Виктория Платова - Любовники в заснеженном саду
— А ты не за рулем? — запоздало поинтересовался он.
— Какое это имеет значение? Хоть бы и за рулем…
— Ну, выкладывай… Что произошло?
— Ничего…
— Да ладно, — Митенька видел Никиту насквозь. — Ты когда ко мне ночью заваливался в последний раз? Лет семь назад, да? Сообщить, что у тебя сын родился…
Это была правда. Когда родился Никита-младший, обезумевший от радости Никита ввалился к Левитасу среди ночи, с литровой бутылкой водки и двумя яблоками в кармане. А после они вдвоем сидели на крыше, лакали из горла бессмертную «Столичную», заедали ее яблоками и орали на весь обветренный Залив «Вальс-бостон».
Он совсем неплохо получался у них, «Вальс-бостон».
А потом Митенька перешел на жизнеутверждающий романс «Четвертые сутки пылают станицы», а Никита едва не свалился с крыши. Ведь у него родился сын, тут не только с крыши свалишься.
Сын. Сы-ын!…
— Прости, Кит, — Левитас крякнул и сам потянулся за водкой. И жахнул ее в полном молчании. И занюхал загривком присмиревшего Цыпы. — Прости…
— Ничего… Все в порядке…
— Так ты бросил свою змею? Нашел себе другую? Нежную и трепетную, для души?
— С чего ты взял?
— Так ведь мент — он и в нерабочее время мент, — осклабился Митенька.
И, перегнувшись через шаткий пластиковый стол, снял с Никитиной куртки длинный светлый волос. И принялся наматывать его на палец.
— Улики нужно уничтожать, друг мой Кит, — нараспев произнес он. — А то у тебя как в старом анекдоте получается… Она блондинка?
— Да какая блондинка?
— Да вот эта! — Митенька покрутил волос в руках. — Довольно жесткий, между прочим… Волос-то… Прям леска. Проволока. Ты смотри, как бы характер у нее не оказался таким же… Одной суки с тебя хватит, я думаю…
Единственной блондинкой в окружении Никиты можно было назвать покойную Мариночку, да и то с натяжкой. И при чем здесь волос, и откуда он вообще взялся на куртке? Ведь вплотную к Мариночке Никита не приближался, разве что — к Эке, но у Эки была короткая стрижка. Смоляные волосы с едва заметными нитями ранней седины… Впрочем, какое это имеет значение? Сейчас важно только то, что он увидел на Пятнадцатой линии..
— Я не убийца, — тихо произнес Никита, опрокидывая в себя очередную порцию водки.
— Все, больше ты не пьешь, — поморщился Левитас. — Довела тебя эта стерва… А я думал — ты успокоился уже… Так нет… Не виноват ты в том, что твой сын погиб… Не виноват! Ну сколько можно жрать себя, Кит? Сколько можно?…
Только теперь Никита понял, что пальцы его легонько трясутся, а позвоночник чуть слышно подрагивает, — это была запоздалая реакция на трупы, оставленные им в пустой квартиры. Запоздалая, еще не до конца осмысленная реакция, — только сейчас он это понял.
— Ее убили, — медленно произнес он.
— Кого?
— Мариночку…
— Какую Мариночку? Ты что несешь?
— Мариночку, — Никита с трудом протолкнул слова сквозь зубы. — Жену шефа.
— Корабельниковскую молодуху? — Левитас благодаря все еще продолжающимся посиделкам в бане на Крестовском и в кафе «Алеша» на Большом был в курсе всех Никитиных дел. — Да что за фигня?!
— Ее убили. Но я — не убийца… Я просто видел тело… Просто видел тело, вот и все..
Переложить ответственность на сухие милицейские плечи Митеньки — это и вправду было то, что нужно. Никита глухим и совершенно равнодушным голосом поведал Левитасу о том, что увидел в квартире; он ничего не забыл, включая бокал на краю ванной и кожаную жилетку на полу. Следом за жилеткой шла парочка по вызову, вот только о пакетах Никита распространяться не стал — вспомнил о тигровой орхидее. Закончив рассказ, он почувствовал странное облегчение, хотя и несколько подлого свойства, если задуматься: умыв руки, он заставил напрягаться старого дружка. Да еще в свободное от окаянной работы время.
— А ты того… Не преувеличиваешь? — осторожно спросил Митенька, когда Никита закусил кровавую историю водкой. В его устах это прозвучало как «Кончай заливать, козлище!».
— Можешь съездить и посмотреть, — у Никиты не было сил пререкаться.
— Та-ак… Значит, ты завернул в городскую квартиру босса и обнаружил там два трупа?
— Два голых трупа… Хозяйки и ее телохранительницы…
— Да-а… Баба-телохранительница — это, знаешь ли… Тухляк… И вообще — тухляк.
— Что именно?
— Да все, — в сердцах бросил Митенька. — Все, что ты мне рассказал — тухляк!
— Я сказал тебе правду.
— И что же ты не заявил?
— Заявляю. Вот тебе и заявляю. Ты же у нас сотрудник убойного… Тебе и карты в руки.
— А эти двое — тоже смотались?
— Да…
— Отзывчивые у нас граждане, ничего не скажешь… Загнить успеешь, пока почешутся.
— И что ты собираешься делать? — Вопрос был глупым, не менее глупым, чем поведение Никиты в квартире Kopaбeльникoffa.
