Нэнси Пикард - Потерянная невинность
Быть может, такая каша в голове только у нее, а все остальные гораздо отчетливее представляют себе картину того трагического времени?
Это многое бы объясняло, и все же…
Ей было не по себе, хотя она сама не понимала причин своего беспокойства.
Эбби казалось, что туман, окружавший ее на кладбище, последовал за ней домой. Она покачала головой и подошла к кофейнику, чтобы заварить свежий кофе для Патрика.
Она встречалась с Патриком уже три месяца. Ему потребовалось почти столько же, чтобы убедить ее куда-нибудь с ним сходить. Ей казалось, что если бы в городе был хоть один свободный и презентабельный мужчина, то она ни за что не согласилась бы иметь дело с Патриком. Их связь не одобрял даже его брат. Патрик не нравился ее подругам. Но что ей оставалось делать? Переехать в большой город, где мужчин гораздо больше, чем в Смолл-Плейнс? Сидеть всю жизнь дома?
Зато Патрик умел ее рассмешить.
Внезапно Эбби бросилась в спальню и распахнула дверь ванной комнаты.
— Патрик! Ты сказал, что хочешь на мне жениться. Ты меня любишь?
— Полюблю! — завопил он, перекрикивая шум льющейся воды.
«Вот!» — подумала она. Вот такие мелочи и заставляли ее улыбаться и качать головой, прощая ему все остальное. По крайней мере, он был по-своему честен. Или, возможно, было бы правильнее сказать «прямолинеен». Возмутительно прямолинеен. И еще он был очень хорош собой, опять-таки — на свой грубоватый манер. И в постели хорош. Этого тоже нельзя было сбрасывать со счетов. А иногда с ним было просто весело, и они дурачились и хохотали, как подростки. Но выйти замуж за Патрика Шелленбергера, имеющего репутацию бешеного и непредсказуемого человека… Эбби сомневалась, что ему удастся измениться коренным образом.
Если она решится на такую глупость, Рекс ее убьет. Неужели у нее совсем не осталось выбора?
— Почему ты хочешь реабилитироваться в глазах общественности, Патрик? — снова крикнула она. — Зачем тебе это?
Вместо ответа Патрик начал во весь голос распевать какую-то песенку.
* * *Когда он вернулся в кухню, от него пахло шампунем и чистотой, несмотря на то что пришлось надеть вчерашнюю одежду.
— Насчет того, что в ту ночь я был дома… — заговорил он, принимая из рук Эбби чашку кофе. — Ну, тогда, когда мы нашли девушку… Ты давно об этом знаешь?
— Не помню, — уклонилась от ответа Эбби и пожала плечами.
— Кто еще об этом знает?
— Понятия не имею.
— Не надо об этом распространяться, ладно?
— Почему об этом никто не должен знать?
Он обаятельно улыбнулся.
— Потому что ваш покорный слуга тогда только что вылетел из Канзасского университета. Поэтому я и был дома.
— Я не знала, что ты вылетал из университета.
— Вот именно. — Он снова улыбнулся. — Родителям было за меня стыдно. Отец меня чуть не убил. Да я и сам был от себя не в восторге. Все должны были думать, что я бросил университет, потому что мне там не понравилось.
— Ну ладно, за меня можешь быть спокоен, — кивнула Эбби. — На моих устах печать молчания.
Он прижался ртом к ее губам.
— Вот теперь это действительно так, — прошептал он и, отстранившись, уселся на кухонный стул, чтобы закончить одеваться.
Он дотянулся до одного из своих сапог и начал его натягивать.
— Черт побери!
Эбби развернулась к нему от столика у раковины, на котором резала фрукты.
— Что случилось?
Патрик размахивал правым сапогом.
— Они снова это сделали! Твои чертовы птицы опять нагадили сюда! — На его лице была такая ярость, что Эбби показалось: он вот-вот свернет кому-то шею. Или ей, или птицам. — Ты только посмотри на это!
Он развернул сапог так, чтобы Эбби увидела стекающую по подкладке белую струйку. Было ясно, что кто-то сел на голенище и опорожнился.
— Ох, Патрик, мне очень жаль! — с трудом сдерживая смех, воскликнула Эбби.
— Это не смешно, черт возьми! Твои птицы меня ненавидят, Эбби.
Это было настолько очевидно, что Эбби даже не пыталась ничего отрицать. Все три попугая ненавидели и презирали Патрика. При его появлении они неизменно поднимали крик. Если он по неосторожности подходил слишком близко к клетке, они пытались его ущипнуть. И при каждом удобном случае гадили на его вещи.
— Все! — мрачно глядя на Эбби, заявил Патрик. — Я больше не собираюсь этого терпеть.
— Да брось ты, Патрик! Эти сапоги видели коровьего дерьма больше, чем любое стойло. Дай сюда. Я все вытру.
