Данил Корецкий - Меч Немезиды
— Это действительно так, — кивнул президент США. — Те, кто не ощутил ужасающие последствия террора, не поддержат такого решения. А террористические и сочувствующие им режимы используют его как повод для политических спекуляций!
Председательствующий поднял руку:
— Что ж, на первом этапе мы можем ограничиться тем, что сами утвердим особый список. Он составлен нашими лучшими специалистами, которым можно полностью доверять. К тому же нам хорошо известны фигуранты этого списка. Более зловещих фигур современная история не знает! — И внимательно оглядев коллег, предложил: — Прошу голосовать!
Четыре руки поднялись одновременно. Испанский премьер чуть замешкался, но тоже поднял руку, обнажив накрахмаленный манжет и перламутровую запонку в тонкой золотой оправе.
В зале наступила тишина. Железные фигуры средневековых рыцарей опирались на свои некогда грозные мечи и узкими щелями полированных шлемов рассматривали пятерку глав государств, которые открыли новую страницу борьбы с мировым терроризмом. Руководители государств тоже понимали значимость принятого решения и молча осознавали, какие оно будет иметь последствия.
— Спасибо, господа! — слегка принужденно улыбнулся председательствующий. — Мы приняли поистине судьбоносное решение.
Главы государств поднялись, разминая ноги, прошлись по залу. Как обычно, по протоколу далее полагался фуршет. И как обычно, никто к нему не стремился: дома ждали дела, а недостатка в яствах и напитках нет даже на борту персонального самолета. Поэтому фуршет обычно носит формально-дипломатический характер.
Российский президент подошел к одному из рыцарей и осторожно высвободил огромный, почти в рост человека, двуручный меч. В Средние века им мог управляться далеко не всякий латник. Осмотревшись, чтобы никого не задеть, человек в строгом костюме ловко закрутил спадон над головой, как будто привык на поле боя опрокидывать шеренги неприятеля или ломать выставленные копья боевых фаланг.
Его коллеги, выстроившись полукругом на почтительном расстоянии, растерянно смотрели на необычное упражнение. Вряд ли кто-то смог бы его повторить.
— Мы забыли придумать название новому проекту, — будто скрывая за словами чувство некоторой ущербности, сказал американский президент. — Можно, правда, поручить это нашим экспертам…
— Зачем? — Гибкий жилистый человек поставил спадон на место и отряхнул ладони. — «Меч Немезиды», помоему, очень хорошее и емкое название.
Он произнес это по-немецки, потом повторил по-английски.
В ответ раздались аплодисменты. И непонятно было, чему они посвящены: удачному названию, лингвистическим способностям или физической форме и фехтовальной подготовке российского лидера.
— Прошу пройти в соседние апартаменты, господа, — пригласил хозяин, и двери в смежный зал сами собой открылись. Как и следовало ожидать, там был отлично сервированный стол, предлагающий гостям изыски французской кухни. Здесь были и устрицы с шампанским, и фуа-гра, и салаты с трюфелями, и голубь по-парижски…
А эксперт по борьбе с террором Роман Анатольевич — невысокий розовощекий человек с бородавкой на лице, в это время обедал в столовой Управления «Т», где тоже неплохо готовили, а главное недорого: овощной салат, борщ, котлета с рисом и кисель обходились всего в девяносто пять рублей. Вряд ли где-то в Москве, кроме, конечно, Госдумы, можно пообедать за такие деньги.
Через два часа гражданские самолеты один за другим взлетели с бетонки военного аэродрома. Внешнее оцепление сняли, со всех военных и гражданских служащих взяли подписки о неразглашении, после чего сотрудники контрразведки, не дожидаясь истечения восемнадцати часов, сложили с себя особые полномочия и вернули всю власть командиру базы. А к концу дня несколько истребителей провели плановые учебные полеты. Через месяц о странных событиях забыли.
Москва— Женя, ты бы поговорил с Ленкой. Меня она не слушает, я жужжу как муха, а она отмахивается…
Полковник Анисимов поморщился. Татьяна любила ставить проблемы тогда, когда нормальные люди не настроены обдумывать их решение. Сейчас, например, она подавала на стол дымящуюся тарелку наваристого борща. Черный крупно порезанный хлеб, блюдечко с чесноком и солью уже ждали своего часа. И мысли Анисимова объединяли все это в одно целое, он сглатывал слюну и нетерпеливо сжимал в руке ложку. Но в прошлый раз она заговорила о ремонте в квартире, когда они легли в постель с обоюдным намерением заняться любовью!
