Виталий Еремин - Сукино болото
Коллектив одобрительно загалдел. Анна старалась не смотреть коллегам в глаза. Что там можно хорошего прочесть?
Она окончила журфак МГУ, практику проходила в известной столичной молодежке (там болтать о профессионализме было не принято), а потом еще четыре года отработала в этой газете, пока муж учился в академии. У нее школа. К тому же она не мелкая и беспокойная. А это часто важнее, чем владение пером.
После столичной молодежки ей трудно работалось везде.
К тому же она сегодня плохо себя чувствовала. Долго не могла заснуть, а под утро ей приснился нехороший сон. На ее глазах душили мальчика, а она ничего не могла сделать. У нее были связаны руки. Нет, это был не Максим, но все равно она старалась освободить руки. А когда освободилась, то было уже поздно… Проснулась в холодном поту…
Заработал вибратор мобильника. Это была Оля. Голос подруги срывался от волнения:
– Анечка, они Ваню убили, Томилина.
– Как убили? Кто – они?
– Приезжай в школу.
Школьный двор быстро наполняли ученики и зеваки. Анна протиснулась сквозь толпу.
На асфальте лежал Ваня Томилин. Никаких ранений, следов побоев, крови. Только неестественно вывернутая голова и чуть вывалившийся язык. Врач «скорой помощи» (это был Фархад) даже не пытался помочь пареньку. Только беспомощно развел руками.
В гнетущей тишине послышался переходящий в причитание женский крик:
– Какой ужас! Какой ужас!
Приехал Царьков. Пояснил, что был недалеко. Из милиции позвонили. Его обязаны извещать в таких случаях. Только почему до сих пор не видно самой милиции?
Олег Лещев стоял в толпе. Не мог подойти, не слушались ноги. Такого страха до дрожи во всем теле он еще не испытывал. Он понимал, что остался жив по чистой случайности. Он должен был пойти вместе с другом, но помешала Даша. Ее снова подхватил возле медучилища Царьков. Олег поехал за ними на мотоцикле. Он следил за своей девушкой и своим более удачливым соперником, понимая, что выглядит жалко и смешно. Если честно, он просто забыл, что должен был идти на встречу с наркополицейским. Это спасло ему жизнь.
Появился Булыкин. Он стоял над телом мальчика тяжело дыша, на щеках неестественный румянец.
Анна подошла:
– Никита, что с тобой? Давление?
Нашла Олю. Подруга сбегала в школу, принесла таблетку и воды.
Гоша Тыцких теснил толпу учеников и учителей за протянутую ленту.
Приехали Лещев, Шокин, прокурор города Иванов. Ланцева подошла к ним в тот момент, когда Шокин громко поинтересовался, почему нет Булыкина.
– У него давление скакнуло, – сообщила Ланцева.
– Давление? Ну-ну У нас, между прочим, запрещено работать гипертоникам, – пробасил Шокин.
Булыкин пришел в себя и обратился к начальнику:
– Надо осмотреть кусты на заднем дворе, товарищ полковник.
– Ты мне отдаешь распоряжение? – удивился Шокин.
Прокурор Иванов шепнул что-то своим сотрудникам. Те направились к кустам шиповника. Через минуту один из них опрометью прибежал обратно:
– Там еще одно тело. Макаров из Наркоконтроля.
Ланцева подошла к Булыкину:
– Что скажешь?
А что тут сказать? Никита знал о добровольных помощниках Макарова. Знал и о предстоящей встрече с Ваней. Поэтому сразу догадался, кого можно обнаружить в кустах на заднем дворе школы.
Флэшки в карманах Вани не нашли. Значит, он передал ее Макарову. Но и в карманах Макарова флэшки не было. Значит… Эх, Левка, Левка!
Все оказалось гораздо серьезнее, чем они предполагали до сих пор. Их не должна больше обманывать тишина в городе. Это зловещая тишина.
Что тут говорить? Они оба это понимали.
25 апреля 2006 года, вторник, после обедаГлаварь грифов на этот раз вел себя на допросе, как ненормальный. Часто кивал головой, одергивал на себе одежду, подмигивал присутствовавшим на допросе педагогам, шмыгал носом, щелкал языком, кашлял, чихал, икал, зевал, почесывался.
Косить под долбанутого Руслана научил Рулевой. Рулевой не был уверен, что Чеснок на этот раз правильно поведет себя на допросе. Одно дело участие, пусть и руководящее, в жестокой драке. И совсем другое дело соучастие в двойном убийстве. Правда, Макарова и Ваню убивал Пичугин, но Чеснок был рядом и существенно помог, обхватил Макарова сзади, лишил возможности защищаться, дал возможность Пичугину нанести свой смертельный удар.
– Может, психиатра позвать? – теряя терпение, спросил Никита.
Чеснок взгромоздился на спинку стула и начал изображать лихого наездника.
