Владимир Колычев - Мы – одна бригада
– А вы чо, бараны, стоите? – заорал Губарь. – Цоб-цобе!
Он снова наезжал на них. Но уже как бы и не по беспределу. Игнат, Лева и Вилли отказывались пройти утвержденную блаткомитетом процедуру, и тем самым ставили себя вне закона. За это их ждало суровое наказание. Их могли жестоко избить, но это не самое страшное. Их могли опустить. Вот после этого хоть в петлю головой.
Смотрящий наблюдал за происходящим с кривой усмешкой. Вмешиваться он пока не собирался. Зато три блатаря из его свиты рвались в бой.
Игнат сделал подсчет – им троим придется драться против восьми блатарей. Он сделал и прогноз. Который был неутешительным. Шансов на победу у них нет никаких. Блатованные пацаны вооружены не только кулаками, у них и кастеты есть, и заточки. Да и дерутся они здорово, иначе им просто нельзя...
Игнат оглянулся назад, пожал плечами.
– Не вижу никаких баранов. Губарь, тебя чо, на галюны пробивает?
– Ты сейчас у меня сам гальюном станешь! – рыкнул меченый.
Смотрящий подал ему знак, и он первым шагнул в сторону Игната. Братва медленно и угрожающе двинулась за ним.
Лева не отступил перед опасностью.
Вилли встал в боевую стойку. Внешне он спокоен, но внутри все закипает от ярости.
И боевой дух Игната достиг самой высокой отметки. Пусть его бьют ногами и руками, пусть режут его заточками. Он будет драться до последнего. Остановить его сможет только смерть...
Губарь понял, что троица не отступит под натиском его своры. Что-то дрогнуло в его взгляде. Как будто боевая струнка в нем лопнула. Но он все же продолжал идти вперед. До столкновения оставались мгновения...
– Ша! – словно щелчок бича прозвучал чей-то резкий голос.
Братва в момент остановилась. Расступилась. Игнат увидел перед собой невысокого сутулого мужика с узким вытянутым лицом. Глубоко посаженные глаза, мощные надбровные дуги, тяжелый проницательный взгляд.
– Ты что ли, Бурлак? – Он смотрел на Игната исподлобья.
– Я.
– А это, значит, твои кенты? – взглядом показал он на Леву и Вилли.
– Кенты.
– Слухи тут до меня дошли, что вы на достойных людей с кулаками бросаетесь. Не хорошо... Шавро, а ну-ка, нарисуй ситуацию, как все было, – обратился он к смотрящему.
– Да беспредел был, Пятус, в натуре, беспредел... – закивал головой тот.
Игнат уже понял, с кем он имел честь разговаривать. Это был вор в законе Пятус, он же лагерный пахан.
– Губан этих чертей к себе позвал, за жизнь с ними перетереть хотел, да, – продолжал смотрящий. – А эти ни за хрен собачий на него налетели и давай метелить...
– А не свистишь ты, Шавро? – с укором посмотрел на него Пятус. – Слышал я, что Леший над сеансом куражился, бабу чью-то оскорблял... Было такое?
– Да чо было? Ничего не было! – блеснул своей фиксой Леший.
– Скворечник закрой, не с тобой базарят! – шикнул на него Пятус.
– Да я не знаю, – в раздумье пожал плечами Шавро. – Меня тогда не было. Я на больничке марафетил... Мне потом Губан все рассказал...
Пятус посмотрел на Игната.
– Чью Леший бабу обидел? Твою?
– Мою, – отозвался Вилли.
– Слышал я про твою девчонку, – ошарашил его Пятус.
– Слышали?! Откуда?
– А пока вы на киче парились, я коней по дорогам пустил. Насчет тебя, пацан, звонок был. Твоя баба на фарце попалась, а ты за нее подписался. На себя все взял... Слышишь, Леший, пацан из-за бабы своей срок на себя взял, а ты ее помоить вздумал. Он тебе что, пидор гнойный, чтобы ты его гноил? Ты его бабу форшманул, а он тебя за это спросил. И чем ты недоволен, а?
– Да кто они такие, а кто Леший? – скривился Шавро.
– Они вам показали, кто они такие, – ухмыльнулся вор. – И за бабу спросили, и за козлов, и за пидоров гнойных. Это честные фраера... А Бурлак – чисто наш пацан. Он два года, считай, на крытом сидел, за хатой смотрел. Было, Бурлак?
– Было дело, – кивнул Игнат. – Законник Завар за него подписался. Пишет, что Бурлак честный пацан, косяков за ним нет. Он же и смотрящим его поставил. Значит, доверяет пацану... Ты слышал, Шавро, Бурлак за хатой на закрытке смотрел. Это наш, воровской пацан. А твой Помбур козлом его назвал. Ты бы стал молчать, если бы тебя козлом назвали...
– За козла спрашивают, – соглашаясь, кивнул смотрящий. – Да и Леший метлой своей не в тему мел...
– Вот видишь, ты все правильно понимаешь. Зачем тогда на пацанов наехал?
– Так это, под раздачу не хотели.
