Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха
Седеющая голова, броское запоминающееся смуглое лицо с острыми спокойными глазами, насмешливые сухие губы, прямой тонкий нос и гладко выбритые щеки — таков был Денгизов.
Говорил он торопливо и четко, не позволяя ни себе, ни собеседнику ни на йоту уклоняться от дела. Дыбагов знал эту манеру Денгизова и поэтому на вопрос об Ивасьяне поспешил ответить как можно короче:
— Болеет. Жалуется на боли в ногах. Собирается лечь в больницу.
Денгизов наклонил голову.
— Так. А я сегодня же вас покину. К сожалению, иначе нельзя. Утром должен быть в Грозном.
— А как же Чохрак?.. У нас некому вести расследование…
— Есть.
— Кто?
— Шукаев. Что о нем скажете?
— Он прибыл к нам весной прошлого года и успел не плохо зарекомендовать себя. Но по убийствам не работал. К тому же…
— Что еще?
— С биографией у него…
— Конкретнее!
— Получено анонимное письмо, что он — сын коннозаводчика… Правда, эти сведения не подтвердились.
— Незачем тогда и говорить!
— Да, но… родной брат его жены…
— Зубер Нахов, — подхватил Денгизов, нетерпеливо постукивая пальцами по колену. — Он — обыкновенный уголовник. Мелкое воровство. Судим. При мне. Я тогда руководил областным управлением в Нальчике. Преступные связи Шукаева с шурином исключаются. Жунид — коммунист, отец его — член партии с двадцать первого года. Практику по окончании школы милиции Шукаев проходил в Темрюке. Преследуя крупного бандита, переплыл ночью озеро, хотя плавает прескверно. Схватил его. Награжден за это именным пистолетом Еще тогда я хотел взять Жунида к себе, но мой выезд в Дагестан помешал. Словом, за него я могу поручиться.
Денгизов нахохлился, досадуя, что разразился такой длинной речью.
— Тогда — другое дело. Спасибо за информацию, — сказал Дыбагов и позвонил, чтобы вызвали Шукаева, который два часа назад вернулся из района.
Денгизов молча разглядывал кабинет, обставленный, по его мнению, с излишней роскошью. Сам он этого не любил. Погладив ладонью гладкую коричневую кожу глубокого кресла, слегка усмехнулся.
— Вы надолго в Грозный? — спросил Дыбагов. Молчание начинало его тяготить.
— В Бай-Юрте убит председатель сельсовета. Пока местной милиции и прокуратуре ничего не удалось выяснить. Вот и еду.
— Разрешите? — показался на пороге Жунид.
— Да.
— Товарищ начальник управления, старший оперуполномоченный угрозыска Шукаев прибыл по вашему вызову!
— Садитесь, — кивнул ему Денгизов, показывая на кресло, стоявшее возле приставного столика.
Жунид сел.
— Шахим Алиханович уезжает, — заговорил Дыбагов. — Ивасьян болен. В связи с этим мы решили передать чохракское дело вам. Сейчас получите указания, к выполнению которых нужно отнестись со всей серьезностью. Вы меня поняли?
— Да. Позвольте мне говорить?
— Говорите, — вмешался Денгизов.
— Я готов взяться за это дело, если…
— Вот полюбуйтесь, — перебил Дыбагов, обращаясь к бибисту, — сейчас выставит свои требования. И так каждый раз..
— Дайте ему закончить, — поморщился Денгизов и повернулся к Жуниду: — Что означает ваше «если»?
— Я хотел только сказать, что в дознании по раскрытию такого преступления желательно непосредственное участие старшего следователя прокуратуры Охтенко. Он занимался бы процессуальным закреплением данных, а я вел бы оперативную работу. Следственные действия будут ее сковывать.
— Просьба заслуживает внимания! — Денгизов бросил взгляд на начальника управления.
— По предыдущему делу он уже просил об этом, — сказал Дыбагов. — Я говорил тогда с прокурором области. Он помог, а сейчас ничего не выйдет, Охтенко занят.
— В таком случае дайте помощника из числа оперативных сотрудников и освободите меня от текущих дел.
— Это в наших силах. Считайте вопрос решенным, — ответил Дыбагов.
— Еще что, Жунид? — спросил Денгизов. Шукаев помедлил.
— Было бы полезно, — сказал он, наконец, — предоставить мне возможность свободного передвижения и обеспечить право пользования силами и средствами периферийных органов милиции, чтобы в нужный момент организовать одновременную проверку версий и преследование грабителей, если возникнет такая необходимость.
— Я уже слышал кое-что о предложенной вами бригадной тактике, — улыбнулся Денгизов. — И считаю ее вполне рациональной. Что ж, требования, по-моему, скромные. Как считаете, Асхад Асламурзович?