— А ты?
— Поеду домой, к Инге… Устал…
— Слушай, Кит… Только честно… А у тебя с этой дамочкой… ну того… Ничего не было? Если было — тебе проще сказать об этом сейчас. Мне.
Если у Никиты что-то и было с семейством Корабельникоffых, то скорее с самим Окой Алексеевичем. Нежнейшее черно-белое «Я думаю, это начало большой дружбы». А смерть Мариночки была цветной. Темно-вишневой.
— Нет. Ничего не было…
— А у тех двоих? Что они делали в квартире?
— Понятия не имею… Скорее всего, приехали по вызову..
— По вызову? Оба?
— Ну да… Думаю, Мариночка решила развлечься .. Слегка.. В день своего рождения…
— Оригинально. И не отпустила телохранительницу?… Ладно, собирайся и двинем…
— Куда?
— Куда? На место, как ты утверждаешь, преступления… Если ты меня не накалываешь… А может, ты меня накалываешь? Решил пошутить, а? — безнадежным голосом спросил Левитас.
— Никуда я не поеду… Мне хватило… Через секунду жесткие пальцы Митеньки ухватили Никиту за хлипкий ворот.
— Поедешь, куда ты денешься… Я тебе покажу, как безнаказанно поднимать с кровати работника правоохранительных органов!…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЛЕНЧИК
Сентябрь 199… года
"…Мы сделали это.
В день рождения Динки, которого больше нет. И Динки больше нет. И меня. Но самое главное, — нет больше Ленчика.
Его нет — и это мы, мы сделали это!
Жаль, что об этом никто и никогда не узнает… Мертвые не могут убивать, говорит Динка, и с этой точки зрения преступление, которые мы совершили, можно считать идеальным. Но мертвые не могут никому и ничего рассказать. Они не могут выпустить книгу воспоминаний «Как мы убивали Ленчика».
Жаль.
Это был бы бестселлер, как сказал бы Ленчик.
Это был бы бестселлер, покруче того, который так и не вышел месяц назад, хотя должен был выйти. Ровно через два месяца после нашей с Динкой смерти, Ленчик и здесь подсуетился, он всегда был мобилен, как говорит Динка. Он наверняка начал писать свой бестселлер задолго до того, как нас нашли мертвыми. Голыми, мертвыми, обнявшимися — на смятых простынях. В доме у дурацкой дороги из Барсы в Сичес… «ТАИС: история славы и отчаяния», вот как называлась бы книга. Название придумал Ленчик, а сто тысяч ее экземпляров наверняка разлетелись бы за неделю. Пришлось бы печатать дополнительный тираж, Ленчик сам нам об этом говорил. Сам. В свой первый и единственный визит в Барселону, тогда он привез нас сюда, он почему-то вбил себе в голову, что Барса — лучшее место для сломанного позвоночника дуэта «Таис». «Барса кого угодно расшевелит, девчонки, — ворковал Ленчик. — Барса вернет вас к жизни, вот увидите, лучшего города я не знаю»…
Он пробыл с нами пару-тройку дней, а потом вернулся в Питер, оставив нас под присмотром Барсы. Он обещал вернуться недельки через две, но эти чертовы «две недели» растянулись на несколько месяцев. И все эти несколько месяцев он утешал нас по телефону: возможности приехать пока нет, вы же знаете, я пишу книгу о вас… Интерес у издателей колоссальный… А книга вернет вам сцену… Я думаю над новой концепцией «Таис». А концепция вернет вам сцену"… Потом возникли некоторые неприятности с нашими банковскими счетами, и об этом тоже сообщил нам Ленчик: «Вы же, знаете это налоговое зверье… Я должен разобраться… Разберусь и приеду… Осталось не так много денег? Подыщите гостиницу подешевле… Это временные трудности, девчонки, временные трудности… Пара недель — и я все улажу». Пара недель давно закончилась, черт…
Но надежда осталась. Во всяком случае — у меня. Разговор о книге всплыл внезапно, когда Ленчик конфисковал у меня дневники периода «Таис». И сказал, что посмотрит их, кое-что исправит, а некоторые куски вообще возьмет без изменений. Они и вправду потянут на дополнительный тираж. Я уже тогда знала это.. Я знала это еще до того, как финал бестселлера был дописан. Еще до того, как Динке пришла в голову гениальная идея убить Ленчика, жаль, что об этом не напишешь книгу… Все последние несколько месяцев Динка сидела на травках и запивала их дешевым испанским вином. И даже кололась — опять вперемешку с вином, ее последний парень расстарался. Как же его звали, этого парня? Эйсебио?… Нет, Эйсебио был у нее, когда мы еще жили в четырехзвездочном «Gran Derby». Красавчик Эйсебио, «мой чико» [1], как говорит Динка… Он нравился мне больше всего, настоящий испанец, прямо матадор, только быка не хватает… Потом был Хесус, ну да, во времена трех звезд в «Suizo»… Мануэль и Хавьер, эти отирались в «Cataluna»… А вот последний и посадил Динку на иглу, основательно, уже в гнусном «Del Mar», гнуснейшем… Вонь от порта и зоопарка, рыба вперемешку с шерстью, шерсть вперемешку с рыбой, и наш хреновый номер, где она трахалась с этим придурком.