– Значит, они не фуцаны, чтобы отгребать...
Фуцанами на воровском жаргоне назывались честно работающие осужденные. То бишь мужики...
– Ну не фуцаны, – пожал плечами смотрящий.
– Чо ты жмешься, Шавро? Нормальные пацаны к тебе заехали. Не надо их чморить...
– Ну не надо, так не надо...
– Все, хорош талы-талы разводить, а то, не ровен час, кандюки нагрянут. Давай, Шавро, гаси шухер и мужиков на место вертай...
Пятус кашлянул в кулак и, ни с кем не прощаясь, тяжелой походкой больного человека двинулся к выходу. Игнату показалось, что Шавро смотрит на пахана без особого почтения.
Смотрящий мог относиться к вору как угодно. Только слово его нарушить не мог. Поэтому Игната и его друзей оставил в покое. Но на свой берег не позвал. И братва бросала на них косые взгляды.
Мужиков вернули в койки. Блатные какое-то время о чем-то шептались между собой, затем тоже отвалили на боковую. В бараке установилась тишина. Но Игнату не спалось. И его друзьям тоже.
Игнат предложил выйти в курилку.
– Так нельзя же...
– Ну и хрена, что нельзя!
Он резко сорвался с койки, оделся. Лева и Вилли нехотя потянулись за ним. Дневальный попытался их остановить, но Игнат так глянул на него, что у того язык отнялся.
На улице было холодно. Но Игнат этого не замечал.
– Ты чо как с цепи сорвался? – спросил Лева.
Он обнял себя руками – согревался.
– Поговорить надо. Не хочу чужие уши греть.
– Ну можно было в умывальник зарулить.
– А это не нарушение режима.
– Не понял, а зачем его нарушать?
– А вот захотелось!.. Последняя струна во мне лопнула!
– Какая струна?
– А последняя струна, на которой держалось мое уважение к закону... Все, ничего не осталось!.. Ты, Лева, сам посуди. Из школы меня поганой метлой погнали, а за что, за то, что моего батю за мокруху посадили. Я уже тогда изгоем стал. Менты меня из отцовской хаты выгнали. По беспределу! Никому не было до меня дела. Никому!.. Мы с корешами вагон разбомбили, менты нас за это повязали. Тут в принципе, честная игра, я не спорю. Четыре года мне дали. И это я еще могу понять... Сюда на зону зарулил. И что началось, а? То, что с Губаном завязались, так это ладно, с кем не бывает. И то, что нас в кондей загнали, тоже понятно. Наказали так наказали. А вот чабана нашего, Шепелева, я не пойму. Он же знал, что Шавро своих псов на нас спустит. И что, бросил нас под паровоз, выживайте как хотите... Короче, может, кому-то и нравится жить по закону, а я думаю так – закон этот стопудово не про меня писан. Не вписываюсь я в этот закон. Вот и пинает меня мое родное государство в лице таких козлов, как Шепелев. Пинало, пинает и пинать будет. И если я не встану над этим законом, раздавит меня государство. Не сейчас, так потом, когда я на воле окажусь. Не примут меня люди...
Игнат жадно затянулся, отбросил в сторону «бычок». Властным движением руки осадил Леву, который хотел вставить слово. И продолжал:
– Не знаю, как вы, пацаны, а я завтра на работы не выйду... Я не хочу быть таким, как Губан. Но и мужиком быть не хочу... А ты, Лева, хочешь попадать под раздачу?
– Да я чо, лысый?
– А ты, Вилли?
– Да лучше сдохнуть стоя...
– То-то же, мы с вами не из той породы, чтобы на коленях жить... И еще один момент. Какого, спрашивается, хрена мы должны ишачить на государство, которое нас прокляло?..
– В киче сгноят, – Лева задумчиво почесал затылок.
– А это ты уж сам решай, идти за мной или нет?
– Братан, да куда ж я без тебя?
– Лева, это не разговор. Дело очень серьезное. Очень-очень. Если мы забиваем болт на работы, то должны стоять намертво. Если нас сломают, то даже мужики над нами смеяться будут. А про Губана я вообще не говорю. Еще и гноить начнет. А Пятус за нас больше не подпишется. Кто ж за фуфлыжников подписывается?..
– Пятус, странная какая-то кликуха, – заметил Вилли.
– Пятус, если по фене, это пять рублей, – объяснил Игнат. – Может, он когда-то по первой ходке пятерик у кого-то выиграл. Или еще что... Кликуха нормальная. А какие погремухи нам могут дать, если нас кум сломает... Чапланами какими-нибудь обзовут или чуханками... Лично я конкретно выпадаю в отрицалово. Это железно! И вам тоже советую. Пятус вас честными фраерами обозвал. Это уже круто. И пацанами он вас тоже называл. Это еще круче. Мы должны доказать, что мы на самом деле пацаны, а не мужики фуфловые. Чтобы Пятус нас реально признал, и чтобы братва к себе приняла. Тогда нормальная житуха будет. И вообще, лично мне воровская молитва улыбается. А от совкового закона меня тошнит... Ну так чо решили, браты?