Если он раскручивал майора на вспышку, то это ему удалось. Булыкин ударом ноги вышиб из-под него стул. Еще мгновение, и он бы набросился на предводителя грифов. Вмешался Гоша. Одним прыжком он оказался рядом и сильным ударом отправил Чеснока на пол. После чего невозмутимо сунул в рот жвачку и снова сел за компьютер.
Чеснок поднялся, потирая ушибленную нижнюю челюсть.
– Убирайся! – прорычал Булыкин.
26 апреля 2006 года, среда, утроЛанцева с тяжелым сердцем шла к Томилиным. Она чувствовала себя виноватой. Все началось с ее предложения зайти в подвал. Если бы не она, все могло бы сложиться иначе и все были бы живы.
Анна взяла на себя организацию похорон Вани. Поехала на кладбище, Станислав Викторович попросил купить сразу четыре места.
Кладбище поразило Анну. Кругом полиэтиленовые бутылки, окурки, другой мусор. Целые горы мусора. Куда смотрит мэрия? Она позвонила Лещеву. Тот возмутился и сказал, что к завтрашнему дню все будет убрано. На другой день Ланцева снова приехала на кладбище. К горам мусора никто не прикасался.
Еще больше поразило ее родное учреждение. Вечером текст некролога, посвященного мальчику и наркополицейскому, стали показывать на фоне разухабистой музыки вместе с рекламными объявлениями. Анна позвонила в телестудию:
– Вы что там, с ума посходили? Отключите хотя бы музыку!
Коллеги ей в ответ:
– А что за реклама без музыкального сопровождения?
Анна позвонила Кодацкому. Тот даже не понял, что ее так возмущает.
26 апреля 2006 года, среда, после обедаДень похорон Вани и Макарова совпал с юбилеем Лещева. Николай Федорович готовился отпраздновать свое пятидесятилетие с размахом. Местные предприниматели продавали водку с его портретом на этикетках. Готовились серьезные подношения. Время от времени Лещева пробирала дрожь возбуждения. Он страсть как любил получать подарки, не обязательно материального свойства. В прошлом году Царьков купил ему звание «Лучший менеджер года». А сейчас собирался преподнести удостоверение члена-корреспондента какой-то академии.
– Отец, отмени свой юбилей или перенеси хотя бы на неделю, – просил Олег.
Николай Федорович даже слушать не хотел. Кто передвигает дни рождения?
– Папа, никто к тебе не придет! – горячился Олег.
Ага, не придут. Желающих засвидетельствовать мэру свое уважение набралось человек триста. Такую ораву не мог вместить ни один ресторан. Решили накрыть столы в новом спортивном комплексе. Тоже не совсем удобно. Но где еще? Негде!
– Но я, папа, точно не приду.
Лещев отреагировал бурно. Как это – сын не придет? Что скажут люди?
– Не позорь меня, Олег!
– Это ты себя, отец, не позорь! Мы уже не можем смотреть друг другу в глаза. Скажешь, нет?
Снова сын читал нотацию, а он, отец, вынужден был выслушивать. Вообще-то, Лещеву полагалось иметь блудного сына. А получилось, что сын нормальный парень, а блудный он, отец.
Но Лещев надеялся, нет, был уверен, что разногласия с сыном – дело временное. Возраст такой. Год-другой, и характер войдет в берега.
– Не хочешь ты хорошо жить, – с горечью произнес Лещев.
– Ошибаешься, отец. Я как раз хочу хорошо жить, – запальчиво отвечал Олег.
26 апреля 2006 года, среда, вечерУзнав о смерти Вани Томилина из вечерних новостей, Радаев почувствовал то, что обычно чувствовал, когда очень сильно злился. В голову словно ударила молния. Кому стал неугоден этот светлый, чистый паренек? У какой твари поднялась на него рука?
Убийцу, скорее всего, не найдут. А если и найдут, то максимум, что он получит, это пожизненное заключение. Несправедливо, или, как говорят на зоне, подляк. Радаев читал в Ветхом Завете, что «убийцу должно предать смерти». «Если кто убьет человека, то убийцу должно убить». Прочтя первый раз эти слова, Павел тут же примерил их на себя, потому что часто думал, что и от его руки, вполне вероятно, кто-то погиб. Примерил и согласился – если он виноват, то тоже достоин смерти.
В тот вечер он долго ходил вокруг барака. Пытался успокоиться и – не мог. Ваня Томилин, каким он знал его семь лет назад, стоял перед глазами. Павел представил, что происходит сейчас в семье Томилиных – кошмар, крушение жизни. «Анна права, мне нужно освободиться», – неожиданно для самого себя подумал он.
Отвращение к зоне он ощущал физически, каждой клеткой, каждой фиброй. Сюда он больше не вернется. Это была не клятва самому себе. Это было что-то большее, чем клятва. Но он найдет убийцу со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как для убийцы, так и для него самого.