Нарочно она выбирает такие моменты, что ли?! Или у нее нет другого выхода — ведь он редко бывает дома, вот Татьяна и пользуется тем моментом, который считает удобным…
Анисимов старался быть объективным. Он любил жену, любил дочку… К тому же по характеру он был невозмутимым и спокойным, как слон в зоопарке. Но бывали ситуации, когда он превращался во взбесившегося, несущегося в яростную атаку слона. К счастью, домашние его таким никогда не видели.
— А что у Ленки? — спросил глава семейства, заедая обжигающий чеснок не менее обжигающим борщом. В принципе, эта еда требовала как минимум ста пятидесяти граммов водки. Но Анисимов не пил.
— Друзья эти… То один, то другой… Приходит под утро, по каким-то ночным клубам шастает. Знаешь, чем это кончается?
— Да знаю, знаю… Чего ж ты ее отпускаешь?
Глава семьи отломил кусок духовитого хлеба, прикрыв глаза, понюхал…
Бандюков в переполненном накануне Нового года универмаге было пятеро, переговоры шли четыре часа, психолог попался хороший, и по некоторым признакам можно было судить, что они деморализованы. Снайпера несколько секунд держали на прицеле троих. Надо было их валить и идти на штурм. Шансы на успех в этом случае достаточно высоки. И Анисимов готов был отдать команду. Но штаб такого решения не поддерживал.
— Вы гарантируете, что никто не пострадает? — спрашивал по рации генерал-лейтенант Тимофеев.
Таких гарантий, естественно, никто никогда не даст. И Анисимов в том числе.
— Значит, продолжайте переговоры, и никаких авантюр!
В результате главарь стал стрелять в заложников,
Анисимов отдал приказ на штурм, все бандюки были убиты. И три посетителя универмага тоже… Кто крайний?
— Да разве она меня слушает? — Жена села напротив, подперла кулачком щеку. — Я говорю, что собака лает…
— Я же ее ухажеров проверял, — с набитым ртом сказал Анисимов. — Нормальные характеристики, не судимы, учатся…
Татьяна тоже отломила кусочек хлеба и отправила его в рот. Она вообще мало ела. А сейчас выглядела явно озабоченной.
— Больно их много, ухажеров-то… Сейчас у всех нормальные характеристики. И все учатся. А я у нее какой-то порошок нашла…
— Какой порошок?!
Татьяна развела руками:
— Не знаю. Белый какой-то. Я его в унитаз выбросила.
Анисимов доел борщ уже без аппетита.
— А как у тебя дела? — задала дежурный вопрос супруга. Дела мужа были для нее так же далеки и неизвестны, как процессы на другой стороне Луны.
Хозяин дома пожал плечами. Лицо у него, как всегда, было невозмутимо.
— Да, в общем, нормально.
Служебное расследование закончилось неделю назад. Жертвы среди мирных граждан были признаны результатом тактически неграмотных действий полковника Анисимова. Если считать отстранение от должности нормальным ходом служебной деятельности, то он сказал жене правду.
Лена вернулась домой раньше обычного, одиннадцати еще не было. Заглянула в гостиную, где родители в напряженном молчании смотрели телевизор.
— О, папахен, и ты дома! Что-то в лесу сдохло…
И сразу проскользнула в свою комнату, даже не подошла чмокнуть в щеку. Татьяна выразительно посмотрела на супруга. Тот вздохнул, поднялся с дивана. Да, все правильно — от главы семейства вправе ждать решительных действий.
Он постучал в плотно прикрытую дверь, подождал, прислушиваясь к приглушенным звукам музыки. Потом вошел.
Лена переоделась в старый спортивный костюм, который еще весной собиралась выбрасывать из-за того, что он ей стал тесен. Сейчас костюм сидел на ней — не сидел даже, скорее висел, — свободно, как год-два назад, когда она только готовилась к поступлению в институт, день-деньской сидела за учебниками и вдобавок занималась с репетиторами. Но и тогда она выглядела гораздо лучше, чем сейчас. Полковника больно кольнуло в сердце — то ли жалость, то ли тревога.
— Устала? — сказал он, присаживаясь на неразобранный диван.
— Ничего, нормально.
— Мать беспокоится за тебя.
— Делать ей нечего.
— Я тоже беспокоюсь.
— И тебе нечего делать. Чего это вы такие беспокойные стали? Я тебя месяцами не видела и то не беспокоилась…
Вот и все. Анисимов не знал, что говорить дальше. Он боялся, что опять совершит «тактически неграмотные действия», из-за которых пострадают люди, в данном случае — родная, горячо любимая дочь.
