих рефрижераторных вагона.
Часа в три ночи, когда справились с первым вагоном и учетчик ушел куда-то. Бугор сказал Сергею:
– Отнеси два ящика и жди меня.
В дальнем, неосвещенном углу комбината Сергей, спугнув двух жирных крыс, запрятал ящики в кусты. Там уже стоял один, непонятно было, когда и кто успел принести, вроде бы свои от вагонов не отходили.
Бригадир приехал на электрокаре, на вилы которого был надет поддон. Остановившись около кустов, негромко свистнул и позвал:
– Алик.
– Здесь, – ответили за забором.
Сергей погрузил ящики на поддон, встал рядом с ними, придерживаясь за раму кара. Бугор поднял поддон чуть выше колючей проволоки, увенчивающей забор, продвинулся вперед, чтобы край поддона был за забором. По ту сторону стояли двое, а метрах в десяти от них темнел «Москвич-сапожок». Заметив Сергея, они развернули и натянули кусок брезента.
Сергей сталкивал на брезент ящики, мужчины бесшумно перекладывали их на землю. Операция длилась не больше минуты. Опустив его на землю, Бугор уехал и вернулся пешком со стороны проходной. Он достал из кармана деньги, пересчитал, разделил на пять долей, одну из которой отдал Сергею. Двадцать рублей – почти столько, сколько заработает за смену. Дурные деньги, такие надо пропивать, все равно счастья не принесут. Заодно и Пашку повидает, соскучился.
Бар был переполнен и гудел, как вертолет на взлете. Пьянющими были все, даже бармен и официантка. Случается такие дни, когда желание напиться охватывает сразу всех. А ведь не праздник. Может, магнитная буря примагничивает губы к стаканам?
Пашка был на посту. Опершись двумя руками на костыль и неестественно вывернув хромую ногу, он покачивался у стола, за которым умудрились поместиться десять малолеток. Мальчики и девочки весело куражились, а Пашка прижимал голову к плечу, будто защищал шрамы от ударов.
– Ну, будешь петь или нет? – спрашивал холеный мальчик с ярким румянцем во всю щеку и вертел перед носом хромого стакан с вином.
Пашка не пел, но и не отходил от стола.
– Не будет, – ответил за него Сергей, поздоровался с другом и, дав ему деньги, приказал: – Организуй столик. Я не один... Марина, иди с ним. – Дождавшись, когда они отойдут, повернулся к любителю пения. – Пойдем, гнида, я тебя на улице арию исполню на ребрах.
Мальчик как-то сразу потерял интерес к искусству.
– Живее давай! – Сергей выдернул его из-за стола.
Дружки мальчика зашевелились, выбираясь ему на помощь. Шестеро против одного – многовато. Сергей шагнул к соседнему столику, намереваясь забрать с него пустую бутылку. Из-за этого столика поднялся парень, похожий на добротный дубовый шкаф.
– Что случилось, Серега? – спросил он. – Щенки пырхают?
Это был местный авторитет по кличке Тяга. Он дневал и ночевал в баре, пил всегда на халяву: одни угощали, чтобы набил кому-нибудь морду, другие, чтобы не набил им, третьи – на всякий случай. Тяга пил все, что подносили, и бил всех, кого просили, а заодно и тех, чьи морды ему не нравились. Морда Сергея ему нравилась. Они однажды даванули пару бутылок, поговорили о жизни, и Тяга зауважал его настолько, что к закрытию бара орал:
– Кто на Серегу рыпнется – с говном смешаю!
И теперь доказал, что слов на ветер не бросает. Бил короткими, резкими ударами и улыбался глуповато, словно видел что-то забавное, но непонятное. Сидевшие за ближней к нему стороной стола, визжа и всхлипывая, утрамбовались в стену. На сопротивление не было и намека. Такую покорность Сергей видел у пленных душманов, когда их вели на расстрел. Те были безоружные против вооруженных, а эти...