Он вручил ей сапог, и она вытерла его бумажными полотенцами. Натягивая его на ногу, Патрик пробормотал:
— Тебе придется расстаться с этими птицами.
— Что?
— То, что слышала, Эбби. Выбирай: они или я.
— Ах, вот так! — Она прищурилась. — Проваливай отсюда! И смотри не споткнись, когда будешь бежать к выходу, — подражая его зловещему тону, добавила Эбби.
— Я их когда-нибудь придушу.
Он не шутил, и она не засмеялась. Это был совсем другой Патрик. И этот Патрик ей никогда не нравился. Она помнила его как противного и злого старшего брата Рекса, который постоянно ее дразнил, часто доводя до слез. Время от времени этот Патрик выглядывал наружу, и в такие моменты она его терпеть не могла. Более того, она его боялась. Боялась точно так же, как и тогда, когда ей было шесть, а ему десять, и еще много лет спустя. Тот Патрик исчез, сменившись гораздо более приятным типом, и лишь изредка напоминал о себе. Но Эбби знала, что он ненавидит птиц так же сильно, как и они его.
— Если ты к ним прикоснешься, — угрожающим тоном негромко сказала она, — я обеспечу место в клетке тебе.
Он сверкнул на нее глазами, схватил сапоги и выскочил на веранду. Проходя мимо большой, накрытой покрывалом клетки, в которую Эбби на ночь закрывала своих любимцев, он злобно пробормотал:
— Жареный цыпленок! Курица по-охотничьи! Утка под апельсиновым соусом!
Наружная дверь громко хлопнула, и все стихло.
Эбби снова не удержалась от смеха. «Утка под апельсиновым соусом!» Такое мог брякнуть только Патрик.
Она отлично видела, что под тонкой пленкой цивилизованности в Патрике бушует и рвется наружу агрессия. Еще в юности он несколько раз побывал в участке за драку после злоупотребления пивом. Если бы он не был сыном шерифа, последствия могли бы быть гораздо более серьезными. Сколько она себя помнила, Патрик всегда был несдержан и вспыльчив. Но когда он произносил что-нибудь вроде «курицы по-охотничьи», прекрасно понимая, что этим рассмешит Эбби, его трудно было воспринимать всерьез.
Она выскочила на веранду, а затем на крыльцо, чувствуя, как к босым ступням прилипает рассыпанный по полу птичий корм.
— Патрик! — закричала она в его удаляющуюся спину. — Не забудь привезти сено.
Патрик не обернулся, но поднял руку, показывая, что он ее услышал.
Эбби подождала. Убедившись, что он не показал заодно средний палец, она расценила этот жест как «хорошо» и, улыбаясь, вернулась в дом.
* * *Из-под покрывала уже раздавались хриплые крики.
Эбби сняла покрывало с клетки и ласково поздоровалась со своими птицами — Джей Ди, Лави и Грейси. Два попугая поменьше появились в ее питомнике через много лет после того, как она украла с веранды Ньюкистов клетку с большим красным южноамериканским попугаем. Ее клиенты таяли при виде этих прекрасных птиц и часто подбегали к веранде, чтобы постучать по сеткам, в теплую погоду заменяющим стекла, и поболтать с умными и красивыми созданиями.
— Быстро признавайтесь, кто из вас нагадил в сапог Патрика!
— Привет! — ответила Грейси, пустив в ход свое единственное слово.
Все трое взобрались к ней на руки и на плечи, чтобы прокатиться в кухню, где их ожидал завтрак. Подойдя к столу, Эбби увидела, что в спешке Патрик забыл у нее свои солнцезащитные очки. Дорога к ранчо Шелленбергеров вела на восток, и это означало, что Патрику придется щуриться, чтобы разглядеть шоссе, защищая глаза от восходящего солнца. «Ох и зол же он будет!» — подумала Эбби.
— Так ему и надо! — сообщила она птицам. — В следующий раз не будет говорить о вас всякие гадости.
Раскладывая фрукты и орехи по мисочкам и поглощая все это наравне с попугаями, Эбби пожаловалась:
— Знаете, что мне сказал этот псих? В это трудно поверить, но он заявил, что я должна выйти за него замуж, потому что больше никому не нужна!
Она отнесла птиц и мисочки обратно на веранду, которую каждую весну с помощью тропических растений из теплицы, а также подвешенных к жердочкам зеркал и игрушек превращала в вольер для птиц.
— В следующий раз, — обратилась она к птицам, — цельтесь в оба сапога.
Глава 12
День поминовения. Кто только не возвращается домой в этот праздник…
Вот о чем думал Митч Ньюкист, одной рукой удерживая шланг бензоколонки, а другой опираясь на свой «сааб». Слушая шум льющегося в бак бензина, он смотрел на дорожный указатель неподалеку и пытался понять, как ему лучше поступить. Ехать? Не ехать?