— Да, конечно. Сделаем все, что он просит.
— Тогда с вашего разрешения, — обратился Денгизов к начальнику управления, — мы займемся с ним планом расследования…
— Разумеется. Мой кабинет к вашим услугам.
Жунид достал записную книжку.
Денгизов стал диктовать. Он медленно прохаживался по кабинету и говорил так быстро, что Жунид едва успевал записывать, удивляясь про себя четкости и логической законченности каждой из предложенных Денгизовым версий…
* * *Словом, Жунид получил «особое поручение». Так и сказал Дыбагов, еще раз вызвав его к себе в кабинет в конце рабочего для.
Говорил начальник управления довольно благосклонно и даже справился, как поживает Зулета, не трудно ли ей учиться. Она-таки поступила на первый курс медицинского училища. Внезапную перемену в отношении к нему Дыбагова Жунид не без оснований приписал визиту Шахима Денгизова. На вопросы Шукаев отвечал вежливо, но, не чувствуя особой искренности в словах своего собеседника, на откровенности не пускался.
Потом начальник управления вернулся к вопросу о деле и поинтересовался, кого бы Шукаев хотел иметь своим помощником.
— Дараева, — не задумываясь, ответил Жунид.
С Вадимом Акимовичем они сблизились за последнее время. И главную роль в этом сыграл не Жунид, который не слишком-то легко сходился с людьми, а сам Дараев. Ой сильно изменился. Иногда, правда, по-прежнему, петушился, принимая бравый вид, но бывало это довольно безобидно и не вызывало к нему антипатии. Зато между Дараевым и Ивасьяном пробежала черная кошка. Тигран Вартанович здоровался с ним сквозь зубы, небрежно кивнув, а иногда и не замечал вовсе.
Сам Дараев тоже чувствовал перемену в себе. Началось все с того памятного собрания. Он понимал, что не имеет никаких оснований обижаться на Шукаева за афипское дело. Кто же виноват, что нашелся человек, гораздо способнее и дальновиднее его самого? Однако еще долго при встречах со своим воображаемым соперником по службе Вадим Акимович испытывал ненавистное ему самому раздражение. Шукаев, как всегда, ничего не замечал, был по-прежнему приветлив и открыт нараспашку. И это сделало свое дело.
Как-то они разговорились. О прошлом, о себе, о своих семьях. Жунид умел слушать, а Дараев любил говорить.
Словом, они почти подружились. Теперь им предстояло вместе работать.
Вадим Акимович должен был возвратиться из Нальчика через два дня, и Жунид решил употребить это время на изучение всех обстоятельств налета на ферму, которые удалось выяснить Ивасьяну и Денгизову.
Он целыми часами не отрывался от бумаг, сидя за столом в своем кабинете, забывая о еде и отдыхе. Все отошло на второй план: и косые взгляды Ивасьяна, и предупредительная вежливость Дыбагова, и полное пренебрежение к нему со стороны Зулеты.
Жунид часто думал о том, что сыскная работа во многом сродни любому творчеству И чем меньше известно о преступлении, тем больше простора для творчества. Разница разве только в том, что в литературе и искусстве, например, вымысел основывается на ассоциациях, и чем точнее ассоциация, тем достовернее вымысел, а в сыске версия должна опираться на уже известные реальные факты, и чем красноречивее и весомее будут они, — тем вероятнее версия.
И в том, и в другом случае человек, действительно заинтересованный, испытывает прилив сил и энергии. Так всегда бывало с Жунидом. Но карманная кража, ограбление квартиры или магазина — это одно, а крупное дело, осложненное убийством, — другое.
И Жунид не поднимал головы от стола. За двое суток он испещрил свою записную книжку множеством заметок о вероятных путях следования бандитов, о предполагаемых орудиях и имуществе, которыми они должны были располагать, о количестве людей, которые без особого труда справились бы с похищенными лошадьми.
На полуметровом листе бумаги он начертил по наброску Денгизова схему района происшествия, хотя склонностью к рисованию никогда не отличался.
Некоторое время Жунид рассматривал рисунок, думая о том, что сторож Трам Лоов мог бы сидеть и поближе к конюшне, потом снова открыл записную книжку и написал вверху каждой следующей чистой страницы: «Когда?», «Где?», «При каких обстоятельствах?», «С какой целью?», «Каким способом?», «Что?» и «Кто?».
Первые шесть страничек наполовину заполнил, над последней посидел в задумчивости, не прикасаясь к перу, и, наконец, закрыл блокнот. Вопрос «Кто?» пока оставался без ответа.
